Поглядев минуты с три, Бонита громко возмутился:

-Фак! Лифтёров на мыло! Это вообще не мой этаж и даже не надземные уровни! Седар, ты будешь свидетелем, нас завезли в эту пролетарскую шнягу, где каждый квадратный сантиметр пространства кишит чёрт знает чем, хотя я пользовался кодом директора! Так, немедленно валим обратно к солнцу и нормальным интерьерам. Сао, нажми ещё раз 0021, будь другом…

-Видишь ли, Поль, – ещё раз попытался я достучаться до разума нашего штатного химика.

-Здесь не действуют Антинельские коды доступа, потому что это как бы и не Антинель…

-А что это тогда, по-твоему, село Малые Говнюки?! – Бонита упёр кулаки в бёдра и гневно воззрился на меня из-под пушистой каштановой чёлки. – Седар, не морочь мне голову своими нулевицкими сказками о рыбаках и рыбках. Не хочешь на лифте ехать, пошли по лестнице. Я знаю, где тут у них лестница. Да мне самому эта чехарда не по нутру, кабина воняет, как носки Баркли, систему кантит… Тут всего-то этажей двадцать пять вверх, после обеда это даже полезно, не то стану в диаметре, как генерал ла Пьерр.

Под благодатным дождичком Бонитиной трепни я слегка успокоился, тем более что дальнейшие покатушки в сомнительном лифте отменялись.

Снова добыв из кармана «Беретту», – на всякий пожарный, и чтобы брюки не съезжали, – я двинулся вслед за топающим в коридорные глуби Бонитой. Голубой кафель на каком-то отрезке пути сменился шаровой краской и, в конце концов, деградировал до неких чезлых сизых обоек.

На обойках красивым косым почерком Норда, чёрными чернилами было написано:

«Поверь метелям, всяк, сюда входящий, ведь капля крови пролилась не зря!

Судьба твоя – дорога, небо, память, ужас,..».

Надпись обрывалась как-то странно – запятой и чёрной загогулиной, какая получается, когда долго-долго стоишь у того, кто пишет, за плечом, ничем не выдавая своего присутствия, а потом внезапно убиваешь выстрелом в спину. Я непроизвольно посмотрел себе под ноги – там валялся чёрный «Паркер». Я машинально поднял его, повертев в пальцах. А потом, криво усмехнувшись очередной Никельской головоломке, завершил за Норда ещё одно его неудобопонятное дацзыбао, честно постаравшись сделать его ещё более неудобопонятным. Моими стараниями надпись стала выглядеть так:

«Поверь метелям, всяк, сюда входящий, ведь капля крови пролилась не зря!

Судьба твоя – дорога, небо, память, ужас,

Сыр с дырками, засохших роз букет, немрачный жнец цветов и нулевик Седар».

-Ой, Сао, ну ты прям как ребёнок! – вздохнул Бонита, подходя и отбирая у меня «Паркер».

После чего радостно информировал:

-Я тоже хочу! – и нарисовал на обоях кособокую розу ветров с пятой, указывающей на двери лифта стрелкой, снабдив рисунок дружелюбным «Welcome to Silent Hill». Настала моя очередь молча закатывать к потолку глаза…

Хихикая, как две нашкодившие отличницы, мы мимо шкафа со страшными буквами ЩО-33 выбрались на лестничную площадку, где знакомо светили голубоватые галогеновые лампы. Их свет отразился в замазанных снаружи черной краской, высоких узких окнах на лестнице – и в широко распахнутых серых глазах Поля. Став на цыпочки, Бонита дотянулся до моего уха и еле слышно шепнул:

-Сюда идут люди. Много людей. Человек десять. Снизу. Сао, зачем ходить в рабочее время по подвалам общаги толпой в десять человек? Сао, мне опять начала нравиться идея лифта…

-Тихо! – шикнул я явно занервничавшему Полю, после чего, безжалостно попрощавшись со своим белым костюмом, лёг на замызганный кафельный пол и подполз к лестничному пролёту, ограждённому хлипкими перилками с узором типа «колосится нива на заре». Просунул голову между прутьев и скосил глаза вниз.

Двумя этажами ниже нас по лестнице чеканным шагом маршировало семеро крепких ребят в странной, чёрной с белой окантовкой форме. И у каждого на поясе висело по электрошоковой дубинке. И вся эта королевская рать маршировала в гости на наш этаж…

-В укрытие, мне придётся стрелять, – шепнул я замершему Боните. Поль побледнел так сильно, что на молочно-белой коже сильно выступили мелкие тёмные веснушки. Стиснул пальцы на мотке провода через плечо и, едва шевеля губами, спросил:

-Где мы, Сао?

-В Никеле, – коротко бросил я, упираясь локтём в расколотую плитку для устойчивости – Норд говорил как-то, что у «Беретты» очень сильная отдача. Глаза Бониты странно блеснули, но он молча шмыгнул за «ЩО-33».

…Первый выстрел чиркнул по перилам и отрикошетил в стену. Вторым мне удалось зацепить одного из этой банды по плечу. Реакция у парней была, что надо – основная масса попарно рванула по ступенькам наверх, а один остался внизу и тут же накрыл меня плотным огнём из короткоствольного автомата. Пули зазвенели по прутьям решётки, отбивая куски штукатурки от перекрытий.

Странно, но страха не было. И злости не было. Только ледяное, совершенно не моё спокойствие. Не обращая внимания на кровоточащие, ссаженные костяшки пальцев и грохот АКМ, я двумя хирургически точными выстрелами сократил количество нападавших до трёх штук. Шальная пуля уже на излете чиркнула меня по плечу, и тут, поймав мою слабину, комендантовы коммандос наддали вверх марш-броском, разом преодолев предпоследний пролет. Шипя от боли и чувствуя, как начинают дрожать руки, я двумя выстрелами разбил окна, обрушив на агрессоров стеклянный дождь. И тут же еле успел отползти назад от брызнувшего буквально в четверти метра от лица кирпично-бетонного крошева: парню с автоматом явно не сиделось спокойно.

Тут, как назло, из-за своего ящика вылез бледный, словно полотно, Бонита. И медленно, словно сквозь толщу воды, двинулся к лестнице – в его серых глазах холодными блёстками сверкали слёзы.

-За что вы преследуете меня? – лишённым любых интонаций голосом спросил Поль, стоя на верхней ступеньке. – Я ведь знаю. Эти странные намёки по поводу улицы Исаака Дунаевского, эти куда-то утерянные документы из архивов, чужие следы на коврике у дверей и оборванные провода. Эти ссадины на запястьях – там, где раньше была живая медь, эти звонки и молчание в трубку… Ведь всё уже закончилось. Давно закончилось. Клин закрыт, а моё прошлое мёртво, его больше нет, как нет светлого ангела всех проклятых земель… так что сейчас вам от меня нужно?!

Я обмер, слушая неестественно спокойный, ровный голос Бониты. Да с ним же творится та же холера, что и со мной, только на другой лад! А ещё с Марией и Сильвой… как легко, оказывается, может сойти с ума твой привычный, уютный мирок. И как быстро.

-Согласно указу коменданта, вы находитесь в особом списке и должны подлежать контролю, – металлическим голосом внезапно заговорившего танка пролязгал один из штурмовиков.

-Мне всё понятно, – с улыбкой промолвил Поль, обернулся и взглянул мне прямо в глаза.

-Сао, что бы ни случилось, оставь одну пулю себе. Не давайся им живым. Обещай мне.

Я молча кивнул, не в силах отвести глаз от мертвенно-бледного, какого-то потустороннего лица Бониты.

-Взять их! – приказал командир, и тогда, продолжая улыбаться, Поль поднял левую руку – я мельком заметил, что манжета белой блузы испачкана свежей кровью… А потом все более-менее рациональные мысли исчезли в водовороте памяти, интуиции, догадок и чувства дежа вю.

Тонкими пальцами с перстнями директор седьмого корпуса сжимал 100-ваттную лампочку.

Самую обыкновенную, простецкую электрическую лампочку.

Боевики внезапно и резко остановились, и повисла такая тишина, что стало слышно, как тонкой струйкой сыплется сухая извёстка с изрешечённого пулями края пролёта. В этой тишине лампочка тихо дзенькнула, загораясь. И вольфрамовая спираль в колбе, вначале еле тлеющая, резко набрала канделы яркого, золотисто-белого сияния.

-Война не окончена, – негромко выговорил Поль, сжимая в руке пульсирующее, словно сердце, электрическое пламя. А потом развернулся и бросил горящую лампочку, как гранату с сорванной чекой, в лестничный пролёт – под ноги военным.

Полыхнуло так, что на сетчатке отпечаталась чёрно-белая мертвая картинка – колотые стёкла, ступеньки, три фигуры в эпицентре огня. Взрывная волна прокатилась по холлу, накрыв нас неожиданно приятным теплом…