–Ай вы мои молодцы, ай умницы мои. Вот,– поднял палец вверх Николаич,– собака– это восемьдесят процентов успеха на охоте. Ах вы же мои хорошие…

Николаич достал из чехла нож и отрезал заячью лапу. Псы засуетились, заискивая перед хозяином. Охотник бросил трофей Чижику, тот сделал одно движение челюстью и лапы не стало.

–Всё, в машину.– Скомандовал Николаич.– Зайца в мешок надо, не то сожрут его собаки, а им еще бегать сегодня.

Он подошел к машине, запуская собак, те послушно, виляя хвостами, бросились на заднее сиденье, не переставая веселиться. Заяц отправился в холщевый мешок.

Николаич умерил бег своей стальной кобылы и направился к видневшемуся перелеску, скрывающемуся за холмами. Дороги не было и в помине, она осталась далеко в стороне. Машина с разбегу перескочила ручеек, петлявший в овраге, и далее двинулась на холм. Впереди шли редкие поросли кустарника, за которыми виднелся лесок, редкий, словно проплешина. Собаки следили за дорогой. Пиначет начал немного успокаиваться, завывания стали тише и вскоре совсем смолкли. Коала осторожно выбрался на коленки к Отцу и вцепился своими длинными когтями в штанину. Завыла Линда. Линда– молодая сука впервые выехавшая на охоту. Хозяин ее был доволен, она хорошо шла в своре за зайцем. Собаки заметались на заднем сиденье, вглядываясь куда-то вдаль.

–Ну-ка, тихо,– прикрикнул на них Отец,– развылись.

Собаки не смолкли. Они смотрели на холмы и приплясывали от нетерпения.

–Смотри,– Николаич указал пальцем на холм,– козел.

–Николаич, козлом меня никто еще не называл.

–Молод еще, успеваешь, я говорю, смотри, вон он скачет, видишь? Вон, по холму козел пошел, серый.

Отец прищурился. Шли против солнца в горку, глаза слезились. Мешал сквозняк, залезавший под шкуру, да еще это неуемное солнце. Отец увидел. По холму скакал козел. Он уже почуял погоню и шел со всех ног, удирая от преследователей. В глазах Николаича сверкнул хищный азарт. Он утопил педаль акселератора в пол и машина рванулась на встречу к лесному обитателю. Собаки запрыгали. Пиначет заскулил, как только машина поскакала по ухабам. Маленький медведь был вне себя от переживаний, после тихой Астраханской идиллии он, вдруг, очутился на бешеных гонках в окружении собак и ревностного истребителя лесостепей Николаича. Козел петлял, уходя от преследователей, однако машина неслась быстрее. Вдруг, животное резко свернуло в сторону леса и опрометью кинулось к нему.

–Все, пора,– крикнул Николаич, борода его топорщилась на сквозняке, в глазах пылал огонь.– Пускай собак. Уйдет, гад.

Он бросил машину в сторону за козлом. Собаки снова повалились на пол, затем повскакивали и принялись истошно лаять, будто подбадривая своего хищного хозяина.

–Потерпите,– приговаривал он, словно успокаивая собак,– будет вам…Отец, марш назад, кидай собак. Быстро.

Отец снова полез на заднее сиденье. Пиначет, во избежание падения, предусмотрительно сам сполз в ноги. Отец открыл дверь и одну за другой выбросил ревущих псов.

–Лайку кидать?– Крикнул Отец, стараясь перекричать ревущий двигатель джипа.

–Ее нужно было вперед всех бросить, кидай уже…

Отец размахнулся и шерстяной комок, поднимая тучу пыли, бросился вслед борзыми. Собаки догоняли козла. Николаич выхватил ружье, выставил его в свое водительское окошко и стал палить по испуганному до смерти животному. Выстрел– мимо. Серая тень петляя неслась к лесу в горку. Второй– мимо. Кочки и выбоины мешали сосредоточиться на выстреле. Крутя баранку, то тормозя, то вдруг, резко ускоряясь, Николаич перезарядил ружье одной рукой. Собаки обошли козла с разных сторон, не давая ему свернуть. Окруженное со всех сторон животное бежало вперед не петляя и не сбавляя скорости. Николаич поравнялся с козлом.

–Стреляй, чего сидишь, как увалень, вон козел, только собак не задень.

Отец высунулся наполовину из машины, прицелился, нажал на курок. Козел захромал.

–Молодец, твою мать, подранил.

–Давай потише езжай, я его сейчас грохну.– Ревел Отец от азарта. Адреналин рвал в клочья пейсмейкеры и левый желудочек. В висках стучало, затряслись руки.

–Какой там потише,– ругался Николаич,– раненый козел может сорок километров еще пройти. Не догоним– он уйдет.

Козел прыгал на трех лапах, четвертая задняя волочилась по земле. Казалось, что он пошел еще быстрее. Машина стала отставать, ухабы стали жестче, встретившиеся кусты преградили охотникам путь. Николаич рывком остановил машину, заглушил мотор, схватил ружье и кинулся вслед собакам. Отец последовал его примеру. Взяв ружье, он обошел кусты. Вдали шел козел, окруженный сворой борзых. Псы уже хватали его за ноги и висли на шее. На земле виднелись пятна крови. Отец прицелился. Николаич быстро подбежал к нему и рывком опустил ружье.

–Не надо… собак убьешь. Пошли.– Сказал он и широким шагом пошел к месту битвы.

Отец шел вслед за Николаичем, прислушиваясь к лаю собак и пыхтению козла. Лай усилился. Отец выскочил на полянку с ружьем наперевес. На широкой опушке Чавка, рыча, дралась с подранком, борзые всей сворой хватали ее за ноги. Лайка повисла на шее козла и придавила его к земле. Козел пытался стряхнуть с себя назойливую собаку, но ему мешала потеря крови и перебитая нога. Чавка извивалась, словно змея, не отпуская и на миг его густую серую шкуру. Из леса выскочил Николаич, вскинул ружье, прицелился, раздался выстрел. Козел вскинулся и затих. Разгоряченная лайка еще рычала и рвала козла, распростершегося в траве, забрызганной кровью. Борзые бегали вокруг, лаяли и покусывали мертвое животное.

Жизнь и смерть. Кровь и адреналин. Собаки и погоня. Все сегодня встретились в лесу. Жизнь ради жизни– глупо. Жизнь ради смерти– бессмысленно. Страсть. Только она имеет значение. Только борьба, кровь и погоня– иначе нельзя. Иначе– смерть.

Глава 4.

-Все, прибыли.– Сказал Трибун.– Вытряхивайтесь.

Кар опустился где-то посреди Плутонеанской Альпийской долины. Ничего схожего с Земной долиной не было. Та же серая, усыпанная мелкой галькой и валунами, поверхность. Трибун надел шлем, замок щелкнул, загорелась приборная панель перед носом, оповещая своего хозяина о герметичности контура. Отец с Мормоном, матерясь, последовали его примеру.

–Борт, открой люк.– Скомандовал Мормон.

Зажужжала автоматика, стравливая воздух из машины в резервные баллоны.

Троица медленно выступила на Альпийский Плутон, стоило только носовому иллюминатору отъехать на корму. Желтые скафандры весьма скупо смотрелись на фоне окрестной серости. Поверхность, освещенная лишь звездами, не давала никакой перспективы. По черному беззвездному провалу над головой было ясно, что над головой путников повис Харон. Путники включили внешнее освещение. Фонарики, ютившиеся на шлеме, вспыхнули. Сумерки еще больше сгустились. Вокруг, кроме освещенных фонарями белых пятен, не было видно ни зги. Было прохладно, но терпимо. Спасательные скафандры довольно сносно держали «абсолютный ноль». Слабая гравитация побудила Отца тут же пуститься в пляс. Он подпрыгивал и кувыркался, словно медведь в ярмарку, и крепким словцом освещал свой восторг.

Мормон стоял возле кара, опасливо озираясь по сторонам. Непроглядная темень вокруг скрывала пресловутую берлогу Трибуна. Отец опустился возле тонкого хакера.

–Куда идем мы с Пятачком?– Спросил он пыхтя.

–Туда.– Ответил Трибун, не докучая спутников даже взмахом руки.

–Ясно, мы все так и поняли, пошли…– Отец поскакал куда-то в ночь.

–Стой, нехристь.– В эфире прозвучали медленные вязкие слова Трибуна.– Не туда.

–Так ты толком скажи куда идти.– Огрызнулся Отец и вернулся к Трибуну.

–Что-то я тут вообще ничего не вижу.– Удивился Мормон.

–Та же картинка.– Вторил ему Отец откуда-то сверху.

–А вы и не увидите.– Проблеял Трибун.– Вон та скала. Нам туда.

Трибун двинулся к куску скалы, на которую никто не обратил бы внимания, будь он в своем уме. Обычный Плутонеанский пейзаж: в беспорядке разбросанные скалы, и та, на которую показывал Трибун, ничем не отличалась от мириад таких же булыжников вокруг. Отец увидел обломок древней породы, на которую указывал несчастный. Подойдя к ней, он удивился: