По-журавлиному ступая на негнущихся ногах, Игорь вошел в зал и там его чуть не вывернуло. Метнувшись в туалет, он изверг из себя кислое месиво, а потом долго кряхтел и плевался, стараясь избавиться от вязкой слюны, протянувшейся от губ к унитазу.

– В ванную лучше не заходите, – предупредил Греховец, невозмутимо покуривающий возле открытой форточки. – Там… В общем, вам придется нанять кого-то для уборки. Сами вы вряд ли справитесь.

Игорь сходил в кухню, выпил воды из крана, вернулся в прихожую, хрустя осколками и черепками. Войдя в комнату, он увидел на полу контур человеческого тела, разбросанные как попало вещи и упал на стул, предусмотрительно выдвинутый следователем.

– Это отец, я так понимаю, – хрипло произнес Игорь. – А мама… мать где?

– Ее убили в спальне, – пояснил Греховец. – Обоих перед смертью… э-э, допрашивали.

– Пытали.

– В общем-то так будет ближе к действительности.

– Деньги искали, – заключил Игорь, стараясь не смотреть на меловой рисунок.

– Откуда вам это известно? – оживился Греховец.

– А что же еще? Не семейные же фотографии.

Игоря поразило, как цинично он это произнес. Но по-другому не получалось. Такова была защитная реакция. Броня, позволяющая облегчить боль от соприкосновения с беспощадной действительностью.

– Да, действительно. – Поскучневший следователь выбросил окурок в форточку и расположился рядом с Игорем. – Деньги, деньги, деньги. Люди гибнут за металл… Не помните, кто это сказал?

– Нет. От меня сейчас что требуется?

– Я задам вам несколько вопросов, Игорь Александрович. Потом вызову машину и мы отправимся на опознание. Ну и наконец нужно будет оформить все сказанное вами в протоколе.

– Мне нечего рассказывать, – хмуро произнес Игорь.

– Понимаю, – кивнул Греховец. – Не обижайтесь, но я буду вынужден попросить вас указать, где вы находились накануне… э-э, ограбления.

– Железнодорожного билета будет достаточно?

– Вполне.

– Вот он.

Порывшись в карманах, Игорь вручил следователю билет. Поговорив еще немного, они перешли в спальню, где меловой контур отсутствовал, поскольку, как было видно по смятому покрывалу, маму пытали и убили на двуспальной супружеской кровати.

– Я не вижу крови, – глухо произнес Игорь, голос которого звучал так, словно он говорил сквозь плотную тряпку.

– Преступники проявили предусмотрительность, – охотно пояснил Греховец. – Прежде чем стрелять, они надевали на головы жертв пакеты. Такие черные, что для мусора используют, знаете? Чтобы кровь и мозговое вещество не забрызгали одежду. А стреляли, скорее всего, из пистолета с глушителем, так что соседи ничего не слышали.

– Как же их обнаружили? – спросил Игорь.

– Небрежность. Обыкновенная небрежность, Игорь Александрович. Покидая квартиру, преступники случайно сдвинули с места половичок, и он не позволил двери захлопнуться. Соседка с шестого этажа заметила и полюбопытствовала. Сейчас она в кардиологическом отделении находится. Инфаркт.

Продолжая говорить, Греховец открыл форточку и приготовился закурить. Игорь попросил его этого не делать. Ему это показалось чем-то вроде святотатства. Они находились в комнате, где мучили и убивали его мать. Она не переносила табачного запаха. В отрочестве Игорю стоило большого труда сохранять в тайне свое пристрастие к сигаретам.

Повертев пачку в руках, Греховец спрятал ее в карман и сухо спросил:

– Скажите, Игорь Александрович, какой суммой, по вашим прикидкам, могли располагать поко… э-э, ваши родители?

– Точно не знаю, – ответил Игорь. – Но деньги у них были. Недавно они продали машину, гараж, дачу.

– Вот как? – следовательский глаз сверкнул внезапным интересом. – С какой целью?

– Собирались мне квартиру купить. Сегодня. У меня день рождения.

– Поздравляю, – кивнул Греховец. – Если это уместно.

– Не уместно, – отрезал Игорь.

С этого мгновения их отношения сделались подчеркнуто прохладными. Игорь об этом не жалел. Он жалел совсем о другом. О том, что случилось с его родителями, пока он находился далеко. И это было непоправимо.

По ночам никакие ужасы Игорю не снились и не мерещились, хотя спать он ложился совершенно трезвым. А вот при свете дня – при свете сумеречном, бесцветном, осеннем – случалось всякое. Например, разбирал он вещи, что-то раскладывая по полкам, а что-то готовя к выносу из квартиры, как вдруг сам собой включался телевизор и начинал петь любимую мамину песню про лаванду, горную лаванду. Или, сунув руку в шкаф, Игорь натыкался на чьи-то холодные пальцы, которых потом там, разумеется, не оказывалось. Все это ужасно действовало на нервы. Как и постоянное присутствие в квартире родственников, знакомых или вовсе посторонних людей.

Все они считали своим долгом выразить Игорю соболезнование и сообщить ему, что его родители были замечательными людьми. Он кивал и благодарил, а сам ждал, когда они все наконец уйдут. Хотя без их участия он вряд ли справился бы. Похороны и все сопроводительные процедуры совершались как бы без личного участия Игоря Красозова. Его куда-то возили, он что-то подписывал и платил какие-то деньги. Потом в прихожей возникли венки, во дворе – автобус, а на кладбище – свежевырытые могилы и деловитые парняги с лопатами.

«Земля им пухом, – звучали тосты на поминках, – за Юлечку и Сашеньку… светлая им память…

Игорь глотал водку, как воду, не закусывал и не пьянел. Покинув арендованное кафе, он старательно попрощался со всеми, твердой поступью отправился домой, а там упал рядом с диваном, отключившись чуть ли не на целые сутки. Придя в себя, он, два или три дня беспробудно пил, беседуя с собой и своим зеркальным отражением. Иногда, спохватившись, названивал следователю и, с трудом ворочая языком, допытывался, когда будут пойманы убийцы.

– Вот что, Игорь Александрович, – не выдержал Греховец. – Прекратите сюда звонить да еще в нетрезвом состоянии. Я, конечно, сочувствую вашему горю, но если вы не уйметесь, то вынужден буду принять меры.

– Какие? – дерзко поинтересовался Игорь.

– Необходимые, – туманно ответил следователь.

Это прозвучало очень отрезвляюще. На следующий день Игорь купил не водки, а только лишь пиво, которое употреблял весьма умеренно, чтобы опять не сорваться. Хорошо, что о пропитании не приходилось заботиться: в доме нашлись и консервы, и крупы, и картошка, и даже сухая колбаска с сырной нарезкой. Правда, не всякий кусок лез в горло. Например, открыв к чаю абрикосовое варенье, Игорь потом долго давился слезами, причитая «мама, мамочка».

Прикончив родительские запасы, он не стал их пополнять. Запасся маслом, молочными продуктами, хлебом, овощами. А еще приобрел целый ворох прессы, чтобы было чем убивать время. Телевизор Игорь недолюбливал, за компьютер его не тянуло, книжные тексты не лезли в голову. Газеты и журналы с кроссвордами – то, что надо.

Вернувшись домой из универсама, Игорь плотно пообедал свежесваренным супом и завалился на диван. Какая-то часть его ныла, что слишком рано он утешился, но Игорь прогонял подобные мысли, как назойливых мух. Что толку сидеть, уставившись в одну точку, и скрипеть зубами? Какой смысл посыпать голову пеплом или рвать на себе волосы? Родителей не вернуть. Отныне они там, где рано или поздно все мы будем. Туда не доходят звонки, эсэмэски и электронные письма. Но некая связь существует. Незримая, неслышная, неосязаемая. Временами Игорь ощущал присутствие отца и матери так явственно, словно они приближались к нему или тихонько сидели в соседней комнате.

Подобное чувство посетило его, когда он раскрыл яркий журнальчик с пышной блондинкой на обложке. «Не это», – прошелестело в тишине.

Игорь отложил журнал и, поколебавшись, выбрал одну из газет. Это было местное издание, не тонкое и не толстое, с непритязательным названием «Вечерний Артемов». Развернув газету, Игорь немного пошелестел страницами и замер. Его взгляд наткнулся на рубрику криминальной хроники, где была помещена статья «Почерк нелюдей». Речь там шла о родителях Игоря, зашифрованных как «семья К». Но не только о них.