Он хотел поехать в больницу, чтобы еще раз посмотреть на мать, но чувство вины не позволило ему сделать этого. Он понимал, что мама не могла видеть его, но ему казалось, что она чувствовала его присутствие рядом со своей койкой, и ей, наверняка, это добавляло только мучений. Всем будет легче, если он больше не покажется в ее палате.

«Мэйз». Перед глазами Ромео снова возникло красивое лицо Доминика.

Нет, Мэйз ни в чем не был виноват, какой смысл делать из него козла отпущения? Разве он смог бы превратить Ромео в покорного раба, если бы сам Ромео не позволил этому случиться?

Орландо – он вообще всегда желал Ромео только добра.

Ромео хотелось остановить все эти мысли, которые как старая надоевшая пластинка, все продолжали и продолжали крутиться в его голове. Одни и те же. Но он уже привык к их бесконечному, отупляющему скрипу.

Он просто лежал на диване в гостиной и глядел в потолок до наступления субботы.

Ромео запер двери дома своими ключами и задумчиво воззрился на них. Эта небольшая связка словно привязывала его к этому городу, к этому дому, заставляла его еще когда-нибудь вернуться сюда. Ромео хотелось размахнуться и забросить их куда подальше. Сжечь все мосты и навсегда развязаться с этим местом. Чтобы дожить оставшееся время спокойно, не вспоминая ни об этом небольшом, уютном доме, ни о людях, которые когда-либо бывали в нем.

Но поблизости не было ни единого места, куда он мог бы выкинуть ключи. Ни озера, ни пруда, ни даже лужи. Так что, несмотря на свое неистовое желание, ему пришлось положить связку в карман. Такси уже ожидало его.

В самолете он дремал. Он выпил три чашки кофе и отказался от завтрака. Он заметил, что больше его не пугают полеты на самолете. Он не напрягался, вслушиваясь в звук турбин, его не страшили воздушные ямы, из которых самолет, то и дело, выпрыгивал тяжелыми рывками.

«Свежие газеты, сэр?» – Расслышал он голос стюардессы сквозь дрему. Толстый человек в соседнем кресле басовито поблагодарил девушку, зашелестела бумага.

Толстяк, наверное, взял целую охапку газет. Потому что он все листал и листал страницы, бумажный хруст и скрип которых не давал Ромео покоя. Он покрутился в своем кресле и, наконец, не выдержав, приоткрыл глаза.

И едва не вскрикнул: с передовицы развернутой толстяком газеты, на Ромео смотрело лицо Мэйза!

4.

Отличная фотография размером с полполосы, на которой Доминик выглядел усталым и задумчивым, но как всегда шикарным, венчалась заголовком: «Событие года в литературе! Неправдоподобный талант! Доминик Мэйз не только великолепный бизнесмен, прекрасный критик и просто потрясающий красавец! Он еще и гениальный писатель! Девушки Америки, с ним надо что-то делать!»

Ромео почувствовал, как у него немеет тело.

Толстяк вежливо уступил ему газету. Когда Ромео брал ее, у него тряслись руки.

Под фотографией было написано следующее: «В пятницу прошла пышная презентация первой книги Доминика Мэйза. Сборник рассказов под общим названием «Дар», несомненно, вызовет бурное одобрение критиков. «Дар» – одна из тех книг, которые обязан иметь в своей библиотеке каждый образованный человек с хорошим вкусом. Продолжение читайте на странице 3!»

Ромео нервно перевернул страницу. И внутри его все оборвалось: репортаж с презентации занимал всю третью страницу газеты. Несколько ярких фотографий запечатлели моменты презентации и Доминика, то с влиятельными людьми, то с бокалом шампанского и в окружении каких-то незнакомых девиц.

Но от одной из фотографии юноша не мог отвести глаз: на ней Мэйз расписывался на экземпляре книги для автора статьи.

С улыбкой триумфатора, он ставил свой автограф на книге Ромео.

Ромео узнал эту книгу сразу, ведь он сам выбирал дизайн для нее: черно-белая графика, имя автора мелким шрифтом.

Только вместо «Ромео Дэниелс» на обложке красовалось «Доминик Мэйз».

Ромео показалось, что он рухнул в бездну, и самолет валится вслед за ним, вместе со всеми пассажирами и стюардессами, кофейниками и спасательными жилетами. Мэйз даже не удосужился изменить обложку. Он просто поменял имена.

Глотая слезы бешенства, потрясенный, Ромео читал репортаж. Он проскальзывал глазами строки, где повествовалось о самой презентации, и вчитывался в те фрагменты, где речь шла о книге.

Сборнику, вернее, Мэйзу, автор статьи пела сплошные дифирамбы. Особенно она была увлечена самим Мэйзом. Она страстно призывала девушек всей Америки идти «на абордаж этого незанятого благородного сердца». Она без устали восхищалась его привлекательностью, галантностью, чувством юмора и загадочным талантом. Своей статьей она просто просилась к нему в постель.

Ниже были приведены короткие интервью с двумя критиками, которые присутствовали на презентации и успели полистать сборник. «Конечно, это первое впечатление! И мы дома еще вчитаемся в этот текст!» – фальшиво грозились критики. «Но уже с первого взгляда понятно, что выход этой книги – значительное событие в области литературы США! Необычный, фантастически образный язык, свежее виденье человеческой сущности, новаторский подход к рассмотрению отношений между людьми и их мироощущению! Доминику следовало давно начать писательскую карьеру, но он решился на это лишь спустя долгие годы работы издателем и критиком, что делает ему честь! Он настоящий профессионал, а не какой-нибудь выскочка!»

Для Ромео это было уже слишком. Запас эмоций его иссяк. Он смотрел на это наигранно задумчивое лицо на фотографии и ощущал, что вся его несчастная душа была искромсана на такие мелкие клочки, что представляла собой отравленный фарш, который не сгодился бы и на кошачью еду.

Ромео продолжал смотреть на лицо Мэйза, и ему уже казалось, что оно выглядело вовсе не задумчивым, но смотрело на Ромео с надменной снисходительностью, оно словно говорило ему низким, глуховатым голосом: «Так случилось, дружок. Никто в этом не виноват. И это придется принять».

Ромео не выдержал. Издав громкий, отчаянный вопль, он одним движением разорвал газету пополам. Толстяк с удивлением уставился на него. Юноша, не обращая на это никакого внимания, продолжал с остервенением рвать газетные листы. Чтобы это мерзкое лицо прекратило глазеть на него, чтобы оно избавило его от своего невыносимого гнета!

К Ромео подбежала стюардесса: «Что с вами, сэр? Вам плохо?»

Ромео посмотрел на нее своими мутными, ненавидящими глазами и швырнул обрывки бумаги на пол в проход. Сейчас, в припадке ярости, он бы бросился на нее, но тут вмешался толстяк. Он схватил Ромео за плечи и мягко пробасил:

– Я врач! Все в порядке. Молодой человек просто нервничает!Это паническая атака, просто паническая атака. Мисс, вы не могли бы принести ему какое-нибудь успокоительное средство?

Его утробный голос немного отрезвил Ромео. Он высвободился из рук толстяка и извинился перед стюардессой:

– Простите, мисс, не надо успокоительного. Я в порядке. Извините за этот беспорядок.

– Ничего, сэр. – Стюардесса натянуто улыбнулась и ушла.

До конца полета, Ромео сидел очень тихо, незаметно продолжая топтать клочки газеты, которые попали под его кресло.

Мэйза дома не было.

Конечно, новоявленный гений в эту минуту, скорее всего, давал какую-нибудь пресс-конференцию или порабощал десятки женщин своей фатальной улыбкой, раздавая автографы в каком-нибудь книжном магазине.

Удивительно, но потрясение от выхода книги Мэйза было настолько сильным, что боль совсем не давала о себе знать, вот уже несколько часов. Но Ромео это не принесло облегчения, он даже не заметил того, что его голова не беспокоила его. Внутри Ромео творился такой хаос, что он вряд ли бы заметил, что умер, если бы даже это случилось.

Он прошел по дому, в котором его приветствовал только Болван. Конечно, Доминик позаботился о том, чтобы экземпляры книги не лежали на видных местах. Однако Ромео подозревал, где следовало искать их.