Клокоча от гнева и пытаясь укусить собственные усы со злости, Диксон с кульком печенья и подносом с четырьмя чашками какао промаршировал к балюстраде, где находились столики и, как и везде, изобильно висели разноцветные бумажные фонарики.
Смуглый мальчишка обнаружился за первым же столиком: вытянув длинные ноги в красных джинсах, он энергично рубал шоколадный крендель, вгрызаясь в него так, что в сахарной пудре перепачкались не только щёки, но и оттопыренные уши. Диксон налетел на него, как коршун на цыплёнка:
-Ты, чумазое отродье подворотен Некоузья! Да я…
-У меня, вообще-то, имя есть. Меня, между прочим, Майло зовут, – сквозь крендель обиженно оповестил мальчишка, встал и отобрал у вконец выпавшего от такой наглости в аут Камилло его поднос с какао. – Вы садитесь, нечего маячить, словно майский столбик. В ногах правды нет, она находится между ними. Спасибо, кстати, за имбирное печенье, м-м, моё любимое…
Поскольку Камилло по-прежнему безмолвствовал и изображал элемент интерьера, «чумазое отродье» по имени Майло приветливо потянуло его за рукав пальто, чтобы Диксон всё-таки сел. И бесцеремонно запустило смуглую лапку в кулёк с имбирным печеньем.
-Это не тебе, гопота вокзальная! – отмер Камилло и шлёпнул Майло перчаткой по руке. – Это нам с Рыжиком, как, впрочем, и какао!
-Я всего одну-то возьму, – заизвивался Майло, временно прекратив жевать крендель и взирая на Камилло умоляющими золотисто-карими глазами. – Дядечка, неужели вам жалко для бедного сиротки одного-разъединственного печеньица? У вас ведь такие глаза добрые, вы не можете, не можете в праздник обделить едой бедного сиротку-у-у…
-Ещё как могу!! – рявкнул доведённый до ручки Камилло, схватил недогрызенный крендель Майло и так треснул им по столу, что наглый сиротка подскочил вместе со своим стулом.
-Особенно если учесть, что это именно я заплатил за весь этот беспредел!
Диксон ткнул огрызком кренделя в разложенный по всему столику кондитерский разврат.
-Так, дяденька, я не ел уже неделю, – заныл Майло, таща при этом в рот близлежащий кексик.
-У меня даже на трамвай крови нет, я сюда пешком из Никеля шёл! Падая по пути в голодные обмороки! Семь раз упал, пока дошёл… или десять?..
-Я последний раз повторяю: брысь из-за столика, пока уши не оторвал, нефть те в воду, чума носатая, – зло прошипел Диксон, сгребая всю снедь на свою сторону стола. – Кексик, так и быть, оставь себе, ты его уже обслюнить успел. Брысь, я кому говорю!
-Майло, детка, это что это за хрен с бугра тут на тебя рот открывает, золотце моё? – ласково проворковали рядом, и на третий стул плюхнулся молодой мужчина, наряженный тоже довольно странно: в лакированные штиблеты в сочетании с рваными грязными джинсами, в болтающийся на нём клетчатый пиджак, и майку с крылатой коровой на животе. «Да тут их целая шайка!» – в панике подумал Диксон, загораживая пироженки руками и судорожно выискивая взглядом в толпе рыжую макушку. И почему эта зараза вечно где-то лазит как раз тогда, когда вусмерть, до зарезу, нужна под рукой?.. Майло меж тем доел кексик и, облизывая пальцы, горько вздохнул:
-Да вот, Полли, такой милый с виду, а сироте печеньку зажал…
-Слышь, дядя, – нежно обратился к резко побледневшему Камилло этот вот Полли, почёсывая нарисованную на майке корову в районе хвоста, – дай ребёнку пряник, не жмудись. Он же тебя по-хорошему просит, по-доброму, так чё ты орёшь-то, словно тебя в нефти топят? Тя же никто не топит! Пока что.
Гадкий Майло тихо захихикал, наблюдая за сменой красок на физиономии Диксона, и, когда Камилло со слышимым скрипом протянул ему печенье из кулька, сиропным голосом мурлыкнул:
-Спасибо, дядечка!
-Пожалуйста, деточка, – не остался в долгу Камилло и тоже сердито откусил печенье. Из него выпала свёрнутая трубочкой бумажка, Диксон развернул её и прочёл, чуть шевеля губами:
-Тебя ждут горькие потери и сладкие встречи, но в результате ты останешься со своим, а не при своём. Что это за бред?..
-Предсказание на весну, – охотно объяснил Майло и тоже вытащил из печеньки свёрнутый листок. Громко и торжественно огласил:
-Единственная ошибка, которую не исправить – это ты сам. А всё остальное исправить тебе удастся. Дерзай! Ы-гы-гы. Нет, Полли, это не так тут написано, это я так комментирую свежий информационный материал.
-Не знаю, как у дяди, но про тебя чистая правда написана, золотоглазый, – Полли зыркнул на Диксона. – Эй, натурщик для фермерских пугал, дай пряник, я тоже хочу узнать своё будущее!
-Полли, – с глубокой укоризной воскликнул Майло, – а почему ты не сказал дяде волшебное слово «пожалуйста»?.. Кто тебя воспитывал-то?..
-Кровежорки, – очаровательно оскалился Полли и уставился на Камилло серыми глазами со смешанными в невероятной пропорции наглостью и трогательной просьбой. Поняв, что Рыжик и Ленточка в ближайший час вряд ли вообще вспомнят о его существовании в этом бренном мире, Камилло предпочёл капитулировать перед Некоузской уголовщиной и дал Полли печенье.
-Так-так… хм, – Полли по-тараканьи зашелестел бумажкой. – Любовь не умирает, не сгорает, её не уничтожить ни времени, ни расстоянию. Этой весной ты поймёшь её силу.
Неожиданно повисло молчание. Смуглый сиротка и его кучерявый заступник в одинаковом суеверном ужасе пырились на разломанную печеньку. Первым очнулся, как ни странно, Полли.
-Пошли отсюда, Майло. У нас ещё куча гешефта на вечер.
-Не-не, погоди, – мальчишка ухватил Полли за подол майки, едва не оторвав от него изрядный клок. – У этого хмыря в шляпе есть круглая коробочка, которую он не хочет менять… с ящеркой на крышке! Полли, ты же сам понимаешь…
-Понимаю, – серые глаза молодого человека холодно блеснули, он опустился обратно на стул и сплёл у лица тонкие руки в потрёпанных перчатках с отрезанными пальцами. – Простите, могу ли я взглянуть на вещь, о которой говорит Майло? Просто взглянуть.
-Ха, ещё чего! – Камилло, махнув рукой на недоеденную конфетерию, предпочёл быстренько вскочить, и попятился на пару шагов. – С чего я должен вам верить? Вещь я выменял, и вообще она мне не принадлежит, я просто пока у себя храню…
-Жаль, Тин-Тин нету, она бы у него… – прошептал Майло мечтательно, склоняясь к Полли.
-Нет. Нельзя, – Полли, нахмурившись, остановил мальчишку резким жестом руки. – Красть то, что обменяли, нельзя. Закон Перемены. Да и вообще, сам знаешь, не одобряю я методов Тин-Тин, хотя, не скрою, они бывают очень и очень полезны… Ладно, господин, простите, не знаю, как вас там, шутки в сторону. Вещь, которую вы выменяли – семейная реликвия Майло. И ранее она принадлежала... человеку, которого… которую я любил. Насколько я предполагаю, в круглой коробочке лежит серебряный ключ с ушком в форме сердечка. Мы с Майло вам что угодно за него отдадим. Прошу вас, поймите, что значит для нас обоих этот ключ! Я прошу вас…
Серые глаза Полли опять блеснули: уж не от слёз ли? Стиснув тонкие пальцы, он снизу вверх смотрел на взъерошенного Камилло – странно, но под маской развязного, насмешливого валета оказалось совсем другое лицо. Интеллигентное, умное, страдающее. Камилло в сомнениях чуть прикусил нижнюю губу. Диксон хорошо знал, насколько обманчивым может оказаться первое впечатление, и как жестоко можно ошибиться, поддавшись ему. Лишь потому, что многие люди («и… не совсем люди», – подумал Камилло о Рыжике) – лишь потому, что многие, отчего-то не желая или боясь быть теми, кто они есть, прячутся за маски, бинты и шёлковые платки…
-Нет. Я не могу. Я же сказал – это не мой ключ. Я обменял его на чужую вещь. Поговорите с владельцем, может быть, он согласится.
-А кто владелец-то? – жадно спросил Майло, но тут от входа к ним бросился всклокоченный, запутавшийся в своём шарфе блондин из Гильдии. Выкрикивая нечто бессвязное, он вцепился в Полли и поволок его в сторону здания депо. Обеспокоенный Майло побежал следом, пытаясь втиснуться между Полли и блондином, а Камилло осталось только философски пожать плечами и усесться обратно. Рано или поздно, кто-нибудь да придёт: либо Рыжик, вдоволь наобщавшись с Ленточкой, вспомнит о том, что хотел попить какао, либо Полли отлепит от себя блондина и вернётся. «Однако интересно, что за штука у Майло на цепочке, и как его семейная реликвия оказалась у Элен Ливали…» – Диксон достал серебряный ключик, задумчиво вертя его в пальцах и любуясь на светлые блики.
