Гермиона, я слабак, который хотел покончить жизнь самоубийством только бы не чувствовать боли и той ответственности, которая и наступила сейчас. Но и тогда, и теперь ты меня спасла. Опять...
Я думал, что после вчерашних своих записей уже больше не буду писать тебе. Но ночью я решил, что должен продолжать. Если брошу, то снова проявлю свою слабость. Я должен написать, что бы ты все это прочитала... когда-то...
И так, о чем я хочу написать сегодня. Ты знала, что те повозки, которые доставляли нас в Хогвартс из Хогсмида, вовсе не заколдованные и не едут сами по себе? Их тянут фестралы. Но увидеть их можно лишь тогда, когда ты воочию увидел смерть. Я не смог этого сказать там в зале, но хочу признаться тебе. Я знаю, куда делась Чарити Бербидж, преподавательница маггловедения. Ее убил Волан-де-Морт, и только за то, что она преподавала этот предмет, он называл ее «магглолюбкой», и только за это она отдала свою жизнь. Это была не первая смерть, которую я видел, но слова, которые он сказал, тот взгляд, которым она просила Снейпа, навсегда останется перед моими глазами. Уже тогда я ненавидел «своего» хозяина, но именно тогда, я понял, что не выдержал бы того, если бы то же самое сделали с тобой.
И именно поэтому мне так жаль тебя. Когда ты рассказывала по смерть моих родителей, единственное, о чем я думал, это о том, что ты теперь также сможешь видеть этих фестралов, ты видела смерть, ты сама была на волосок от смерти.
И прости что вспоминаю, но не могу не спросить. Ты сказала, что я поддерживал тебя морально, но как ты знала? Ты действительно чувствовала, как я пытался пробить твою стену, как я пытался попросить, чтобы ты держалась?
Сегодня ко мне приходил Нотт. В эту неделю мне уже позволили «принимать посетителей». Он рассказал когда и почему они решили помогать светлой стороне. После того как Волан-де-Морт пал, им удалось скрыться незамеченными из замка. Они понимали, что больше нет смысла бояться своих родителей, своего рода, семейных укладов. Но понимали и то, что выигрышная сторона никогда не поверит в их добрые намерения, и их «изменения в последний момент».
И Теодор, и Панси, и Блез, все это время были в своих замках. Именно они открыли их для министерских проверок. Именно они открывали тайны о деятельности их родителей. Но им не поверили – их проверяли и угрожали. Но еще тогда в школе, они договорились, что никто не узнает, что они были на битве и на чьей стороне сражались. Но это было лишнее, никто и так не верил в добровольность и покаяние. Они расспрашивали обо мне на шестом курсе. Аврорат думает, что кто-то должен был мне помогать. Возможно они, как мои однокурсники, догадывались о моей деятельности. Им же надо ещё тех, кого можно привлечь к ответственности. Но они действительно ничего не знали. Да, возможно, я никогда не называл их друзьями, но такое у меня воспитание, я не могу подпустить к себе близко тех, кто мне дорог, тех, кто может только пострадать от этих отношений. Я специально был одиночкой, но не потому, что не умею дружить.
Когда они узнали о суде, то решили прийти и, если это будет действительно необходимо, рассказать всю правду. Они и тогда понимали, что им могут не поверить, но это должен услышать прежде всего я. И я этому очень рад. Жаль, что оказалось, что я действительно не умею дружить. И я не знал, что еще сказать Теодору, чем простое «спасибо». Но и это он понял, а обнявшись, он похлопал меня по плечу и сказал, что ты замечательная девушка, и они очень рады, что именно ты сумела меня изменить, а я ради тебя, изменился сам. Мы тогда попрощались. Но я не знаю, сможем ли мы когда общаться еще, будет еще одна такая возможность поговорить вот так открыто и искренне.
И теперь я понимаю дружбу вашего «золотого трио» и хочу, чтобы ты научила меня дружить. Возможно когда-то мне это будет нужно.
Ты знаешь, сегодня впервые за все время, что я здесь, я подумал о своем приговоре. За все то, что я сделал, меня просто лишили возможности пользоваться волшебной палочкой. Но этим самым, Кингсли сделал так, что теперь мы равны. Он хотел этим, наверное, показать мне, что должна чувствовать ты, когда такие как я, поиздевались над тобой, забрав твою магию. Но это не наказание, это награда для меня, иметь возможность жить как ты. Я уже убежден, что после того, как палочку вернут, я сделаю все возможное от себя, чтобы защитить тебя от всех возможных опасностей.
Мне нужно будет жить в маггловском Лондоне, но и это хорошо. Я смогу узнать о мире, который раньше не знал, который меня заставляли ненавидеть, а самое главное, в котором жила ты.
Через год, мне позволят сдать экзамены в Хогвартсе. С одной стороны, зачем мне тот диплом? Но с другой, только с дипломом я смогу встать на ноги, попытаться восстановить доверие к фамилии Малфой, доказать прежде всего себе, что смогу не только пользоваться деньгами своего отца, а потом и твоими, а смогу быть не менее финансово успешный, чем то же Люциус. И кстати, я был сегодня в Мэноре, был в Италии, я показал им все.
Гермиона, это последняя моя ночь в этих стенах (я надеюсь). Я оттягивал до последнего то, в чем хочу признаться. Мою палочку, точнее палочку мамы, проверили и признали, что она действительно была подарена мне с помощью магии. Поэтому я могу отвечать только за то, что было совершено ей после ее смерти. На суде, Министр сказал, что они должны установить, кто именно использовал те непростительные заклятия. И оказалось, что «Круцио” не мое, оно было использовано до того случая, когда Поттер забрал палочку мою. Его использовала моя мама, и только она может дать ответ зачем и против кого она это сделала (я честно ничего об этом не знаю). А о Империо Кингсли имеет «достоверное подтверждение» (я предполагаю, что ты ему рассказала или показала все). И тут я, в принципе, не согласен с оправданием своего поступка. А что было, если бы мне удалось это сделать? Но хочу признаться тебе я в другом. И я боюсь, что после этого ты уже точно мне не простишь. Я хочу признаться, что солгал, сознательно.
На том же суде, Брувстер сказал, что они попытаются узнать, кто именно использовал против Крама заклятие, чтобы взять у него воспоминания. Но так и ни разу меня никто об этом не спрашивал, не проверял. Почему? Я не знаю. И я опять же, проявляю свою слабость, но самостоятельно я не могу признаться. Сначала я признаюсь в этом тебе, и только твое решение станет для меня решающим. Я предполагаю, что ты можешь меня оттолкнуть, что ты больше не захочешь меня видеть, слышать, знать. И я уже не смею прикрываться своими тогдашними обязанностями, тем, что я должен был это делать. Тем более, что Волан-де-Морт даже не удосужился пересмотреть эти доказательства того, что Поттера на самом деле не было на свадьбе, по крайней мере, в том виде, каким бы должен был быть, в настоящем своем лице.
Да, я хочу признаться тебе, что использовал против него Круцио. Я сам не понял, как так случилось, что он не убежал, не трансгрессировал как большинство, почему позволил это сделать. А я просто сорвался. Я ненавидел себя, что был вынужден одеть ту маску, был вынужден делать это. Я увидел тогда тебя, только на секунду, но то мгновение напомнило мне твой запах, вкус твоего поцелуя. Оно напомнила мне, что мы на разных сторонах в этой глупой войне. Да, я выкручивал Крама заклятием, так, как выкручивало меня внутри, так, как бы хотел, чтобы выкручивали меня. И это позднее же и сделал Волан-де-Морт, за то, что нам не удалось выполнить задание, но это было словно облегчение. Я понимаю, что это не оправдание, но я хочу, чтобы ты это знала.
Прости меня за все. Надеюсь, сейчас, когда ты читаешь эти слова, ты скажешь свое решение и каким бы оно ни было, я подчинюсь твоей воле. Потому что я люблю тебя, и ради твоего счастья я готов на все.
Через несколько часов, я уже буду выходить. Мне сказали, что меня будут встречать. Но кто, я не знаю. Я еще кое о чем подумал и вспомнил. Там на суде, Уизли спросил тебя: «Зачем ты дала ему надежду?» На что? Он сказал, что «заберет у меня то, что я отнял у него». Что он имел в виду? Или кого? Тебя? Неужели Вас связывает нечто большее, чем дружба?
