Не пронесет!

– Да, это я, – произнес Игорь, переборов искушение представиться каким-нибудь другим именем. – С кем имею честь?

Аристократический какой оборот речи ввернул! Прямо белогвардейский офицер в плену у красных. «Отдали бы честь, ваше благородие». – «Не могу-с, честь у меня одна. Отдашь – где другую возьмёшь…»

Все эти глупые соображения пронеслись в мозгу, как тени стрижей на асфальте. Вжик – и пусто.

– Моя фамилия Греховец. Звать Константином Эдуардовичем. Я следователь по делу… э-э…

Повисшая пауза порождала тяжесть, подобную той, которая случается, когда наползает грозовая туча и все никак не проливается дождем, а только мерцает изнутри молниями да невнятно бормочет.

– Плохо слышно, – сказал Игорь. – По какому делу?

Мелькнула идея еще раз пожаловаться на плохую связь, оборвать разговор и больше на звонки не отвечать. Нет, нельзя. Нужно знать намерения противника, чтобы планировать какие-то действия. Кроме того, родители небось в шоке, так что придется их успокаивать.

Игорь крепче стиснул мобильник.

– Когда вы последний раз были дома? – спросил Греховец.

Странный вопрос. Неожиданный.

– А что? – насторожился Игорь.

– Ответьте на вопрос, пожалуйста, Игорь Александрович. Это крайне важно.

– В прошлом… нет, в позапрошлом году. На Новый год. Второго или третьего января, точно не помню.

– И все? – настаивал следователь.

– И все. Да в чем дело-то?

– Вам необходимо приехать в Артемов.

Игорю внезапно захотелось к чему-нибудь прислониться, такая слабость его охватила. Этот разговор нравился ему все меньше и меньше.

– Вы могли бы передать телефон кому-то из моих родителей, Константин Евгеньевич?

– Эдуардович, – поправил Греховец. – Нет, к сожалению, выполнить вашу просьбу не могу.

– Почему?

Дожидаясь ответа, Игорь тупо смотрел прямо перед собой. Он не видел людей, не видел подошедшего поезда, не обращал внимания на моросящий дождь, не слышал гнусавого голоса, что-то талдычившего в репродукторы. Он находился там, но вместе с этим где-то далеко.

– Потому что, – донеслось до его слуха, – они мертвы. Я расследую убийство ваших родителей, Игорь Александрович. Выйти на вас было легко. Вы значились в мобильном телефоне покойной гражданки Красозовой как «Сынуля».

Невидимый тупой клинок вонзился в солнечное сплетение Игоря и стал поворачиваться там, наматывая на себя внутренности.

– Сынуля, – повторил он.

Повторил беззвучно. Голоса не было, хотя губы и язык шевельнулись.

– Вы меня слышите? – спросила телефонная трубка.

Если ее выбросить, то, возможно, окажется, что никто не звонил и ничего не сообщал. Вся эта жуть просто почудилась Игорю. Приснилась. Он и сейчас спит. Не случайно люди на перроне выглядят так странно.

Игорь отнял мобильник, посмотрел на него и вернул в исходное положение.

– Как они умерли? – спросил он деревянным голосом.

– Их убили, – ответил следователь Греховец. – Игорь Александрович? Где вы сейчас находитесь? Когда вы сможете приехать?

– Поезд прибывает в восемь утра.

– В таком случае погуляйте где-нибудь до девяти, договорились? Нет, лучше до половины десятого. Квартира опечатана. В девять тридцать я подъеду, мы с вами побеседуем и уладим все формальности. У вас есть ключ от квартиры?

– Есть, – выдавил из себя Игорь. – Как их убили? Кто?

Услышав последние слова, женщина с маленькой девочкой в шапочке с кошачьими ушками остановилась и оглянулась.

– Вы все узнаете на месте, Игорь Александрович, – заверил следователь.

– Я хочу знать сейчас, – произнес со сдавленной яростью Игорь и вдруг закричал: – Кто их убил? За что?

Женщина схватила девочку за руку и поволокла прочь, озираясь. Десятка два пассажиров уставились на Игоря – кто с испугом, кто с состраданием.

Осекшись, он тихо произнес: «Завтра в девять» – и выключил телефон.

Пока он разговаривал, дождь успел намочить асфальт перрона, он был черным, блестящим, в лужах отражалось серое небо. «Пусть бегут неуклюже…», – пропел издевательский голосок в голове. А потом: «К сожаленью, день рожденья…»

Это «к-сожаленью-день-рожденья» преследовало Игоря всю дорогу домой, где бы он ни находился и что бы ни делал: торчал в вонючем тамбуре, стоял в коридоре, уткнувшись лбом в холодное мутное стекло, валялся без сна на верхней полке, уставившись в темноту.

К сожаленью, день рожденья…

К сожаленью, день…

К сожаленью…

Артемов встретил Игоря как старый родственник, которого уже почти не помнишь, а лишь угадываешь в его облике прежние черты. Здесь прошли детство и молодость, но именно что прошли – их больше не было, от них ничего не осталось. Только декорации от отшумевшего спектакля. На «бис» никого не вызвали. Отыграл свою роль – и до свиданья. Точнее, прощай.

Погрузившись в новенький автобус, гладкий и блестящий, как яичный желток, вылитый на сковородку, Игорь стал смотреть в окно, потому что это позволяло не заглядывать внутрь себя, где все болело, изнывало и корчилось. Ряды невысоких домов стояли вдоль дороги, подобно равнодушным встречающим, которым нет никакого дела до гостя. Последнее золото на деревьях успело подернуться ржавчиной, улицы были засыпаны влажной бурой листвой. Ее топтали ногами пешеходы и давили колесами машины. Повсюду, куда бы ни упал взгляд Игоря, сидели мрачные черные вороны. Он знал, зачем они здесь. И иногда отстраненно удивлялся тому, что способен сидеть на автобусном сиденье с абсолютно сухими глазами и прямой спиной.

Катя за собой чемодан, Игорь вошел во двор, сделавшийся непривычно маленьким из-за ведущейся внутри стройки, обнесенной зеленым забором. Оттуда струилась по асфальту рыжая глинистая жижа, напоминая о том, где скоро окажутся те, кого Игорь называл собирательным словом «мапа».

Он не задавался вопросом, кто их убил и за что. В данный момент это не имело значения. Гнева не было. Обрушившееся на Игоря горе было столь велико, что вытеснило все прочие эмоции своей тяжестью.

Сверившись с часами, он остался стоять во дворе, воскрешая призраки прошлого. Вон там стояла беседка, в которой Игорь тайком поигрывал в картишки с пацанами и пугался до потери пульса, когда мимо проходили родители. А вон возле тех гаражей он рыдал с поломанной ногой, глядя на бегущего к нему отца. А на этот балкон выходила мама, чтобы позвать его домой.

Игорь! Ужинать!

Воображаемый крик прозвучал столь отчетливо, что он невольно вздрогнул, а в следующий момент увидел приближающегося к нему следователя. Ошибки быть не могло: это был именно Греховец, весь из себя такой полицейский. Или прокурорский? Игорь не разбирался в подобных тонкостях. У него еще никогда не убивали родителей. «Все бывает впервые, – подумал он. – Но не всегда бывает второй раз».

Мысль едва не заставила его задергаться от едва сдерживаемого смеха. Наверное, это была истерика. Так ли это, Игорь точно не знал. Прежде у него не случалось истерик. Повода не было.

– Вы Игорь Александрович? – осведомился Греховец, не подавая руки. – Доброе ут… Гм! Здравствуйте.

– Здравствуйте… – поздоровался Игорь и, поднапрягшись, припомнил имя-отчество следователя. – Константин Юрьевич.

– Эдуардович. Пройдемте в дом.

Официальное приглашение резануло слух. Игорь послушно взялся за ручку чемодана, но с места двинулся не сразу.

– Они… там? – спросил он.

– Нет, конечно. – На лице Греховца промелькнула снисходительная усмешка, которую он тут же прогнал. – Тела покойных находятся в морге судебной экспертизы. Кстати, вам придется их опознать. Неприятная процедура, но ничего не попишешь.

Они вошли в подъезд, причем Греховец шел первым и безошибочно набрал код замка подъезда. Дверь в квартиру, сорвав с нее бумажку с печатью, он предложил открыть Игорю. Рука отказывалась повиноваться. Ключ долго не желал поворачиваться в замочной скважине.

Войдя в квартиру, Игорь ощутил множество запахов, среди которых было несколько совсем незнакомых. Один из них перебивал все остальные, вызывая спазмы в пищеводе.