Внезапный стук в дверь прерывает ход моих мыслей. Оборачиваюсь, придавая лицу серьёзный вид.

- Привет,- сын хмуро смотрит на меня, прислонившись спиной к двери. – Я взял ключ на ресепшене. Нас никто не побеспокоит, - тонкие пальцы ловко крутанули ключ, вставляя в замочную скважину - он нас закрыл.

- Потому что нам нужно поговорить.

О нет. Чувствую, как сердце пропускает удар, на спине воюют толпы мурашек. Я не готов. Только не сейчас.

- Молчишь? Ну, хорошо, - из внутреннего кармана пиджака Син извлекает пистолет, наводя на меня. – Я знал, что ты будешь меня игнорировать, но вспомнил, что у тебя очень хорошо развязывается язык под дулом пистолета, - холодно отчеканил, посмотрев мне в глаза.

- Син… ты в своём уме? – невнятно произношу я то ли с утвердительной интонацией, то ли с вопросительной.

Что он делает твою мать? У него крышу совсем снесло? Я судорожно хватаюсь за ручки кресла вспотевшими ладонями – не очень приятно, когда самый близкий человек требует от тебя разговора, наставив на тебя пушку. Сердце билось с бешеной скоростью, мозг активно выдавал идеи о спасении и остроты в адрес Сина.

- Убери пистолет. Это не смешно, - голос приобрёл мало-мальски серьёзный оттенок.

- А по-моему это очень забавно, - он подходит ко мне, неотрывно смотря в глаза, медленно касается пистолетом груди слева.

- Я не хочу с тобой разговаривать. Направить пистолет из-за неконтролируемой ревности и глупости – это одно дело, но тыкать пистолетом в собственного отца - это иное, Син, - этот его жест взбесил меня, настолько, что мурашки страха уступили место ледяным и безжалостным мурашкам гнева.

- Как ты думаешь, смог бы я в тебя выстрелить? – в глазах какой-то бешеный огонёк, приподнятые чуть вверх брови отображают растерянность, снова кусает губы.

- Нет. Потому что ты меня любишь, - резко выдаю я, секундой позже осознав смысл того, что сказал. Ведь я вложил в неё именно тот извращённый, неправильный, неприемлемый смысл. И Син понял, о какой любви я говорю, я видел это по широко распахнувшимся глазам, взирающим на меня с тенью стыда и надежды. Он отошёл на пару шагов, прикрыв глаза, но не снимая с меня прицела пистолета.

- Несмотря на все, что произошло, ты чётко знаешь, что я никогда в тебя не выстрелю. Потому что ты доверяешь мне, - уголки губ чуть дрогнули, указательный палец медленно передвинулся на курок. – Ты говорил, что доверие - это, как воздушный шарик. У каждого человека есть такой воздушный шарик, он привязан красной нитью к его сердцу. Когда человек рождается, гелия в шарике совсем мало, он еле парит над землёй, но когда человек любит, шарик его доверия становится огромным и поднимается высоко над головой человека. Этот шарик можно подарить тому, кто наполнил его такой силой, кто по-настоящему доверяет тебе, и кому по-настоящему доверяешь ты, - улыбнулся, невинно закусив губу, после чего заглянул в мои глаза и нажал на курок. – Ты сделал верный выбор, ведь я действительно тебя люблю, - весело улыбнувшись, довольно наблюдая за моим искажённым страхом и удивлением лицом. – Хоши, ты бы видел своё выражение лица, - искренний заливистый смех отразился от стен моего кабинета.

Первые тридцать секунд мозг отказывался воспринимать произошедшее: я тупо пялился на свою рубашку, пытаясь найти увечья на своей груди.

- Син, - отрываю взгляд от созерцания рубашки в апельсиновом соке, смотрю на улыбающегося мальчишку.

- Ты представить себе не можешь, как сложно было переконструировать за ночь этот пистолет, чтобы он хоть немного походил на настоящий и стрелял соком, - довольно сообщает он. Я кидаю на мальчика укоризненный взгляд, украдкой улыбаясь.

- Теперь мы сможем поговорить? – переминается с ноги на ногу, протягиваю ему руку, поднимаясь с кресла:

- Иди-ка сюда.

Делает шаг навстречу, вкладывая свою руку в мою ладонь, резко тяну к себе, сгребая мальчишку в охапку. Шумно втягиваю носом его запах, плотно закрыв глаза.

Я так соскучился.

POV Син

Задумчиво провожу пальцами по грунтованному холсту, постукивая карандашом себя по кончику носа.

- Хоши, - зову, хмурюсь, обхожу мольберт со стороны. – Мне нужна помощь. Зайди в мастерскую, - так зовётся моя священная неприкасаемая обитель, где собралось приличное количество шедевров моего авторства.

- Малыш, я на работу, - перевожу взгляд на вставшего на пороге мужчину, быстро застёгивающего рубашку. Делаю умоляющее лицо, складываю ладони вместе:

- Ну пожалуйста, спаси юное дарование, - подхожу к нему, смотря в глаза, просяще закусывая нижнюю губу.

- Син… - вздыхает, склоняя голову на бок. Понимаю, что Хоши сдался, хватаю его за руку, тащу поближе к мольберту.

- Ого, да тут пусто, - саркастически выдаёт он, приподнимая бровь. Фыркаю, беру недалеко стоящий стул, отношу на середину комнаты, перевожу взгляд на озирающегося по сторонам отца, демонстративно тыкаю пальцем на стул.

- Котёнок, мне, правда, надо на работу, - взмолился Хоши, понимая, чего я желаю. Ещё раз тыкаю пальцем на стул, придавая лицу более серьёзный и угрожающий вид, в ответ слышу невнятное бормотание.

- Завтра сходишь. Ты мне нужен здесь и сейчас. Не-за-мед-ли-тель-но, - произношу последнее слово по слогам, медленно подходя к недовольному мужчине.

- Попроси кого-нибудь другого, - обходит меня боком, придвигаясь к выходу мастерской.

- Я хочу нарисовать тебя. Я уже говорил, что у тебя правильные и приятные глазу черты лица, - разбегаюсь, запрыгиваю отцу на спину, обнимая за плечи.

- Ладно. У тебя есть полчаса, - недовольно. Радостно спрыгиваю с него, подталкивая его к стулу.

- Располагайся. Мне надо сосредоточиться и обрести покой в своей душе, - театрально выдал я, проводя пальцем вдоль ряда карандашей. Выбрав самый мягкий, потёр заострённый кончик пальцем, подходя к пустому холсту. Хоши недовольно взирал на меня, приподняв бровь и скрестив руки на груди, в знак великого протеста. Я усмехнулся, наблюдая за отцом.

Выдыхаю, склоняясь к полотну, внимательно смотрю на мужчину: на тонкую линию носа, слегка подрагивающие от частых морганий ресницы, чётко очерченные скулы. Зависаю, когда взгляд останавливается на губах: тонкие, слегка приоткрытые, манящие.

- Син, ты тут? – голос выводит меня из транса.

- А?

- Говорю, ты пятнадцать минут уже, не шевелясь, пялишься на меня. Нарисовал что-нибудь?

Смотрю на все ещё девственный кусок ткани, закусываю губу. Подвис на Хоши, как медальон на цепочке.

- Закрой глаза, - спокойно произношу я, подходя к натурщику. Закрывает глаза, полностью смирившись со своим положением. Довольно повожу плечами, наклоняясь к его лицу. Кончик носа почти касается его, внимательно изучаю длинные ресницы, скольжу взглядом по губам, кусаю свои. Так близко.

Нервно сглатываю, преодолев, наконец, последний миллиметр, который разделял нас всё это время: касаюсь тёплых губ своими, пробуя на вкус – сладкие. Сминаю губы в поцелуе настойчивей, очерчивая контур верхний губы кончиком языка. Не получаю ответа, слегка отстраняюсь, мурчу в губы:

- Хоши, - мягко растягивая первый слог имени, сажусь к мужчине на колени, не собираясь отступать.

- Не надо, - тихо, прохладный палец прижимается к моим губам, не давая вновь поцеловать их обладателя. Открываю глаза, склоняю голову, трусь щекой о ладонь, чувствую, какая она холодная, накрываю своей рукой, утыкаясь носом в запястье, проводя им вверх до подушечки среднего пальца.

- Ты сам сказал, что я люблю тебя. Почему бы мне не показать, как я тебя люблю, - смотрю в его глаза, свободной рукой провожу по груди, проскользнув пальцами под ткань. Мысленно умоляю сдаться моим манипуляциям.

- Син, - строго, мою руку резко перехватывают, отводя в сторону. – Прекрати.

- Я знаю, что ты ко мне чувствуешь, - не отвожу взгляда.

- Это неправильно, - отчаянно, рука сильнее сдавливает запястье.

- Это не может быть неправильным, - потираясь кончиком носа о его, выгибаюсь в пояснице, когда сильная рука обнимает меня за талию.