Тут я испивал и насытился сполна. Чувство времени и пространства, чувство скорлупы, в которую я был замкнут, исчезло. В каждой желанной роли я побывал вечность.

Даже потом, когда я очнулся, весь потный, и вместе с потом вышла болезнь, улетучились видения, я встал и набрал снега, вскипятил чай, а потом оставил свою чудо-крышу, сказав: теперь я испытал, теперь можно вернуться домой и жить дальше, и никогда больше не делать подобных глупостей, а жить не ради собственного счастья, потому как это и есть самое настоящее несчастье, — и вернулся на электричке домой, к ней, обрадовавшейся, — и тогда то испытанное, увиденное не растворилось, как обычный сон, а врезалось в память сильнее, чем любой из прожитых мною дней.