-В огонь, в огонь, в огонь! – весело пропела-прокричала девушка, взмахнув пылающей веткой и рассыпая искры в синие сумерки. – Все горести, все обиды, всё плохое сегодня – в огонь!

Прогрохотав мимо авто, к остановке подкатил трамвай 18 маршрута – он был весь от пола до крыши изукрашен алыми марлевыми лентами, белыми кружевами и нанизанными на проволоку кусочками серебристо блестевшего льда. Странная парочка, улыбнувшись Диксону и Рыжику на прощание, вскочила в трамвай. На затянутом паутиной стекле Камилло заметил табличку «Едем в депо!» и подумал, что сегодня наверняка все до единого маршруты идут только в парк.

-Хм, повезло ребятам, – проводив взглядом весело побрякивающий трамвай, заметил Рыжик.

-Ведьму подбили… Да, Камилло, в Некоузье живут ведьмы. Они летают на ветках облачной сосны, наблюдают жизнь и порой вершат над людьми свой странный, зачастую непонятный суд. Вороны на вокзале – это души ведьм, которые они выкинули, чтобы им ничто не помешало жить, не смущало их холодный беззаботный полёт… Когда умирает ведьма, её ворона-душа сгорает. Жаль только, когда убиваешь птицу – ведьме всё равно. Обитатели трамвайного депо ненавидят ведьм лютой ненавистью – ты знаешь, почему. Все до единого – и водители трамваев, и персонал цехов, и дружные с ними учёные из Гильдии Изгнанников. И жители ртутных озёр – единственные существа в Некоузье, которых ведьмы хоть сколько-то боятся…

-А мы ведь сейчас именно туда едем? В это депо, на озёра? – Камилло выехал наконец-то на асфальтовую дорогу и тут же притопил педаль газа: трюхать по песочку со скоростью бригады «Скорой помощи» местной областной больницы ему уже порядком приелось. Мимо замелькали современно выглядящие высотки, переливающиеся огнями.

-Ага. Это Нефтестрой, он по 67-ому маршруту следующий за нашей Северной. Тут учёные из Гильдии живут – что-то типа Академгородка. Потом дальше будет стрелка на путях и переход на Окружную линию. В одну сторону – на Кирпичное и Никель, в другую – на ртутные озёра, в депо. Только я, честно говоря, совершенно не помню, в какую – куда… – Рыжик тяжко вздохнул, уставясь в ветровое стекло на магазинчик под названием «Сытая снытька» – они как раз остановились на светофоре.

-Ничего, я разберусь, – утешил его Диксон, перед которым на фоне этой снытьки мгновенно развернулась многомерная меркаторская карта с дрожащими огоньками населённых пунктов.

-Не бойся, в Некоузье ты со мной никогда не заблудишься.

-Твои бы слова, да Святому Са в уши…

…И, как ни странно, они действительно не заблудились! Камилло, лишь чуть притормозив на развилке дороги, решительно свернул налево, в тёмную узкую аллею с еле горящими через один зеленоватыми фонарями. Притихший Рыжик сидел рядом, прислонившись виском к стеклу и глядя на уносящие назад заросли бересклета.

-Не молчи, Рыж, мне от этого делается грустно. Расскажи лучше ещё что-нибудь интересное, – попросил его Камилло.

-Чего?.. Что ещё интересное? Диксон, тут гражданская война на носу, а тебе бы всё сказочки слушать, – огрызнулся Рыжик нервно. Потом смахнул с лица длинную чёлку и чуть смягчился:

-У меня сейчас просто настроение сумеречное, так что давай помолчим, послушаем, как поёт дорога. А историй ты и на празднике вдоволь наслушаешься…

Оба примолкли; свет фонарей полынными бабочками пролетал по их задумчивым лицам.

Через пару десятков километров на деревьях начали попадаться первые ленточки из бинтов, белые шёлковые цветы и зелёные бумажные фонарики с замысловатыми узорами на стенках – они мерцали в темноте, словно кошачьи глаза. Откуда-то издалека донёсся звон колокольчиков; Рыжик встрепенулся, выпрямившись и нетерпеливо вытянув шею в попытке углядеть их пункт назначения. Камилло тоже непроизвольно увеличил скорость – и едва не ударил по тормозам, когда позади них что-то жутко лязгнуло и загрохотало.

-Крышка от багажника отмучалась? – упаднически предположил Диксон, кося левым глазом в зеркальце заднего вида – лязганье до сих пор не стихло и вроде как даже усилилось. Рыжик еле слышно хихикнул в свой воротник:

-Очнись, некоузьевед дипломированный! Это очередная трамвайка догоняет, мы же вдоль путей едем. Смотри, как красиво. Когда ещё такое увидишь, как не на Перемену?..

За деревьями и впрямь мелькали ярко блестящие алюминиевые бока трамвая, увешанного гирляндами из кусочков льда и разукрашенного живыми алыми маками и фонариками.

-Сегодня вечером все будут меняться, а завтра на закате тронется лёд на ртутных озёрах. Сам не видел, но говорят – церемония открытия вод, один из самых древних ритуалов Некоузья, это то, что изменяет тебя навсегда, до того она прекрасна. Вот бы на это посмотреть… – созерцательно сообщил Рыжик куда-то в окно.

Камилло скосился на него, растопырив усы в некий эквивалент сапожной щётки:

-Ты на что это намекаешь, зараза рыжая?

-Да так, ни на что, – прохладным голосом отозвалась вышеупомянутая зараза, легонько пожав плечами, и принялась независимо насвистывать. Камилло некоторое время боролся с собственной вредностью и с врождённым инстинктом «хватать и не пущать». Потом капитулировал и известил:

-С Садерьером будешь сам разбираться.

Рыжик обрадованно заелозил на своём сиденье, расправляя бинты на шее и запястьях, словно готовящаяся к свиданке девица. Дорога, залитая мерцающим разноцветным сиянием от висевших на ветвях фонариков, плавно ушла влево, и глазам Камилло открылась панорама трамвайного депо, повторявшего своим силуэтом очертания береговой линии озера.

Само же ртутное озеро, круглое, скованное идеально гладким серебряным льдом, казалось зеркалом, отражающим перевёрнутый мир. Его оправой служило длинное здание из красного кирпича, похожее чем-то одновременно на старинную крепость и на заводской цех. За ним, уходя в остывающее вечернее небо, снежисто мерцали стеклянные шахты промышленных установок.

На площади перед зданием управления депо уже мелькали рваные кружева, тонкий батист, шёлковые лохмотья и меховые пелерины, порхал легкомысленный девичий смех и курились ароматным дымом трубки учёных мужей. Пока Диксон парковался на огороженной всё теми же фонариками стоянке, Рыжик изъерзался на своём сиденье. Он рвался туда, в пёструю круговерть этой стихийной ярмарки, где все менялись всем, где играл вальсы оркестр и качались над головой разноцветные фонарики…

-Слушай сюда, – Камилло взял Рыжика за плечи и повернул лицом к себе. – Чтобы даже не вздумал потеряться на этом празднике жизни, ясно? Расстояние в десять шагов от моей персоны считается критическим рубежом, а его пересечение карается суровым домашним арестом и принудработами в виде чистки ненавистных тебе корнеплодов типа картошка. Это только ради нашего общего блага, Рыж. Нам нельзя разлучаться. Это всё-таки Некоузье, а я в нём всё-таки только второй раз в жизни.

-Можно, я тогда буду держать тебя за ленточку? – мило оскалился Рыжик и чуть потянул за краешек расшитого бинта, которым Камилло тоже украсился, повязав его вместо галстука.

-Ты у меня будешь типа варежки на резинке… или якоря на канате…

-Нетушки, – Диксон выдернул свой импровизированный галстук из цепких лапок Рыжика.

-Просто держись рядом, хватать меня при этом за одежду совершенно необязательно. И вообще, чего это ты весь вечер сегодня злючишься без повода?

-Да так… нервничаю… предстоят важные торги и переговоры, – Рыжик опять резким жестом смахнул чёлку с лица и вылез из авто. – Ладно, пошли уже, а то без нас начнут.

Преодолев метров сто по протоптанной в снегу тропинке, оба двинулись по левому берегу озера, вдоль которого дугой изгибались рельсы. Камилло невольно загляделся на отражающийся в тонком ртутном льду перевёрнутый мир – у него даже слегка закружилась голова. Показалось, что он сейчас провалится в это тёмно-синее небо, не удержавшись на краю. Упадёт, как в пропасть, пролетев мимо стеклянных мерцающих шахт и флюгеров на башнях управления депо, и растворится в этом вечном индиго. Чтобы отогнать странное наваждение, Диксон встряхнул головой и осведомился у Рыжика: