-Полли, милый мой, – Ливали с хрипом дышала, ненавидяще уставясь в спину Фила, деловито подбиравшего сверло в шуруповёрт. – Полли... не отпускай меня, милый, прошу... Мне так плохо...
-Увели бы вы дамочку, молодой человек, – довольно дружелюбно порекомендовал напарник Фила, всё-таки закончив облизывать пострадавшую руку, и тоже натягивая перчатки.
-Она перенервничала вся, пусть полежит, мы тут без неё отлично разберёмся...
-Не-е-ет!!! – стоило сверлу шуруповёрта коснуться верхнего крепления на медной пластинке цифрового трансформатора, как Элен закричала так, будто это сверло загнали в неё саму. От пола до потолка шарахнул белый разряд электричества, и не успевший отпустить рукоять инструмента Фил задёргался, выплясывая, как марионетка на ниточках, свой последний танец – dance macabre. Его напарник спиной вперёд вылетел из щитовой и, бросившись к открытому пакетнику, завыл от ужаса: всё здание действительно было обесточено до начала проверки. И продолжало оставаться обесточенным... а в электрощитовой содрогающийся в конвульсиях мужчина в дымящейся одежде лежал на плиточном полу, сжимая в руке оплавившийся чёрный шуруповёрт...
-Я... предупреждала, – сорванным голосом выдохнула Ливали, распрямляясь и дрожащей рукой убирая со лба светлую прядку. В полумраке холла её глаза светились, как два прозрачных серых камушка. – Я говорила, что не дам вам трогать аппаратуру! Я говорила, Поль?..
-Да. Причём неоднократно, – Бонита словно бы невзначай сделал шаг в сторону, отрезая второму технику путь к выходу на улицу. – А вы не послушались. Хамили. Лезли не в своё дело. Трепали нам нервы и вообще портили жизнь. Так вот, уважаемый... всё это вы делали в последний раз. И ваш неумный коллега Фил, и вы сами. В последний.
-Что вы... – начал инспектор. Не договорил – из электрощитовой метнулся длинный провод в чёрной металлической оплётке и захлестнулся на горле мужчины прочной беспощадной удавкой.
Полминуты, пара сиплых стонов, содранные в попытке разжать железную петлю ногти – и обмякшее тело в фирменном комбинезоне «ИзборЭнергосбыт» упало на пол к двум парам ног, в довольно грязных кроссовках и в хорошеньких синих туфельках.
-И... и куда их теперь? – Поль заглянул во всё ещё бледное, с мокрыми щеками, личико Элен. Та слабо улыбнулась:
-У нас на восьмом патологоанатом живёт, он на смену часов в десять пойдёт и приберёт их с собой потихонечку, у него пикап есть старенький. Запишет, как бомжей, и отдаст студентикам кромсать на благо Изборской медицине... А пока мы их в щитовой запрём. Надеюсь, до вечера их никто не хватится... Ты не запрёшь? Меня от этого запаха мутит, фу... Ты только проводи меня сначала до комнаты, солнце, я выпью пустырника и лягу, меня до сих пор трясёт. И пакетник вруби обратно, ты знаешь, как... Ох, Полли...
Элен облапила Бониту, пряча лицо в его мятой, пропахшей кофе клетчатой рубашке.
-Поль, я каждый день небеса благодарю, что встретила тебя... Без тебя я бы не справилась с этим всем. Не бросай меня, Поль, не бросай меня никогда, я не переживу этого...
-Конечно, нет, Элли, – Поль поцеловал её пушистую, обёрнутую вокруг головы русую косу, от которой так знакомо и сладостно пахло ландышами. – Я тебе обещаю. Пойдём спать, не волнуйся, я всё сделаю, как ты просила. Пойдём...
*
…Носясь по рынку и сопредельным территориям в поисках букета цветов, Бонита не выпускал из мыслей свою девочку-ландыш. Несмотря на напускное пренебрежение к романтике, присущее многим молодым людям в возрасте двадцати лет, Поль Бонита был тем самым парнем, что полезет к окну любимой по водосточной трубе с розой в зубах, или будет авоськами носить ей апельсины в больницу. И сейчас Поля терзали и пиявили угрызения совести. Бедная Элен, обпившись настойки пустырника и валерьяновых капель, в одиночку отходит от стресса в виде двух припрятанных в электрощитовой трупов. А он при этом – подумать только! – бегает и ищет, где бы купить цветов для северной ведьмы. Страшное, немыслимое кощунство… А с другой стороны – он ведь обещал Стефании приехать на выходных, да и загадка надписи на фасаде проходной Никельного завода не давала Боните покоя…
Вконец истерзавшись, Поль купил в цветочной лавке большой букет жёлтых роз, поскольку принадлежал к той категории мужчин, которые различают всего два вида цветов: розы и «а вот это вот как называется». Жёлтый же цвет Стефании очевидно нравился: насколько Поль помнил, такого цвета были её платье и украшения из янтаря, а на стене её кабинета висела картина с полем подсолнухов.
Днём здание школы-интерната утратило всю свою зловещесть и радостно отражало высокими окнами стайку ребятишек в разноцветных куртках, лепивших в палисаднике снеговика. С точки зрения Поля, снеговик очень походил бы на профессора Тадеуша Товпеко, приделай ему детишки козлиную бородку. Старательно обойдя по широкой дуге коварный тротуар с раскатанными лужами, и выставив вперёд себя розочковеник, Бонита шагнул в калитку.
Детишечки как по команде бросили возиться со снеговиком и молча уставились на идущего к крыльцу Бониту. У бедного Поля от этих взглядов аж между лопатками зачесалось.
-Смутные нынче времена, – тихо произнесла малышка лет пяти-шести, державшая в варежке морковку. – Каждое событие – символ. Собери их вместе – получишь книгу перемен. Я уже давно не верю в случайности и совпадения…
-А давайте его в снегу изваляем? – азартно предложил долговязый мальчишка в потрёпанном пальто и перчатках с отрезанными пальцами. Физиономия у него была откровенно хулиганская.
-Это уже в принципе не способно повлиять на ход событий, Фельче, но если тебе так хочется…
Малышка пожала плечами, отвернулась от Бониты и принялась сосредоточенно вкручивать морковку снеговику в голову. Фельче радостно ухмыльнулся и уже наклонился, чтобы скатать снежок, но другая девочка, его ровесница, сердито тряхнула тёмными косами:
-Перестань кривляться, братец, тебе не идёт! – потом обратилась к Полю, – простите Фельчу, он не злой, просто ему кто-то нехороший в раннем детстве сказал, что он шалопай, а Фельча тупо в это поверил, вот. Вы к Стефании или к Стелле с такими красивыми розами идёте? Если не секрет.
-Да нет, не секрет, – смягчился Поль, до этого слегка шокированный странным выступлением малышки и нахальным Фельчей. – К Стефании. Ей ведь нравятся розы?
-Это да, – влезла в разговор ещё одна девочка, тоненькая, с копной белых вьющихся волос. Она держала за руку закутанное в шубейку создание лет двух, так обмотанное шарфом, что было непонятно, мальчик это или девочка. – Стефания даже чай с розовыми лепестками заваривает. И к нему локум из суданской розы подаёт, он такой сладкий!
-И вязучий, – добавил Фельче созерцательно. – У меня в нём однажды зубы застряли.
-Ясно, – Поль приободрился, расправил фольгу на своём букете и попытался всё-таки подняться на крыльцо, но был остановлен голосом девочки с косами:
-Погодите, Стефании нет пока, у Плюшки горло разболелось, она вчера сосульки сосала и снег ела, вот. Поэтому Стефания улетела за молоком в Кривражки, чтобы горячее пить от горла, у них там на хуторе самое лучшее молоко, вот.
-И сыр вкусный, – опять добавил Фельче и облизнулся.
-У… а она скоро вернётся? – слегка приуныл Поль. Малышка, сосредоточенно сопя, вытянула из кармана своего синего пуховичка длинную капроновую ленту, к которой был за ножку привязан будильник, посмотрела на него и серьёзно сообщила Полю:
-Стефания будет через восемь минут, если ветер не переменится на северо-восточный. В этом случае она задержится, чтобы поменять курс, ещё минут на пять. Подождите её, не уходите. И кстати! Вы пока не можете найти нам глаза для снеговика? Люция не хочет отдавать свои пуговки от пальто, а Фельча хочет, но у него пуговки красные! Они не соответствуют концептуальному цветовому решению нашего снеговика, поскольку он должен неси позитивную идею близящегося Рождества. А позитивных снеговиков с красными глазами не бывает, это абсурд и нонсенс…
