-Давай за мной, – Рыжик невесомой тенью взлетел по ступенькам, едва касаясь их подошвами сапожек, и замер у входа в коридор седьмого этажа. Сумерки заливали всё вокруг серым вязким киселём, стирая очертания предметов. На всём этаже не горело ни одной лампы, только над просвинцованной дверью какой-то лаборатории светилась стеклянная табличка с надписью «Не входить».
-Ну что?.. – сзади возник запыхавшийся Франсуа, слегка присыпанный сигаретным пеплом и с прожженной дыркой на брючине.
-Сейчас скажу, сейчас… – Рыжик положил ладонь на холодный полированный мрамор стены, чуть вздрогнув под вишнёвым свитером. В темноте его закрытых глаз развернулась многомерная паутина пустот, пронизывающих корпуса Антинеля – узор вен, артерий и капилляров здания, сердцем которого был, есть и будет сам Рыжик.
-Ну всё, приехали. Кто-то в лифте застрял, – через пару секунд определил Рыжик с нотками непонятного удовлетворения в голосе. – Пошли посмотрим, может, удастся его оттуда достать.
-Уф, вот поэтому я и не люблю эти лифты, – Франсуа ухватил Рыжика за локоть и, понизив голос, продолжил, – у меня дома, в Ницце, в подъезде два лифта, и оба – психи, маньяки и ваще убийцы кровавые. Один постоянно останавливается между этажами и открывает двери, а когда пытаешься вылезти – тут же едет. А второй больше всего любит закрыться намертво и никуда не поехать. И ведь часа по три стоит и не открывается, сцуко!
-Жесть, – проникся Рыжик, которому эти выходки по сравнению с любимой игрой местных лифтов в гильотинку показались вполне невинными. Он просто не хотел раньше времени окунать Франсуа в суровую правду по самые жабры. К Антинелю вообще нужно привыкать постепенно, как к погружениям с аквалангом…
Оба подошли к широким дверям лифта, веки вечные назад выкрашенным в некий странный сыроежковый цвет. Матовая кнопка вызова равнодушно светилась в полумраке с видом полного и окончательного пофигизма. Франсуа пару раз ткнул в неё пальцем, в ответ в шахте что-то жутко скрежетнуло и сдавленно вякнуло. Кнопка продолжала светиться.
-Бесполезно, эту рухлядь если заклинит, то заклинит, – Рыжик опять коснулся гладкой стены кончиками пальцев и задумчиво поднял глаза к табло над дверцами, на котором тускло светилась сложенная из зелёных палочек цифра «-18». – Кто бы там ни сидел сейчас в кабине, ему нельзя позавидовать… /никому, кроме меня/… – антрацитовый, ледяной блеск чуть раскосых глаз, тень понимающей улыбки на тонких губах. Рыжик обожал Антинель именно за его страшные загадки немого от рождения сфинкса.
-Надо попытаться хоть что-то сделать, – в отчаянии воскликнул Франсуа. Он был почти на сто процентов уверен, что в лифте захлопнулся их непутёвый польский сосед. Это было в его духе.
-Сбегай за техником, они на первом у входа сидят, – велел Рыжик, перестукивая ногтями по дверце, – а я тут подожду, мало ли что. Вдруг Ури Геллер заедет за свежими ложками или там адронный коллайдер всё-таки запустят…
Франсуа практически помимо своей воли тихо хихикнул: нуаристый юмор Рыжика всегда напоминал ему почему-то шуточки кота Бегемота. Потом кивнул в знак согласия и исчез в сумерках, окончательно загустевших вокруг. «В таких сумерках нужно включать сирену, как кораблям, идущим в тумане. Чтобы не сталкиваться. Или включить свет, но это скучно…».
Рыжик, заложив руки за голову, встал на цыпочки и потянулся всем телом. Среди теней и тишины он чувствовал себя уютно, как рифовая рыбка в кораллах. Прекрасный и ядовитый анемон темноты защищал Рыжика от чужих взглядов, не подпускал никого слишком близко, жалил назойливых и неосторожных. Темнота вообще прекрасна тем, что даёт тебе свободу…
-Впрочем, – вслух произнёс Рыжик, вдоволь напотягивавшись, – это всё умствования, а нам сейчас нужны действования! Воть.
Он выудил из кармана свой чёрный LG с бриллиантом на крышке и вызвал Дьена Садерьера, который в это время мирно ел оладьи с вишнёвым вареньем на своей кухне и меньше всего ожидал звонка от Рыжика.
-…Здравствуй, Дьен, – потусторонне прошуршал в трубке Садерьеровской «Моторолки» чёрный бархат, и командор войны вздрогнул от озноба. Потом положил надкусанную оладью обратно на тарелку и суетливо облизал измазанные пальцы, воровато оглядываясь, словно его мог кто-то видеть.
-Дорес тэхе, милорд, – Дьен всем своим голосом пытался не выдать тот факт, что трепещет, будто наколотая на иглу и ещё живая бабочка. Вишнёвый телефон в его руке наливался спелым холодом октябрьской ночи. Рыжик вытянул паузу и потом осведомился:
-Я тебя там ни от чего, ни от кого не отвлекаю?..
-Нет, – соврал Садерьер, втыкаясь взглядом в банку варенья.
-Bueno… Тогда не выполнишь ли ты одну мою ма-аленькую просьбу? – судя по интонации Рыжика, его просьба была дюймов двух в размере и помещалась между разведёнными большим и указательным пальцами. Садерьер безусловно согласился, потихоньку начиная испытывать любопытство. Раньше до него ни с какими просьбами не снисходили вообще.
-Сходи, пожалуйста, во флигель с геранями на нулевой уровень. Я не стану отключаться и немного побуду твоим GPS…
-Уже иду, – Дьен ухватил с собой оладью и, элегантно поедая её на ходу, пошёл вниз по широкой парадной лестнице – он обитал в полногабаритной пятикомнатной квартире на десятом, последнем этаже этого самого флигеля. Конечно, в те времена, когда не носился по мирам, сшивая из дорог и трасс новые узоры для своих ладоней.
-Ты там что-то кушаешь? – расслышал Рыжик звуки, которые издавала погибающая оладья.
-Я надеюсь, это не сырник?!
-Нет, милорд, – успокоил его Садерьер и опять облизал пальцы. – Так, я спустился на нулевой уровень по парадной лестнице, ну, где эти витражи с малиновыми птеродактилями, что дальше?
-Прости, с малиновыми что?.. Ты про купидонов?..
Дьен обернулся и внимательно осмотрел высокое витражное окно, освещённое висячими, стилизованными под винтаж ДК шестидесятых годов светильниками. Существа, которых Рыжик назвал купидонами, хищно скалили мелкие треугольные зубки, неприятно поблёскивая голубыми глазками на ярко-алых лицах.
-Ну да, – согласился он, – я про купидонов.
-Так, иди прямо по узору из чёрных плиток на полу, и упрёшься лицом в дубовую дверь с резьбой в виде львов. Открываешь её, слева в стене утоплен щиток. Там ещё фантик от ириски между дверец запихнут, чтобы не распахивались, – деловито объяснял Рыжик. – Открываешь щиток, открыл? Теперь смотри, там два провода разного цвета склеены между собой изолентой.
-Да, вижу. Два красных проводка, – отчитался Садерьер послушно.
-Нет, Дьен, один красный, а другой – карминовый! Смотри внимательнее.
-Ааргх, – выразился Дьен вполголоса. – Да, вижу. Что нужно сделать?
-Оторви их друг от друга, – велел Рыжик, обрадованный Садерьеровской сообразительностью. Обычно Дьен плохо понимал с первых пяти раз, что именно хочет от него милорд, но вся эта история с побегом и поисками истинного севера явно пошла Садерьеру на пользу.
-Сейчас, секундочку, оп!.. о, ллять, – с чувством откомментировал Дьен погасший свет, после чего добавил ещё кое-что на сарларо, перевода чего (он очень на это надеялся!) милорд не знает.
-Подождите, я фонарик в телефоне включу. Тут электричество отрубилось…
-Странно, – искренне изумился Рыжик, – я думал, флигель давно на автономке стоит. Ну да не суть важно. Ладно. Посмотри, там внутри у щитка есть такой большущий, покрытый паутиной рубильник с подписью под ним «Не включать!», видишь? Включи его.
Садерьер испустил тяжкий вздох, ощущая себя слепым сапёром на минном поле, и послушно потянул вниз массивную рукоять. Матовые лампы под потолком мигнули и плавно разгорелись, навеяв воспоминание об окончании сеанса в кинотеатре. Больше ничего интересного и ужасного не случилось. Дьен даже слегка обиделся.
-Не дуйся, – почуял его настроение Рыжик, – птичка вылетела в другом месте. И радуйся, потому что это было довольно-таки страшная птичка…
-А зачем это всё вообще было? – полюбопытствовал Дьен, поднимаясь обратно по лестнице и стараясь не озираться на «купидонов». Парой пролётов выше витраж был безобиднее – всего-то сексуальная оргия бесхвостых лиловых коней и белых баклажанов с глазами. Директор Антинеля называл эту витражную картину «Почтовая тройка», и Дьен всегда завидовал его способностям к восприятию сюрреализма в искусстве и прочего артхауса.
