-Э, э, тихо, красавчик, мне тут твои обмороки не нужны, как-то, – иммунолог потрясла меня за плечи, пытаясь заглянуть в глаза. – Так что, ты не из этих? Не из сторонников прогресса?
-Нет. Я терпеть не могу галогеновые лампы. Мне от них неуютно. И вышеобозначенная Ливали меня пыталась убить, – истерзанно сообщил я, – целых четыре раза. Так что не надо называть меня червивым яблочком и подозревать в постельных связях с Элен. Я её даже не видел ни разу. Если со мной что-то не так, я в этом не виноват. Меня сегодня одна девица током дёрнула, может быть, я от неё заразился? Это вообще заразно?
-Нет, Седар, в том-то и дело, – дамочка склонила голову набок, разглядывая меня и раздумчиво потирая ямочку на подбородке. Я вяло подумал, что до сих пор не спросил, как же её зовут.
Дамочка меж тем продолжала:
-Узы прячутся внутри человека, они или есть, или их нет. И те, у кого они есть, начинают ими сознательно и добровольно пользоваться. Элен ведь никого в Кирпичном не мучает и насильно не держит. Теперь, по крайней мере. Это раньше приходилось детей у семей насильно отнимать, а сейчас все сторонники прогресса спят и видят, что их ребёнок окажется в Кирпичном; это очень престижное место. Её детей в интернате любят и окружают заботой, а они отвечают взаимностью и за Ливали готовы и в нефть, и в ртуть, даже мать родную готовы убить.
-Ужас, – я передёрнулся, вспомнив рассказ Ирины о девочке по имени Алия, которая прислала за младшей сестрой чернявок, чтобы они забрали её в Кирпичное, и действительно обратила дар уз против собственной матери.
-Знаешь, Сао Седар, я отчего-то верю, что ты не знаешь о своих узах. Уж извини, но врать ты не умеешь совершенно, – брюнетка чуть улыбнулась, заложив руки за спину. – Из твоей нелепой лжи нитки белые во все стороны торчат. Ты так смешно отнекивался, что ты не директор…
-Да, кстати, – очнулся я, – что ты там такое говорила про практиканта из Некоузья? Может, нам стоит с ним поговорить? Если он на стороне Ливали, так линчуем его потихонечку, я тут всё-таки какая-никакая, а власть. Если тоже противник уз – нас станет больше. И так, и так выгода.
-Сама об этом думала. Только эта рыжая зараза злая и хитрая, из рук постоянно выворачивается, как медный червь. Баркли, тот его наличие в этом мире вообще категорично отрицает. А Седдрик обратно же тычет пальцем в клёцконосого и говорит, что практикант у него ни дня не отработал, потому что Алекс его сразу же утащил к себе в лабораторию, помогать в новом проекте. Короче, Седар, сплошное «а был ли мальчик?».
-И правда… – я задумчиво погладил свою ящерку и, опомнившись, резко отдёрнул руку. – Я у Баркли поспрошаю, меня там из его круга ещё один персонаж сильно интересует… Кстати, ты не подскажешь случайно такую вещь: как можно, не вызывая у посторонней девушки подозрений, вдумчиво и пристально осмотреть её ноги?..
-Аха-ха, Сао, красавчик, ты просто милашка, – иммунолог дружески похлопала меня по плечу.
-Знаешь что! Подошли к ней другую девушку, Седар. У тебя ведь есть девушка? Конечно, чтоб такой симпатяга свободным был, это ж все вороны на вокзале сдохнут… Короче: подсылаешь к интересующему тебя объекту свою подружку с какой-нибудь заманчивой штукенцией. Например, с тюбиком волшебного крема, раз и навсегда сводящего с ног всю волосню, или со скляночкой лака для ногтей, или с туфельками на обмен. Сто процентов сработает. Чё за девушка-то хоть?
-Агата дель Фрио, герболог из седьмого корпуса, та, которая меня сегодня током дёрнула. Я подозреваю, что никакая это теперь не Агата, а косящая под неё Элен. Хочу по шраму на ноге доподлинно установить её личность.
-А, ясно, – иммунолог задумчиво постучала себя пальцем по губам. – Ладно, Седар, пойду-ка я дальше препятствовать распространению уз по Антинелю. Ты не дашь свою визитку? Вдруг мне потребуется с тобой срочно связаться, может, я того мальчишку отловлю, или ещё чего…
-Держи, – я вручил ей свою карточку. – Кстати, тебя хоть как зовут-то? А то ты столь рьяно на меня накинулась с претензиями, что я даже спросить не успел.
-Марика, – отрекомендовалась та, роясь в кармане своих зелёных джинсов. – На вот тебе тоже мой телефон. Вдруг та девица и впрямь Элен? Не вздумай с ней пытаться в одиночку встретиться, она опаснее василиска, хотя с виду вся такая нежная и хрупкая, как ландыш. Ливали может тебе ласково улыбаться и представлять при этом твои кишки на люстре, а как только ты отвернёшься, моментально всадит тебе нож в спину. У неё совести нет в принципе: потеряла на пути к власти…
-Всё понял. Буду аккуратен, – по-военному чётко отрапортовался я и сделал «под козырёк».
-Ты тоже не очень светись. И ещё, это… не протестуй так громко против уклада Антинельской жизни. Наши так себя не ведут. Выделяешься очень, а это опасно.
-Постараюсь, – мрачно отозвалась Марика без особого энтузиазма. Судя по её лицу, она как раз вспомнила про пирожки с ливером.
Вытащив обратно из-под рубашки натерпевшийся галстук, я на прощание помахал им подруге по оружию, и попёрся пытать клёцконосого насчёт лампочек, практикантов и вообще. Надо будет, кстати, в следующую встречу расспросить Марику, что означают все её загадочные выходки и каким образом они могут сдержать распространение уз…
В глубокой задумчивости я извилистым маршрутом проследовал до отделения реанимации, куда меня безропотно впустила вооруженная до зубов охрана. В коридорах горели синие кварцевые лампы: если у себя дома Алекс мог спокойно хранить прошлогоднюю рыбу и сомлевшие носочки, то за малейшее грязное пятнышко в реанимации клёцконосый вполне был способен убить.
Морщась и прикрывая рукой глаза, я быстренько миновал гадкий коридор и осел в холле между двух операционных на синий кожаный диван – дикий крик Барклиной абсолютной безвкусицы.
Набрал Дейлу на мобильнике:
-Дейлёныш, это твой храбрый защитник от агрессивных лампочек. Алекс вообще хде?
-Так я хотела тебе сказать, но не успела. Он оперирует, у нас очень тяжёлую девочку привезли, из автокатастрофы. Фарш, короче. Не знаю даже, когда кончат, уже шестой час пошёл. А мобила у него выключена, чтобы аппаратура без помех работала. Ты щас сам-то где?
-Да аккурат в реанимации, на синеньком уродце, я имею в виду диван в холле…
-Двигай лучше ко мне взад, я тебя покормлю. Что ты там под дверью сидеть будешь голодный, – предложила сердобольная Дейла. – Я тут в приёмной уже прибралась и марафет опять навела.
-Не, Дейла, не приду. Боюсь Алекса проворонить, он же после тяжёлой операции верняк мигом дрыхнуть заляжет или там на етьбу улетучится, лови его потом по всему Антинелю.
-Ладно, тогда я щас попрошу ребят с ресепшен, чтобы тебе хоть пирожков с чаем принесли.
-Будь так любезна, пирожки с ливером не заказывай, – душевно попросил я. – Спасибо, Дейлик.
Пирожки оказались с клюквой, а чай мне приволокли не то чтобы там чёрный или зелёный, а какой-то серо-жёлтенький, но я уже успел проголодаться и потому не стал привередничать.
На третьем по счёту пирожке красная лампа над дверями операционной погасла, и два санитара вывезли из распахнувшихся створок каталку с накрытой простынёй девушкой под капельницами. Следом, закуривая на ходу, потянулись вымотанные ассистенты, пара незнакомых хирургов и девушка-анестезиолог, торопливо бросившаяся следом за каталкой с чемоданчиком в руке.
-Сейчас отлежится, гемоглобин поднимем, и можно будет восстанавливать нейронные цепи. Я осколки костей все вытащил, где можно, сразу нарастили новые. Как думаешь, выводить девочку из комы, или пусть пока овощем поваляется? День пролежит вполне нормально, без риска…
-Нет уж, не надо нам такое без риска. Ещё отомрёт что-нибудь в мозгу, так мы потом месяц с ней проколупаемся. Выводите из комы, а если очень уж будет стонать, лейте ей морфий сразу в две вены, потом всё равно на следующей операции всю кровь придётся менять. Без этого никак, нейронные цепи – это опять как минимум пять часов бодяги, плюс доделать оставшиеся кости…
