В перечне дел и имен не значилось имени Сеида Али Насими. В самом начале меджлиса между ним и Юсифом вышел спор. Насими резко отверг предложение Юсифа потребовать оружие у шаха. "Наша сила в учении, - сказал он. - Если народы выходят из повинения Диву, то лишь благодаря учению. Защита Фазла в его учении. Оружие породит погром и сломит нашу мощь".

На него ополчились все, но Сеид Али стоял на своем.

"Кончилось время символических мечей. Теперь время оружия. И спасение Фазла в оружии", - заключил спор Юсиф, подводя итог всем выступлениям.

Но оставалось волеизъявление Хакка, и Насими, как и все, ждал, что скажет Фазл. Но Фазл обратил свое слово к одному Насими. "Ты выше наших преходящих забот, свет очей моих. Будь вольным дервишем и проповедуй наши идеалы поэзией", - сказал он и поручил Сеиду Али поддерживать постоянную связь с доверенными лицами в двадцати четырех ремесленных мечетях Шемахи, развивая и углубляя с их помощью связь с народом.

В голосе Фазла слышалось столько искренности, в глазах светилась такая любовь, что Насими ни на минуту не усомнился, что ему предоставляют свободное дервишество ради достижения высшей программы Хакка.

Но после меджлиса, когда он увидел мюридов, столпившихся вокруг Юсифа, и узнал, что Юсиф назначен Самитом при Натиге (Самит - Молчащий, оружием исполняющий волю Натига; Натиг - оратор (здесь подразумевается пророк) ред.), мозг его молнией пронзила мысль: "И от дел ты отлучен, Насими!"

Стоя в толпе позади гасидов, Насими смотрел, как Юсиф с презрительной усмешкой выслушивал Амина Махрама. Надежда и упование Устада в тяжелейшие дни, он смотрел сейчас на происходящее со стороны и сам выглядел посторонним, неправомочным, бессильным. Поражение Устада, который умел словом сотрясать царство гнета, а теперь сам просил оружия у ближайшего союзника и получил отказ, раскаленным клеймом жгло ему сердце. В миг, когда город погрузился в темноту, он ощутил, как и в нем погас свет и не осталось ничего; кроме предчувствия краха. И когда мюриды, затаптывая брошенные оземь факелы, мощным потоком устремились вниз по спуску между кварталами Мейдан и Шабран, Сеид Али, вдруг ощутивший смертельную усталость от сознания предопределенности и невозможности изменить что-либо, пошел со всеми. Но, услышав совсем близко родной до боли голос, он невольно остановился.

- У меня в Баку есть такой верный защитник и опекун, как мовлана Таджэддин. В тебе я не нуждаюсь, - говорила наследница духа.

После той ночи, когда Фатьма, презрев запрет, примчалась встретить своего возлюбленного, она как в воду канула. Насими не видел с той ночи ее совершенного лика, не слышал ее голоса, он истомился и измучился так, как если бы его лишили воды и воздуха, и сейчас, как ни приглушенно звучал ее голос, ухо Насими тотчас уловило его в гуле многотысячной толпы.

- Твой досмотр терзает мне душу! Я должна выйти из-под надзора. Передай Фазлу: я прошу разрешения на вольное дервишество.

- Вольное дервишество дозволено только Рухи-равану (Р у х и-р а в а н вечный дух, по учению хуруфитов, пребывающий в совершенном человеке - ред.). Твой же дух мечется. Ты отчаялась! - бесстрастно ответил Юсиф.

- Твой надзор - вот причина моего отчаяния!- вскричала Фатьма; в голосе ее звучали гнев и бунт.

В голосе же Юсифа слышалась непреклонность.

- Ты должна ехать со мной в Тебриз - по велению Фазла, - говорил-он. Никто, кроме тебя, не имеет права огласить День Фазла. Если бы не это, я сам бы испросил у Фазла разрешения тебе на вольное дервишество.

- Ты лжешь! Не ради Дня Фазла ты держишь меня возле себя. Я знаю! Ты падок до власти! Ты пленник своих диких страстей и мечтаешь жениться на дочери и наследнице духа Хакка! Невежественный мясник! Немой Самит! Ты вызубрил "Джавиданнамэ", но понять его у тебя нет ума. Ты остался половинчатым, и единственное твое призвание - насилие!

Насими услышал, как разошлись звуки тяжелых, неторопливых шагов Юсифа и быстрых, взволнованных - Фатьмы. Ничего не различая в густом дыму, от которого першило в горле, он бросился вслед шагам Фатьмы и, чудом отыскав, взял ее за руку. Рука не противилась, она доверчиво и ласково прижалась к его руке. Фатьма остановилась сразу. Обхватив ее лицо ладонями, Насими попытался остудить его жар, но Фатьму била дрожь.

- Юсиф - жестокий насильник! - задыхаясь, говорила она. - Он топчет наше достоинство! А мы терпим! Мы с каждым днем мельчаем! Почему ты не восстанешь? Почему не

разрушишь эту клетку?! .

Встреча с совершенноликой не радовала Насими. Впервые в жизни он не радовался встрече с любимой: она прибавила ему горя и смятения. Обняв ее и прижимая к своему сердцу, он повел, ее в сторону от людского потока, от дыма и шума. Он начал говорить, делясь с ней своим отчаянием, своим страшным прозрением. "Ты права, - говорил Насими, - Юсиф действительно насильник. Он половинчатый". И не только в том горе, что их насильственно разлучили. В такое смутное время меджлис не внял его словам, а Фазл отстранил от дел. Когда же тайная резиденция Ахи Гассаба в Тебризе станет средоточием всех дел, Юсиф станет еще большим насильником и, не соблюдая границ своих прав, обуздает мюридов и подчинит их себе, а так как сам он не очень преуспел в науках, то, пренебрегая воспитанием высшего духа, в спешке, подгоняя срок восстания, раздаст хирги проходимцам и грабителям с большой дороги; собравшимся в войсках Кара Юсифа и султана Ахмеда. Глупо надеяться, что такая темная и гнусная личность, как султан Ахмед Джелаири, за какие-то недели или месяцы освободится от диких страстей, очистится и обретет высший дух. На это нужны годы и годы. Но Юсиф и его оденет в белоснежную хиргу. И когда объявят День Фазла, трон и корона снова перейдут в руки невежд, и веру в знание, единство и вечность заменит вера в силу. И гнет, меч и страх начнут царить сызнова. Вот, где горе! Вот крушение!

Фатьма слушала молча; горячая, смятенная речь Насими потрясла ее.

- Почему ты не скажешь об этом Фазлу? --спросила она. - Почему ты молчишь?! Почему не взбунтуешься?!

- Разве бесплодность моего бунта не очевидна, родная? - с горечью возразил Насими. - Халифы доверили подготовку восстания Юсифу, меджлис поддержал их. Их, не меня! Фазл же никогда не противопоставляет воле меджлиса свою волю. Ты же знаешь его правило: "Подавление воли меджлиса совершенных несовместимо с нашим учением"...