Влажная. Мокрая даже. Раскрытая перед ним. С ума сойти. Ровные круговые движения срывают с губ писательницы один за одним возгласы.
Резко мысль девушке в голову приходит: «А чего я, собственно, не отбиваюсь, это же практически изнасилование?». Обжигает раскаленной стрелой. Вынуждает своей внезапностью дернуться. Видимо, проснулась девушка окончательно.
— Питч, — отталкивает легонько, надеется на его здравомыслие. А в груди мерзотно ворочается страх. Ну он же должен понять! Но он не понимает, не останавливается и толчки в его сторону становятся все настойчивей, тихие просьбы перерастают в недовольные крики-упреки. Мужчина оставляет у Ирмы на плече болючий укус и недовольно переворачивает «тело» на живот. Чтобы возмущалось меньше.
— Кромешник, не на-ах! — она не договаривает, дергается от резкого вторжения в тело. Не больно, только больше хочется и тянет. Но когда сказочница была безрассудной и плюющей на доводы разума? Всегда так-то, но сегодня нельзя, нужно думать, ограничивать себя даже в таком необходимом.
— Ты же хочешь, — выдыхает он на ухо между толчками. Девушка сжимает в кулаках скомканный пододеяльник, зажимая его в зубах, чтобы давить стоны время от времени.
— Нет, — и это стон. Тот самый, который она так и не сдержала.
Боги, как же…
Она узкая, а он резкий, у обоих эти чувства давно забыты и так закостенелы, что будто и не были никогда.
Пальцы Питча оставляют после себя красные отпечатки, которые потом посинеют — так сильно он стискивает ее бока, вколачиваясь в вяло уже сопротивляющееся тело с приглушенным рычанием. До пятен цветастых перед глазами.
У девушки сладко и нарастает. Тянет и удовольствие по геометрической прогрессии, но не покидает ощущение, что ее насилуют. Терзает оно, но туман в голове.
Выходит, оставляя после неприятную пустоту, а потом рывком входит, быстро двигая тазом. На белой коже бисеринки пота, а чернющие волосы к вискам липнут и по лбу бьют от быстрого темпа.
Ирма уже не стонет, только дышит ртом прерывисто и шумно, потому что иначе никак.
— Питч, — шепчет она, закрывая глаза, будто в последний раз. Оргазм накрывает резко и волной, что все мышцы напрягаются до боли сладкой и дергает судорожно. Мычит сдавленно, задушено. Сжимает внутри мужчину и его пальцы плотней, почти до хруста чужих костей смыкаются. Одна отпускает, погодя, вторая остается. Он спускает, вздрагивая всем телом от странных мурашек и улетая разумом куда-то далеко, рядом с писательницей, оставляет благодарный и почти оскорбительный поцелуй на макушке у не двигающейся девушки и исчезает тенью.
Ночное светило стыдливо скрыто за хмурыми облаками уже давно, только выглядывает периодически, проверяя закончилось ли это все. Луноликому нужно теперь чуть больше времени, чтобы определить, какую роль займет эта девушка в мире Хранителей.
