— Торопитесь?.. Напрасно. Все равно, рано или поздно Вселенная вернется к этому самому моменту.
— Вы серьезно? — изумился Баркалов. — Но одно дело теоретическая модель, пусть и непротиворечивая, и совсем другое…
— И совсем другое — действительность, реальность? Это вы хотели сказать? Пойдемте.
И не глядя на Баркалова, Матвеев пересек кабинет и скрылся за дверью позади письменного стола. Баркалову ничего другого не оставалось, как последовать за ним. Они прошли длинным узким внутренним коридором, миновали толстые защитные свинцовые двери и оказались в просторном зале, сплошь уставленном сложной аппаратурой.
Академик остановился возле пульта, усеянного многочисленными кнопками и контрольными экранами, и выразительно посмотрел на своего гостя.
— Впечатляюще! — сказал Баркалов. — Но прошу учесть, я чистый математик и во всей этой технике ничего не смыслю. И должен вас предупредить, обо мне ходят анекдоты, как о молодом Паули: утверждают, что когда я появляюсь в лаборатории, все приборы сами собой выходят из строя. Так что остерегайтесь, Ростислав Валерьянович!
— Не имеет значения, — каким-то странным голосом произнес Матвеев. — Они уже сработали. — И, не давая Баркалову опомниться, продолжал совсем другим тоном: — Сергей Николаевич, вы собираетесь куда-то уезжать. Я очень вас прошу отменить эту поездку.
— Но почему? — машинально спросил Баркалов и тут же умолк: откуда Матвеев мог знать о его поездке?
— Почему? — переспросил академик. — Вы можете поверить мне на слово?
— Вы меня извините, Ростислав Валерьянович, я никогда не верил в гадания.
— Но вы действительно собираетесь уезжать?
— Я вовсе не делаю из этого тайны. Примерно через час.
— Поездом? В южном направлении?
— Ростислав Валерьянович, если это какой-либо розыгрыш, то сейчас…
— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, — потребовал академик.
— Да, поездом… Да, к югу, — едва сдерживая раздражение, ответил Баркалов.
— Так вот, мой дорогой, — решительно сказал Матвеев, — никуда вы не поедете.
— Что за шутки, Ростислав Валерьянович? — вскипел Баркалов. — Вы меня ловите в буфете, чуть не силой приводите к себе в кабинет, заводите разговор о циклических моделях Вселенной, затем демонстрируете какое-то непонятное мне оборудование и в конце концов требуете, чтобы я отказался от намеченной поездки. Согласитесь, что все это по меньшей мере странно.
— М-да… — вздохнул Матвеев. — Требуете объяснений? А я как раз хотел их избежать.
— Но, Ростислав Валерьянович, если это касается меня, могу я знать в чем дело?
— В иных случаях лучше не знать.
— И это говорите вы? — изумился Баркалов. — Еще одна загадка! Не слишком ли много загадок?
— Вы только что упомянули о гаданиях и пророчествах… Так вот, все, что мне стало известно, тоже, если хотите, своего рода пророчество. Как, похож я на пророка? — Матвеев изобразил улыбку, но глаза его остались серьезными.
— Так вот, дорогой мой Сергей Николаевич, — продолжал Матвеев, — вы когда-нибудь слышали о самоорганизующих прогнозах? Некоторые предсказания исполняются именно потому, что они были сделаны. Помните легенду о Эдипе? А мне совсем не хочется, чтобы мое предсказание исполнилось… Ну что, вы и после этого настаиваете?
— Разумеется, — твердо сказал Баркалов. — Раз уж вы начали, то говорите до конца.
— Ну хорошо, — со вздохом сказал Матвеев, — тогда слушайте: если вы не откажетесь от своей поездки, то вас ожидает большая неприятность… одним словом… смерть.
От неожиданности Баркалов вздрогнул. По спине побежали холодные мурашки.
— Что за чепуха? — пробормотал он. — Откуда вы можете знать?
Матвеев кивнул в сторону аппаратуры:
— Я видел…
— Подождите… — Баркалов побледнел. — Вы хотите сказать?…
— Да, эта установка позволила нам заглянуть в предшествующий цикл, в окрестности соответствующей пространственно-временной точки. Мы пытались сканировать по всем координатам, но аппаратура еще не совершенна и образы получались неясными и расплывчатыми. Однако кое-что увидеть все же удалось.
— И это?..
— А откуда бы я иначе узнал, что вы собираетесь уезжать, да еще поездом и в южном направлении?
— И вы можете показать мне видеозапись? — тихо спросил Баркалов.
— Может быть, не стоит? Не так уж приятно видеть… Ну, вы меня понимаете.
— Нет, — твердо сказал Баркалов, — я должен увидеть.
— Хорошо, — устало отозвался Матвеев. — Тогда смотрите на экран. — Он нажал кнопку на пульте
Матовая поверхность экрана заполнилась клубящимся голубовато-розовым туманом. Потом он рассеялся и перед Баркаловым открылось окно в другой мир…
Баркалов узнал здание института, конференц-зал, в котором происходило какое-то совещание, среди сидящих за столом на сцене смутно угадывались знакомые лица. Потом изображение начало стремительно сдвигаться и стало невозможно что-либо различить. Когда же экран вновь прояснился, на нем замелькали горы, затем равнина — по железнодорожному полотну шел поезд. Эти кадры вновь сменились горным пейзажем, но вдруг экран перечертила стремительная лавина обвала. Гигантские глыбы, сметая все на пути, катились вниз, увлекая за собой новые обломки. На какое-то время светящуюся поверхность экрана заполнили помехи, а когда они прекратились, возникла страшная картина железнодорожной катастрофы, точнее, ее последствий: исковерканные, взгромоздившиеся друг на друга вагоны, разрушенная насыпь, тут и там тела погибших. Изображение укрупнилось и стали видны лица лежащих на земле людей…
Матвеев нажал другую кнопку и изображение замерло в неподвижности. Баркалов чуть ли не вплотную приблизил лицо к экрану. В самом центре кадра он увидел себя. Двойник Баркалова, безжизненно раскинув руки, лежал у края насыпи, придавленный свалившимся набок вагоном.
— Когда это… было? — с трудом выдохнул Баркалов, тут же осознав всю парадоксальность и нелепость своего вопроса.
Однако Матвеев невозмутимо ответил академическим тоном:
— Порядка тридцати-сорока миллиардов лет назад.
— Значит, я уже существовал? — спросил потрясенный Баркалов.
— И вполне возможно, что даже несчетное число раз.
Хотя Баркалов и был чистым математиком, привыкшим оперировать самыми невероятными абстракциями, сейчас он никак не мог прийти в себя. Может быть, именно потому, что в данном случае заведомо абстрактное неожиданно оказалось неотвратимо и жестко реальным. И еще потому, что это реальное самым непосредственным образом касалось его самого.
Чтобы вновь обрести почву под ногами, ему необходимо было осмыслить ситуацию с разных сторон, постараться увязать ее с привычными представлениями:
— Все-таки очень странно сознавать, что ты уже много раз существовал, много раз жил на Земле. А ведь до сих пор никто из нас ничего подобного никак не ощущал.
— Возможно, это и не совсем так, — возразил Матвеев. — Не исключено, что какие-то сигналы из прошлого до нас все-таки доходили. Но мы не умели в них разобраться.
— М-да, — сказал Баркалов, все еще не освоившись с тем, что узнал. — Следовательно, получается, что я уже несколько раз погибал в железнодорожной катастрофе?
Матвеев неопределенно повел плечами и пробормотал что-то невнятное. На некоторое время наступила тишина. Академик с тревогой следил за Баркаловым. Но тот уже овладел собой настолько, что вновь обрел способность рассуждать:
— В старину люди говорили: от судьбы не уйдешь… чему быть — того не миновать. Выходит, так оно и есть. Мы только повторяем то, что уже многократно происходило, как актеры, разыгрывающие постоянно одну и ту же пьесу?
— Но говорили и другое, — возразил Матвеев. — Если бы знать заранее, что произойдет, многих неприятностей можно было бы избежать. Потому и обращались ко всякого рода оракулам и астрологам. Но, увы, эти люди ничего не могли знать о будущем.
— А теперь, — усмехнулся Баркалов, — появился оракул, способный будущее читать в прошедшем. А вы подумали о том, какой станет наша жизнь теперь, когда мы все будем знать наперед?
