- Ну тогда предлагаю просто не говорить на эту тему.

- Но я волнуюсь за тебя.

- Гарри, я смогу все пережить сама. Все будет хорошо. Ты мне веришь? Если бы у меня были какие-то проблемы, ты знаешь, я сразу тебе бы рассказала.

- Я знаю, поэтому и стараюсь тебе помочь.

- Спасибо. Но мне сейчас нужен только...

- Чай – сказал ей друг.

- А Джинни снова сделает его по своему секретному рецепту?

- Нет. Она вернулась домой. Пойдем, у меня есть новости для тебя.

- Какие?

- Ну, для тебя хорошие, а для меня не очень.

- Что же, ты меня заинтриговал. Пойдем.

А через несколько минут бывшие одногруппники уже держали чашки с чаем в руках.

- Ну, Гарри.

- Я сегодня был у Кингсли.

- И?

- Извини, я, наверное, вмешался не в свое дело.

- Гарри, ты скажешь наконец!

- Хорошо-хорошо. Я рассказал о тебе. Спросил, может ли он посодействовать тому, что тебя возьмут в Мунго. Он, кстати, как и я, считает, что тебе лучше вернуться в школу, там, в кругу друзей, тебе будет легче и если ты все же передумаешь, то профессор МакГонагалл будет очень рада, потому что у них нет никого, кто бы мог взять на себя обязанности старосты седьмого курса. Но, если ты все же уверена в своем желании, то завтра тебя будет ждать директор больницы на 12:00. У меня все.

Гермиона сидела в полном ступоре и не могла сказать хоть слово. Она часто думала, как именно должна попасть в Мунго, а тут все решилось так быстро и еще и без её участия.

- Гермиона, ты что, не рада? Скажи, я поспешил, а ты передумала? – Друг помахал рукой перед глазами подруги, которые смотрели неотрывно в одну точку и даже не хлопали.

- Ох нет, Гарри, я просто... не знаю, что говорить. Спасибо. Я действительно рада. Просто это так неожиданно. Только сегодня я проснулась с мыслью о новой жизни, а уже завтра я могу иметь работу.

- И еще, если ты захочешь, ты в конце года сможешь попробовать сдавать с нами ЖАБА.

- Но я не буду учиться в школе.

- Я же говорю тебе, попробовать!

- Спасибо, Гарри – в глазах у Гермионы появились слезы, она встала со своего места, подошла к другу, который все это время стоял и обняла. – Но я почти бездейственна, у меня ничего не получится.

- Герм, ты забываешься. Мы «Герои войны», и у нас есть свои маленькие привилегии.

- Гарри, ты же не исправим – девушка засмеялась и, легонько толкнув друга в грудь, отошла к столу.

- Узнаю такую Гермиону Грейнджер. Хотя и не понимаю, как ты можешь отказываться от обучения...

- Гарри, сколько...

- Все, молчу-молчу.

В этот момент из стены выскочила грациозная серебристая лошадь и голосом Джинни сказала: «У Билли и Флер будет ребенок. Мама и Джордж очень обрадовались. Ждем Вас завтра на праздничный ужин. Гермионе привет. Люблю тебя. Спокойной ночи».

- Ну вот тебе и повод выпить чего-нибудь покрепче. Сливочного пива? Огневиски? Нам есть что праздновать! За начало новой жизни!

Драко стоял в пустой комнате, а в голове гремело «Я тебя люблю. Прощай.». Никогда он не слышал этих слов по-отношению к себе. «Я тебя люблю». Никогда он не слышал этих слов из её губ. Люциус часто использовал, но только в негативном смысле. Любовь он называл величайшим злом, которое может быть в магическом мире. Еще с самого детства он учил маленького Драко, что любить – это проявлять слабость, а Малфои не имеют слабых сторон. Любовью можно манипулировать, а Малфоями невозможно управлять. Они, целиком и полностью, лишенные этого чувства. Малфои просто не умеют любить. «Прощай». Мать никогда не говорила так. Каждая разлука на платформе 9 и ¾ заканчивала тихим «До встречи». И каждый раз он знал, что эта встреча состоится. Даже тогда, когда он принял метку и должен был выполнять задачи, порученные Темным Лордом, мама всегда провожала его молчаливым взглядом, который означал: «Мы очень скоро встретимся. Все будет хорошо». Но только теперь он его понял. Но как она могла ТАК? Родившись в любви и всю жизнь прожив любя, она ни разу не сказала этого ему – своему родному сыну. Она имела трех сестер, с которыми они когда-то мечтали иметь и своих детей, мечтали любить их больше всего. И что бы ни случилось с этими родными для нее людьми, она продолжала их любить и волноваться за них. Она любила Люциуса и закрывала глаза на его поступки, жертвуя собой снова во имя своей любви. Но когда эта любовь прошла, или, лучше сказать, когда эта любовь заменилась на любовь к сыну? Когда он попытался её ударить, когда мама прочитала книгу, когда взяла на руки свою частичку? Так почему же она позволила Люциусу самому воспитывать сына и только так, как он считал нужным? Почему сама не влияла на своего же сына, которого любила? Ещё со школьных лет она дружила с Снейпом и говорила, что он так же, как она, не является слугой Темного Лорда, и они никогда ими не будут. Она жертвует своей жизнью, обсуждает с ним все, что касается Драко. Тогда почему она подготовила все, чтобы сын узнал всю правду, и ничего не сделала, чтобы как-то изменить это будущее. Если бы он знал обо всем немного раньше, они могли бы что-то придумать. Снейп... Он обо всем знал и также ничего не сделал. Он прикрывался судьбой, но скрывал то, что и сам всю жизнь любил безответно. Он помогал Грейнджер, умышленно сталкивал двух врагов, «хотел дать шанс, которого не имел сам».

Но теперь мозаика сложилась – он получил ответы на вопросы, которые ставил при жизни тех людей, которые могли дать эти ответы. А кто ответит на новые вопросы?

- О, Мерлин! Почему? Почему ты так сделала? – Закричал Драко, обращаясь к портрету улыбающейся мамы на стене.

А потом резко развернулся и вышел из комнаты. Оказавшись в темном коридоре, он оглянулся по-сторонам – ОДИН! Всегда один! Сорвавшись с места, хозяин дома начал бежать. Он бежал мимо портретов, на которых были десятки предыдущих поколений старинного рода, и никто так и не говорил даже слова, ни одного замечания или вопроса. Он бежал и не задумывался, куда именно, но не останавливался. Вверх и снова прямо. В своем, таком огромном доме, которым он так гордился в прошлом, он был Один. Вдруг коридор закончился и он остановился перед глухой стеной, в которой, прямо на глазах начали проявляться двери. Он никогда здесь не был раньше. Направив палочку на дверь, Драко сказал:

- Алохомора! – Но ничего не произошло. – Бомбардо! – Резко выкрикнул хозяин дома, и двери разлетелись на щепки.

В лицо сразу же ударила волна ночной прохлоды и влажности. Переступив через обломки двери, он оказался... на улице. Благодаря яркому свету от месяца, Драко понял, что это какая-то терраса с видом на сад и озеро вокруг Мэнора. Но он никогда не видел с улицы, с этой стороны замка, не знал, что тут есть подобная вещь.

Маленькими шагами он подошел к самым перилам и коснулся их руками. Холодный камень словно обжег руки. В памяти сразу же возник образ и ощущение холодного маминого тела, когда он нес её домой, холодной крышки её гроба. А потом образ резко изменился. Он почувствовал то же самое, когда впервые коснулся Грейнджер – горячее тело девушки, которое также обжигало, но не только руки, но и, кажется, сердце.

- Зачем нам шанс, которым мы никогда не сможем воспользоваться? – Сказал Драко в тишину.

Как переступить через все годы наших отношений? Как я могу это сделать, если не могу забыть, как держал маленькое хрупкое тело и думал, что имел возможность сделать с ним что угодно, но не сделал? Как забыть образ безжизненно повисшей руки, которая на третьем курсе так ощутимо показала силу и решительность своей обладательницы, а я опять ничего не сделал? Как забыть ту долю секунды, когда она коснулась его метки, и на такую же долю секунды, черная змея неподвижно замерла? Но когда она ушла запустив в него бешеных птичек, он даже не подумал о мести. Как забыть день, когда он из окна школы наблюдал, как она бежит и борется с волосами, и тот момент, когда его сумасшедшая тетка одним движением отрезала эти волосы и просто выбросила в пламя камина? Как забыть тепло от одного единственного поцелуя, которое начало топить тот лед, который творил Люциус с самого рождения сына? Как забыть нежные и мягкие губы, которые превратили невидимые стены, которые он сам создал для обороны от внешнего мира, в полупрозрачную вуаль, что обнажила его душу? Как забыть эти глаза, которые зажгли в его глазах желание, и тот взгляд, который заставил внутреннего монстра мурлыкать, словно её уродского, наглого и рыжого кота? Как избавиться образа грязнокровки, которая изо всех сил (сил, которых у него никогда не было и не будет), пыталась сдерживать себя, чтобы не закричать от боли, но когда уже не выдержала, то его тот самый монстр словно вырывался на свободу, чтобы защитить свою новую хозяйку? Как залечить рану, образовавшуюся в момент, когда горячая слеза, которая сбежала по измученному лицу и упала на холодную черную плитку, а казалось, будто она упала на его сердце, и оно превратилось в пульсирующий кровоточащий центр его внутреннего мира? Его души – той, что он когда-то думал, что у него просто нет. Как перестать слышать запах шоколада с нотками малины, который будто преследовал его? Все вокруг пахло ей. Вот, оказывается, какая «грязная» кровь Грейнджер – прозрачная, как слеза, с запахом ягоды, которая «единственная в мире преобладает запахом свой вкус» и имеет вкус шоколада. Все так запутано, это может сочетать только она, но я просто безнадежный, чтобы все это распутать.