- Я слышал, что недавно умерла королева, ваша мать?

- Да.

- Сожалею. Поэтому вы так грустны?

- Нет, - она отрезала, и Лурис уже испугался, что спросил лишнего, но потом принцесса продолжила. - Я не улыбаюсь никогда. Этот недуг передался мне по наследству от пра-прабабушки, королевы Ваэлетты. Она так и умерла, не улыбнувшись ни разу.

- Может, во дворце нет нормальных шутов? Оставьте у себя Свейнера...

- Дело не в этом. Мне бывает смешно и нередко. Но губы отказываются выдавать улыбку. Лекари говорят, что это проблема мышц на лице.

- Ерунда. Это проблема того, что вы сами не хотите смеяться. Я нахожусь в плену чувств и эмоций - так сказал мне господин Норн. Я так понял, в высшем свете не принято показывать их?

- Это позволяет мыслить здраво, - кивнула принцесса. - Чтобы ничего не мешало оценивать ситуацию. Но это не значит, что в "высшем свете", как ты выразился, мы полностью отторгаем чувства...

- Именно, что отторгаете. Не хочу быть нетактичным, но сколько раз вам предлагали выйти замуж?

- Много.

- Скольким вы ответили взаимностью?

- Ни одному.

- И ни в кого не влюблялись?

- Влюблённость затмевает разум. А разум принцессы должен быть трезв.

- Или так вам сказали. Я читал, что с давних времён принцесс женили ради политических целей. Против их воли.

- Увы, но такова наша судьба.

- А может, вам это сказали для политических целей?

- К чему ты клонишь? - принцесса остановилась и посмотрела на Луриса. От её бесчувственного взгляда парню стало не по себе.

- Я хочу сказать, что вас учили не тому, что нужно вам, а тому, что нужно другим.

- Я бы попыталась объяснить тебе кое-что, но это будет всё равно, что рассказывать слепцу, что такое красный цвет. Ты многого не знаешь.

- И вы многого не знаете, и не узнаете, пока не попробуете, - парень сунул руку за шиворот и извлёк цепочку с амулетом, который всё время висел у него на шее. Он был выкован в форме сердца. - Вот, возьмите. Этот амулет разбивается на две части. Одну из них дают тому, кого любят. Однажды вы полюбите кого-нибудь и улыбнётесь. И вспомните мои слова.

- Сюда идут Элин и твой друг.

- Возьмите скорее. Запомните, одна половина отделяется. Мне сказали, этот амулет волшебный.

- Волшебством обладают только люди...

- Возьмите же.

Она взяла.

* * *

Когда, свернув за угол и потащив его за собой, принцесса сделала необыкновенно глубокий вдох, Лен не был сильно удивлён. В помещении, где проходил ужин, стояла невыносимая духота, а от выходок Руперта и Свейна даже ему стало противно, хотя он видел кое-что похуже в их исполнении. Но когда она отпустила его руку и быстро стянула с себя верхнюю накидку, обнажив плечи и оставшись в одном платье, он был несколько озадачен. Платье оставляло открытыми руки, а из всего, что выше пупка, покрывало лишь едва выделяющийся девичий бюст. Лен уставился на дорогу.

- Наконец, вышли! - протянула девушка. - Ваши друзья всегда так едят?

- Там где я вырос, не учат этикету, - сказал Лен, посмотрев на неё, но затем снова пригвоздив взгляд к мостовой. - А вы с сестрой всегда так дружелюбно относитесь к гостям?

Вместо ответа принцесса снова сделала глубокий вдох, расправляя руки, словно крылья, и выпячивая бюст так, что Лену пришлось приколачивать взгляд уже к самому краю дороги.

- Мы с сестрой, - позже сказала она. - Не такие, как все придворные дамы. Остальные видят в вас людей, достойных только жалости. А мы понимаем, что кроме жалости вам нужно ещё много чего! Хотя бы, общение.

- Кому нам?

- Брось, ты ведь понимаешь.

Лен тихо ругнулся. А ведь он почти узнал то, что хотел. Парень стал думать, как снова перейти к этому разговору, но вдруг его глаза уловили отблеск яркого красного света. Минуту назад он бы не заметил этот свет, принял бы его за садящееся солнце, но светило уже давно кануло за горизонт, темнота усилилась, и теперь вдалеке, почти у самых стен города виднелся багровый отблеск.

- Красное Ущелье! - ахнул парень.

- Ого! - принцесса была удивлена. - Там, где ты жил, знают про эту тюрьму?

- Мало кто. Мне рассказывал об Ущелье отец. Он говорил, что предпочёл бы смерть заточению в нём.

- Предпочёл бы смерть? Твой отец странный человек.

- Почему? - Лен быстро отогнал грустные воспоминания и постарался говорить спокойно.

- Как можно думать, что смерть лучше чего-нибудь? Мы ведь не знаем точно, что такое смерть. И не узнаем, пока не умрём. А вдруг после смерти мы попадаем не на небеса, как говорят епископы, а куда-нибудь похуже Красного Ущелья?

Принцесса была очень шустра, шагала так, что парень едва поспевал за ней.

- Мой отец видел смерть гораздо чаще, чем я или вы. Думаю, он знал о ней больше.

- Кем был твой отец?

- Солдатом.

- Наверное, у него была интересная жизнь.

- Вряд ли можно назвать интересным то, что каждый день жизни может оказаться последним. Я уже испытал.

- А вот я бы хотела. Хотела бы оказаться где-нибудь в лесу или в горах, подальше от дворца. Почему ты смеёшься?

- Чем дальше люди находятся от дворца, тем больше хотят в него попасть. А вы просто не видели, как живётся за вон той стеной, в других кварталах. Люди нищенствуют и голодают. Они не находят свою жизнь интересной.

- Они просто не знают, каково здесь. Это ведь скучно. Очень скучно. Не представляю, что может быть скучнее, чем сидеть во дворце.

- Сидеть в дерьме.

Принцесса посмотрела на парня, и в её взгляде были злость и обида.

- Ты нетактичен. Нетактичен и груб. Кажется, вон там идут твой друг и Эранья.

Она ещё сильнее участила шаг, и вскоре им повстречались Лурис и другая принцесса. Лен едва успел различить в кивке друга, что тот тоже ничего не узнал, прежде чем девушки обменялись ими и снова зашагали вокруг дворца, только теперь в обратные стороны, ко входу.

Вторая принцесса, которую звали, кажется, Эранья, была гораздо спокойнее сестры. Первое время шла молча, глядя под ноги. Если бы Лена не поджимало время, отведённое судьбой, чтобы узнать о своей "миссии", они бы так и не заговорили.

- Вы очень грустны. Это Лурис вас обидел?

- Нет...

- Давайте я вас развеселю.

- У тебя не получится...

- Я попробую. Я расскажу одну историю. Она ещё никого не оставляла равнодушным. Как-то староста Налним приказал Руперту изготовить оленя из железной проволоки. Такие, которые украшают вход в дома охотников. Наш староста тоже был охотником, в молодости. Так вот, он задал это дело Руперту. Мы с остальными решили помочь ему. Растапливали кочегарню, держали заготовки, пока Руперт лупил по ним молотком. А Свейн, как всегда, мешался. Старался помочь, но толку от него не было. Когда Руперт почти закончил ковать голову оленя, Свейн принёс с колодца ведро воды. Холодной, как лёд. Руп подставил раскалённого оленя под ведро и попросил остудить металл. Он сказал "лей на голову". Вот Свейн и выплеснул всю воду ему на макушку.

Лен посмотрел на Эранью. Губы принцессы не пошевелились, даже не дрогнули. Но засмеялись глаза. В них словно зажглась искра.

- Вам не понравилось?

- Эта самая смешная история из всех, что я слышала, - призналась девушка. Лену почудилось, что голос у неё надломился. Или не почудилось. Он посмотрел на небо. Безумно красивое, как тогда в Ремеке, в ту ночь, когда он накрывал одеялом отца. Посмотрел на небо и вздохнул. Похоже, контакт ему удалось наладить. Осталась самая малость. Он перевёл взгляд на принцессу и был готов задать вопрос.

* * *

Свейнер вышел, чтобы отлить. Конечно, так он не стал говорить хозяевам и стражникам. Сказал: "пойду умоюсь".

В это время во дворце не было даже гвардейцев. Глубокий тёмный коридор вторил стук шагов, раздающийся, казалось, где-то под глянцевой плиткой пола. В углах стояли горшки с лилиями и фиалками, маня Свейна справить нужду прямо в них. Но несмотря на то, что выпитое вино кружило голову, он шёл мимо.