Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Пиво.

— А как же тогда на юге? Вино ведь южный напиток, а на юге жара?

Настроение падает. Лев Сидорович берет бутылку и наливает: ему полстакана, себе четверть, а Ляле не наливает.

— Ляля у нас будет работать.

— Ты ведь не хотел пить. — Ляля многозначительно смотрит на мужа.

Лев Сидорович опускает поседевшую голову. Потом поднимает и нарочито бодро:

— С Васей-то можно, — говорит.

— Сдержал свое слово! — На лице Ляли презрительная усмешка.

Лев Сидорович ей что-то отвечает прежним тоном, но Вася уже не слышит. Он ушел в себя. Муж и жена выясняют отношения, забыв о нем. Он чувствует себя лишним и все больше и больше сердится на себя.

— Пойду искупаюсь. — Ляля собирается. За стеной бежит вода.

Вася разворачивает плечи и поудобнее садится. Лев Сидорович, наклонив голову набок, смотрит на недопитый стакан и вертит его.

— Я показал твои работы в журнале. Не решились.

— Да, я понимаю… — спешит Вася показать, что понимает. — Я бесталанен, — и сразу же сникает от сказанной глупости, он ждет, что Лев улыбнется его наивности, категорической его самооценке. Но Лев, наоборот, становится серьезен.

— Талантлив-то ты чертовски талантлив. Ему легче.

— Мне не хватает мастерства.

— Мастерство сразу не приходит. Это ясно всем. Для начинающего твои работы даже неплохо исполнены.

— Тогда комплексы мои? — нерешительно пытается сообразить он.

— Господи, у кого их нет!

— Но мои — слишком. Они и в авторском взгляде — я догадываюсь. Мне еще не удается быть объективным, не поднялся я еще над собой…

— Да, может быть, это тоже. Но это, пожалуй, пройдет. Не в этом суть… — Лев Сидорович молчит и вдруг спрашивает. — Тебя очень занимает форма?

— Разве нельзя искать, экспериментировать?

— Можно, но ты слишком увлекаешься. Потом, ты описываешь действительность такой, какая она есть. Не надо идти прямо от жизни, совсем не считаясь с накопленным опытом художественного освоения действительности, традициями.

— Я хочу найти новый язык воздействия, хочу полнее показать реалии жизни.

— Ты не думаешь, что это может принести вред?

— Я уверен, что это принесет пользу. Оторвитесь вы от книг, взгляните на жизнь смелее! Надо раскрывать суть происходящего. Молодежи противны полуправдивые книги, благостность, пассивность, инертность, осторожность! Такие книги только дискредитируют высокие мысли.

— Не слишком ли дерзко, самонадеянно с твоей стороны? Не забывай, что тебе еще дебютировать. Для первой публикации это не годится. Тебе надо пока завоевать право писать, высказываться.

— А если я не могу уже иначе?

— Тогда печататься не будешь.

Вася хватает бутылку, наливает полный стакан и опрокидывает залпом.

— Мне надо печататься, Лев Сидорович, я не могу больше находиться в неопределенности. Сколько можно! Потому я и зациклился на своих душевных болячках. Чтобы перерасти себя, мне надо хотя бы слегка утвердиться в литературе, чтоб жизнь не казалась такой безысходной, тогда и в рассказах будет свет. Я всю жизнь хотел стать писателем, шел к этой цели, и до сих пор им не стал, и ничему другому не научился. Близким не могу доказать, что я не пустозвон, не неудачник. Мне уже не верят, смеются надо мной. Я сам уже стал сомневаться в себе, мнительным стал. Столько лет тычусь в редакции — какая-то глухая стена, никак не пробиться…

Его прорвало.

— Вы же что-то значите там, Лев Сидорович.

— Ну, полно тебе, что-нибудь придумаем…

Гуденье в ванной прекращается. Вася успокаивается. Лев крутит стакан с вином, так и недопитым. Выходит Ляля, размягченная, раскрасневшаяся, в купальном халате, голова обмотана полотенцем.

— А Ляля в чалме! — радостно сообщает Лев, как мальчик. — Хорошо искупалась?

— Ага-а! — отвечает Ляля.

— Выпейте вина, — предлагает Вася.

— Нет, я молочка…

Ляля и Лев разговаривают между собой, забыв о госте.

— Ты будешь работать?

— Да. Надо сделать до завтра.

— Статью?

— Ну да, Березин уже ждет.

— И я запустила монографию.

Вася слышит их разговор, понимает намек, если это намек, но не может встать и уйти.

Звонит телефон. Ляля уже направилась, но Лев Сидорович по-юношески опережает ее и бежит в другую комнату поднять трубку.

— О-о, у вас телефон? — говорит Вася обрадованно, когда он вернулся.

— Да, — отвечает Лев, как о незначительном.

— Жаль, я не знал, предупредил бы. Можно записать номер?

— Конечно, — но Лев не диктует, хотя заметил, как гость полез в карман за записной книжкой.

«Наверное, после скажет», — думает Вася и прячет обратно книжку.

Ляля появляется в очках, с раскрытой книгой, так внезапно посерьезневшая — не узнать. Лицо сосредоточенное, чистое, ясное, углубленное в какую-то проблему, холодное, словно снег с лица идет. Выходит. Вновь появляется. С другой книгой.

Мужчины внимательно следят за ней.

— Давай перейдем в кабинет, — Лев хватает бутылку. Вася несет свой стакан.

Кабинет разделен боковым книжным шкафом. За шкафом — тахта и журнальный столик. У окна, с двух сторон зажатый книжными полками, письменный стол. На нем портативная машинка «Эрика». Два кресла. Сбоку пианино, как и положено в хороших домах. На полках книги в переплетах и толстые папки. На папках название содержимого, срок и место написания.

— Здорово! Вам, наверное, здесь отлично работается?

— Плохо работается.

— Как? Мне бы хоть закуток с такими книгами! Я бы с утра до вечера не вылезал оттуда.

Входит Ляля. С тем же умным видом. Встает у стеллажей. Ищет нужную книгу. Чего ее искать! Очки придают ей ученый вид. Ляля уходит. Слышится хлопанье входных дверей. Вася вздрагивает. Ерзает.

— Я не отнимаю у вас время? — вежливо осведомляется он.

— Сиди! — сурово отвечает Лев. — У меня еще есть время, — добавляет чуть мягче.

— У меня еще есть бутылка, — Вася направляется в коридор, за свертком.

На тумбочке, там, где он оставил, свертка не видно. Он ищет по сторонам. Кто-то переставил сверток на пол, рядом с мусорным ведром. Видимо, Ляля. Причем сверток явно приобрел форму бутылки. Вася вскрывает пробку и возвращается обратно.

— Ты еще хочешь? — спрашивает Лев.

— Вы не будете?

— Нет, мне уже достаточно.

Вася наливает себе полный стакан и опустошает, потом еще наливает, словно выплескивает воду на огонь. Лев задумчиво вертит свой недопитый стакан. Васе обидно за свое вино.

— Вам противно пить дешевое вино? — глаза Васи сузились.

— Отчего же? Просто не идет.

— Забыли, как одеколон пили?

В глазах Льва мелькает любопытство.

— Ну, скажем, одеколон я никогда не пил. Это, брат, ты загнул.

— Мне пришло в голову, я и сказал. Мое правило — говорить то, что думаешь. Я никогда не буду лицемерить!

— Ну-ну!

— Вы же знаете, что все равно надо пить, хочется не хочется, раз пришли к вам с эт-тими бу-бу-тылками, ин-н-наче…

— Полно тебе, мне просто не хочется пить.

— Я же к вам чистосердечно зашел. После долгого перерыва. Даже сам оттягивал.

— Ну и хорошо, мы рады.

— Вы не рады. Я людей чувствую, у меня чутье. Вам жена запретила. Возможно, вам надо было работать. Я что, не понимаю? Но вы прямо не сказали: заходи в другой раз, а все намеками…

— Раз ты это понял, мог бы и уйти, — говорит иронично Лев.

— Мог бы. — Вася обмякает. — Но не встал вовремя, все сидел. Приятно было, соскучился по разговорам, я ведь прямо со стройки, а там не поговоришь на таком уровне.

— Чего уж теперь.

— Потому и злюсь, злюсь на себя, а срываю на вас. В это время послышалось, как во двор въезжает машина: смех, шум голосов, среди них детский. Лев и Вася встают и подходят к распахнутому окну. Лев приветствует тех, кто во дворе.

В комнату влетает девочка лет пяти-шести.

— Дядя Вася приехал! — Она бросается к Васе.

— Ксюша! — Вася обнимает девочку и сажает ее на колени.

— Почему тебя так долго не было?

4
{"b":"574402","o":1}