Я не сдержала улыбки. Караульный ничего не сказал, выкинул окурок, сверкнувший в темени рыжим огоньком, и тяжело вздохнул.
- Но как бы там ни было, я обязан проверить тебя, - буркнул мужчина, почесав подбородок.
Он въедливо смотрел на меня, пока я растерянно переминалась с ноги на ногу. Опять двадцать пять. Ну, теперь-то что ещё?
- И в чём заключается проверка? – пожав плечами, спросила я.
- Вытяни руки.
На несколько секунд я тупо застыла на месте, не понимая, зачем мне сейчас вытягивать руки. Я попыталась подавить быстро нашедший на меня приступ удушающего волнения. Вообще-то я рассчитывала, что караульный захочет осмотреть мой рюкзак на предмет чего-нибудь опасного, но, как оказалось, ошиблась…
- Ну? - сверкнув глазами, рявкнул караульный.
Я резко вскинула руки, вытянув их перед собой. Ослабевшие пальцы подрагивали и казались белыми в ночной темени. Некоторое время мужчина молча смотрел на кисти моих рук.
- Хорошо, - отозвался он, а я нахмурилась. И что это было?
- Жетоны-то хоть есть у тебя? - спросил часовой, насупившись.
- Э… - опешила я, пытаясь сообразить, что он имеет в виду. - Жетоны?…
Мужчина на секунду закатил глаза.
- Метрошные жетоны, - прохрипел он, но сразу же отмахнулся. - Ясно. Денег у тебя нет.
- А, - почесав висок, рассеяно отозвалась я. - Нет, денег нет…
Я почувствовала себя круглой идиоткой. Как можно было забыть, что уже двадцать один год деньгами на мёртвых землях считались жетоны Московского метрополитена. Ну, Маша!…
- Тогда так, - сказал часовой, указав большим пальцем себе за спину. - Когда окажешься за воротами, иди по основной улице через весь город, до самого конца. Там будет приют. «Уголок у очага» называется. Короче, местный бомжатник. Приют бесплатный только для наших бездомных, но только что прибывшим нуждающимся они дают койку на одну ночь, могут со скрипом даже на две дать, правда, только если места есть. Там они тебе и жрачку бесплатную дадут, если лишняя есть у них. - Караульный едва заметно пожал крепкими плечами. - В городе есть врач, торговцы, если надо. Мартина из приюта подскажет тебе что и где. По поводу денег… то есть жетонов. Мой тебе совет: поутру продай всё, что сможешь продать в местных магазинах. Без жетонов тебе придется туго.
- Поняла, - пролепетала я, пытаясь осознать, отложилось ли в моей голове хоть что-нибудь из услышанного в эту минуту. - Благодарю за помощь…
Взгляд караульного вдруг похолодел.
- И главное, деточка, я тебе очень не советую близко подходить к Майорану и его клубу. Лучше вообще обходи стороной западную часть города. - Мужчина коротко кивнул в сторону ворот. - А теперь всё. Бывай.
Не медля, я подошла к маленькой калитке, с правого края врезанной в городские ворота. Обернувшись, я кинула взгляд на отдыхающий под покровом ночи лес, затем схватилась за ржавую ручку и толкнула дверь.
***
Оказавшись в Тверском, я тут же попала в его плен: в плен необыкновенного и неизведанного мной уголка целого мира, живущего своей жизнью. Тверской был первым маленьким городом-миром, в котором я побывала после всех лет, проведенных в стенах Адвеги. Конечно же, я не могла сравнивать его с моей родной Москвой – живой и великолепной, всё-таки Тверской был куда меньше и мрачнее, но определенно он был особенным по-своему.
Я шла по широкой улице, по дороге кое-как присыпанной щебенкой. Город был наполнен запахами мокрых псин, стоковых вод, металла, гнили. Иногда откуда-то веяло сухой травой, плесенью и жареным мясом. От запаха еды меня немного шатало: уж слишком давно я ничего не ела. А сколько огней сверкало перед глазами: окна, старые лампы, фонарики…
Район старых бараков и самодельных построек, куда я направлялась, начинался ближе к городским окраинам, где у самых стен были распаханы небольшие поля-огороды, и где, верно, давно сильно разрослись маленькие рощицы и дикие сады.
Паутины узких и широких улиц растянулась среди богатых коттеджей довоенной эпохи и советских пятиэтажек из серого кирпича. Среди них взгляду встречались обветшалые здания торговых помещений с большими стеклянными окнами, проржавевшие ларьки, какие-то склады.
Через четверть часа моего пути улица, по которой я шла, заметно сузилась. Я бы хотела идти быстрее, но у меня не получалось: ноги очень болели.
Мой взгляд скользнул по покосившемуся крыльцу, застеленному рваной тряпкой. Крыльцо прилегало к кривому домику с заколоченными окнами. Я удивленно застыла на месте. Возле ступенек, на маленькой лужайке с редкой травой, паслись самые настоящие козы. Я распахнула глаза, разглядывая двух исхудалых, покрытых жидкой белой шерстью копытных. Они, кряхтя, щипали полусухую траву с лужайки и покачивали узкими мордами. Из плоских козьих голов росли толстые крепкие рога. Я была поражена – надо же, живые козы, а ведь в детстве я не раз встречала домашний скот в вольных поселениях.
- Чего уставилась? Скотину никогда не видела? - послышался голос откуда-то слева.
Я удивленно обернулась. Передо мной стоял молодой парень, едва ли старше меня. Его светлая кожа была покрыта рытвинами, тонкие брови темнели над бесцветными глазами, а неровно остриженные были сильно растрепаны. Парень был одет в грязную белую футболку и длинные матерчатые штаны. В руках он сжимал гнутое ведро.
Ну и ну. Вот уж манеры. Я молча таращилась на этого типа, не зная даже, что и сказать. Я бы, конечно, хотела как-нибудь отбрить его, но, честно говоря, слишком устала. Ещё больше нахмурившись, парень с присвистом покрутил у виска и пошёл по направлению к козам.
Тоже мне. Отвернувшись, я продолжила на негнущихся ногах ковылять по колее. Как я ещё иду-то до сих пор?...
Колени страшно ныли, ступни, казалось, налились свинцом. Больше всего на свете мне хотелось просто лечь и заснуть. Даже голод не шёл ни в какое сравнение с желанием выспаться.
Я поднималась всё выше и выше, тяжело дыша и стирая липкий пот со лба. И вот пересекла несколько хлипких мостков, что были проложены над глубокими, почти безводными канавами, затем прошла через небольшую рощицу, где туда-сюда сновали люди и караульные с фонарями и, наконец, вышла в район окраин.
Приютом оказался невысокий двухэтажный домик из кирпича, что стоял в конце улицы прямо у высокой городской стены. Над кривым навесом, покрывающим крыльцо домика, крепилась доска. Белые буквы, выписанные на ней, сообщали: «Уголок у очага. Приют для бездомных».
Вокруг здания приюта кренились старые бараки и ветхие деревянные сараи. Людей в округе было мало. Лишь изредка из неаккуратных построек мог выглянуть кто-то побитый, замерзший, с виду очень несчастный. У разрисованных краской стен с ноги на ногу переминались закутанные в лохмотья нищие. Их большие глаза болезненно горели на костлявых лицах.
На углу улицы заунывно завыл пёс, я поёжилась и снова сосредоточилась на приюте. Старая зелёная дверь, к которой я направлялась, была приоткрыта. Я поднялась по скрипучей лестнице и осторожно заглянула внутрь. Меня обдало мягким теплом. Прищурив глаза, я с удовольствием услышала запах готовящейся еды.
- Ты заходи, заходи, - дрожащим голосом сказала мне появившаяся передо мной пожилая женщина. Он прищурила низкопосаженные глаза, разглядывая меня. - Не закрывай дверь до конца.
Я кивнула и прошла в уютное, довольно чистое помещение. Узкий коридорчик вёл в просторную комнату, где у стен, обклеенных выцветшими обоями, стояли стеллажи с предметами утвари, посудой и всякой полезной всячиной.
Большие платяные шкафы были сдвинуты в углу. В глубоких креслах сидели люди – бледные, измученные, укутанные пледами и одеялами. Двухъярусные и одноярусные кровати стояли везде, где только можно было их впихнуть. Даже в лестничном пролёте, ведущем на второй этаж.
- Здравствуйте, - отозвалась я, обратившись к пожилой женщине, которая впустила меня в приют.
Бабуля поправила проеденную молью накидку на плечах и улыбнулась мне. Она выглядела доброжелательно, но очень устало. Её седые волосы, собранные в пучок на затылке, отливали серебром.
