Он опускает руки:
- Нет, ну, ты видела? – указывает пальцем в сторону двери. – Видела? И с ней я живу. Было бы легче, если бы она нашла тебя мертвой у меня под кроватью, чем вот так, - цокает языком, кусая губу. – Ты знаешь, что от тебя одни… - замолкает, качая головой и прикрывая глаза. Я виновато киваю. Парень трет лицо, поднимаясь с кровати, и идет к столу, потянув руку к очкам, но останавливается, облизывая губы. Я внимательно наблюдаю за ним, скрывая свой пристальный взгляд. О’Брайен сжимает и разжимает пальцы, после чего отходит от стола, сунув одну руку в карман штанов, а другой чешет макушку, поворачиваясь ко мне лицом:
- В любом случае, ты тоже попала, так что тебе не отвертеться.
Я улыбнулась, отвернувшись:
- Я как бы и не тороплюсь домой.
- Поднимайся, - командует, направляясь к двери. Вскакиваю, поспешив за ним.
Хотя, чувствую себя неудобно: что его бабушка могла подумать? Девушка в кровати её внука… Боже. Посмотрим, что из этого выйдет, но мне кажется, что она хороший человек, поэтому не подумает ничего плохого про меня.
***
Саманта не могла уснуть всю ночь, а шум мешал расслабиться. Женщина заставила себя подняться с кровати, ведь нельзя пропускать рабочие дни. Тем более, в том материальном положении, в котором они засели, как в глубокой яме, не стоит даже думать о больничном.
Она сделала себе кофе. Стюарт, сидящий за столом в какой-то глубокой задумчивости, выглядел не лучше. Женщина сделала и ему крепкого напитка, сев рядом. Мужчина поблагодарил её кивком.
Эта ночь была одной из самых тяжких для обоих.
Дверь кухни раскрыта. В проеме появилась девушка. Она заставила взрослых невольно сглотнуть, напряженно уставившись на свои кружки. Девушка прошла к столу, сев напротив родителей.
Саманта выдавила улыбку, подняв на неё глаза:
- Как тебе спалось, Кэйлин?
Девушка выпрямилась, уставившись на них, не моргая.
***
Кажется, только оказавшись на кухне, осознаю, как мне неловко: старушка накрыла на стол, приглашая меня сесть, хотя я в который раз попыталась объяснить ей, что не голодна и могу пойти домой.
Атмосфера в этом доме иная: если у меня холодные стены, сухой воздух, пыльно, сероватые обои, то здесь все иначе. Здесь тепло, глаза приходится щурить от такой «солнечной» обстановки. Много желтых, бежевых и оранжевых оттенков.
Опускаюсь напротив Дилана. Еды-то сколько…
Потираю ладони, смотря на тарелки большими глазами: блинчики с джемом, вафли, тосты, разные соки, судя по всему, свежевыжатые.
Поднимаю глаза на О’Брайена, который, к слову, выглядит спокойным. Старушка поставила передо мной стакан с молоком:
- Пей, это нам только вчера привезли из соседней деревни, там такие прелестные люди живут, а природа там…
- Ба… - шепчет Дилан, потирая глаза.
- Да-да. Кушай, а я пока отнесу еду старику, он опять противится покидать комнату. Знаешь, я вскоре спрячу его пульт от телевизора, - говорит, чем вызывает улыбку на лице парня. Я немного теряюсь, ведь понятия не имела, что Дилан может так тепло улыбаться.
Старушка берет поднос, оборачиваясь:
- Меня кстати зовут Софи.
Я откашлялась, смущаясь:
- А м-меня Кэйлин.
Старушка улыбается мне:
- Приятно познакомиться. Дилан, будь повежливее с гостьей, - поднимает брови, направившись в коридор. Дилан стучит пальцем по столу, кивая с наигранной улыбкой:
- Конечно.
Старушка выходит, оставив нас. Я ерзаю на стуле, чувствуя, как ладони потеют. Убираю прядь волос за ухо. Дилан берет стакан сока, говоря:
- Если ты не поешь, она решит, что тебе не нравится её стряпня, поэтому советую тебе хоть что-то съесть.
Я не отвечаю, смотря на тарелку с блинчиками. Мой живот бурчит, но я не могу съесть столько. Это так много калорий… Не могу позволить себе такое.
- Ты меня слышала? – Дилан ставит локти на стол, смотря на меня.
- Да, - выдавливаю улыбку, наблюдая за тем, как парень пьет сок, опустошая стакан. Тоже беру кружку с напитком из фруктов, поднося её к губам. Корчусь:
- Кислый, - начинаю улыбаться. Моя бабушка тоже сама делала сок, и он тоже был кислым. Забавное сходство.
Беру тост, кусая. Не в силах убрать эту улыбку с лица, ведь это очень вкусно. Чувствую, как мои щеки начинают пылать, когда замечаю, что Дилан наблюдает за мной, изредка поглядывая. Встретившись взглядом со мной, начинает откашливаться, прикрывая рот кулаком:
- Что ж, мы опоздали в школу, хоть что-то положительное из всего этого дерьма.
Я качаю головой, теребя стакан в руках:
- Я все равно поеду.
Дилан поднимает глаза:
- Почему?
- Мои отметки… Короче говоря, мне не стоит пропускать, - опускаю глаза на тарелку, хмурясь. О’Брайен облокачивается на спинку своего стула:
- Понятно.
Молчим. Нужно разрушить тишину:
- У тебя хорошая бабушка, - говорю, подняв глаза. Дилан накрывает лицо ладонями, вновь открывая его:
- Ты просто не видела её в гневе.
Слабо смеюсь, на что Дилан отвечает легкой ухмылкой.
- Ладно, - ставлю стакан на стол. – Мне уже пора.
- Да, только не забудь свои вещи у меня в комнате, - говорит Дилан, ставя меня в тупик.
Я щурюсь, не понимая:
- Какие вещи?
О’Брайен кивает. Мой взгляд скользит на мои ноги. Это хлопковые штаны. И да, они не мои.
- О, черт, - прикрываю рукой лицо, наклоняя голову. – Теперь мне стыдно перед Софи. Черт, - повторяю, взглянув на Дилана. – А раньше не мог сказать?
- Как можно забыть то, что ты в одежде парня? Сама же просила у меня вещи, так что не вини в своей тупости меня, хорошо?
- Ты смеёшься надо мной, - киваю, смотря на него.
- Ага, - соглашается со мной О’Брайен, вновь поднося к губам стакан. Я возмущенно приоткрываю рот, на что Дилан поднимает брови, все так же ухмыляясь.
Такая обстановка между нами… Это что-то необычное.
Дилан может быть таким?
Дилан такой?
Этот парень… Он куда страннее меня.
========== Part 18. ==========
Это неописуемое, странное и еле переносимое чувство пустоты. Неудивительно, что стоило мне вернуться в свою комнату, как оно тут же въелось в мою грудь, вызывая неприятные спазмы в животе.
Мой дом и дом О’Брайена – два разных мира.
Моя семья и семья О’Брайена – совершенно не похожи друг на друга.
Я заставила себя покинуть комнату, чтобы убедиться, что матери нет, а отец заперся в кабинете. Понятия не имею, чем он там может заниматься, ведь даже свет не горит. Дело в том, что он не открывает шторы. Он не любит видеть мир, обвиняет реальность в его проблемах. В чем-то я его понимаю, но закрываться не собираюсь. К тому же, в последнее время отец часто покидает дом, что не может не удивлять.
А ведь мы были обыкновенной семьей: мой отец читал мне свои сказки на ночь, готовил, убирался, в то время как мать – более рабочий человек – строила себе карьеру, которая рухнула, стоило им разойтись. Мы влезли в долги, как и отец, и теперь обязаны вновь выкручиваться вместе.
Я не люблю воспоминания, какими бы они ни были, с чем бы они ни были связаны. Эти мысли, эти яркие картинки прошлого заставляют меня почувствовать «что-то». И это не радость, не тоска по прежним временам. Эта ненависть. Я ненавижу судьбу, если это её вина, ненавижу обстоятельства, если это их вина, ненавижу чувства родителей, если все дело в их непонимании.
Меня с детства учила бабушка, что мне не стоит быть эгоисткой. Я все время плакала, когда мать уезжала в город работать, к тому времени они с отцом уже разошлись.
Дело обстояло таким образом: мой отец уехал по работе, мать и бабушка присматривали за мной, после чего уехала и мать, говоря, что найдет отца и вернет домой. Но она нашла его лишь для того, чтобы развестись. Думаю, отец отправился на поиски вдохновения. Он не бросал нас. Повторю, что творческие люди – сложные личности. А мать просто бросила меня с бабушкой, уехав в город, чтобы начать свою карьеру. Она приезжала, как максимум, два-три раза в год, обещая, что вскоре заберет меня, но, думаю, если бы моя бабушка не скончалась, то она так бы и не выполнила свое обещание, ведь я могла серьезно помешать её работе. Мне кажется, всем известен тот факт, что женщине с ребенком трудно найти себе мужчину, так вот это и была та самая причина, по которой мать скрывала меня. Я не виню её. Мы толком не говорили об этом, и я не требовала объяснений и извинений, но знаю, что матери непросто. Она сейчас пытается нагнать все упущенное, и я не против. Мне её жутко не хватало. Хотя сейчас, мне не хватает бабушки, ведь, хоть мы и живем с мамой и папой вместе, я ведь об этом мечтала, но ничего толком не изменилось. Моя «солнечная» жизнь – это лишь плод моего воображения, это то, что я переношу на чистый лист, скрывая за разными «каракулями», чтобы никто не мог прочесть мои мысли.