Сидоркин хохотал до слез.

— Ну, мужики, с вами не соскучишься! Так у тебя скоро своя Клава будет.

— А что? — важно ответил Миха. — Она — баба славная.

— Вы мне вот что скажите, — опомнился Сидоркин. — Где Мария Антонова живет?

— Это учителка, что ли?

— Она самая.

— На Пушкина, пятнадцать. Только ее уже спрашивал сегодня один, со старой усадьбы. Она с ним которую неделю хороводится. Тачка у него — опупеть!

— Куда он поехал?

— Туда, наверное, куда ж еще.

— Ладно, мужики, я погнал. А вы не увлекайтесь тут, а то как бы новое заявление разбирать не пришлось.

— Небось пуганые, — ответил Вася.

Сидоркин пошел к машине.

— Ну, Вась, вздрогнули. За Клаву, — донеслось до него.

— За Клаву.

Не прошло и четверти часа, как он, насилу отбившись от взволнованных расспросов Машиной матери, гнал машину к усадьбе.

Маша проснулась как от толчка. Страшные видения еще клубились в ее мозгу, стирая грань между сном и явью. Мощный удар грома потряс дом. Маша вздрогнула, открыла глаза и от неожиданности вскрикнула.

Перед ней стоял Коля. Неподвижный и страшный, будто вышедший из ее кошмарного сна. Белые глаза его, не мигая, смотрели на нее. Мокрые волосы облепили череп. На ковер под его ногами набегала темная лужица.

Холодный ужас шевельнулся в сердце Маши, сдавил, стиснул горло. Она вжалась спиной в диванные подушки и кинула отчаянный взгляд на полуприкрытую дверь. Ни звука. Маша вспомнила, что, кроме них, в доме никого нет.

Коля проследил за ее взглядом и усмехнулся. Эта улыбка, больше напоминающая волчий оскал, снова вернула Машу в давешний сон.

— Он не придет, не жди, — хрипло проговорил Коля. — Я убил его.

— Нет, — прерывисто прошептала Маша. — Нет.

— Да. Я всех убил. Никого не осталось. Теперь ты совсем моя.

Он рывком опустился перед ней на пол и положил голову ей на колени. Маша дернулась, пытаясь освободиться.

— Сиди! — Он крепко обхватил ее ноги. Она почувствовала прикосновение его горячих пальцев к своей босой ступне. — Приласкай меня. Я так устал.

— Ты все наврал, — с усилием проговорила Маша. — Признайся, ты все наврал. Его здесь не было.

— Он и сейчас здесь. Валяется, падаль, под дождем у своей тачки. Она ему больше не понадобится.

Только не паникуй, твердила себе Маша. Спокойно. От ее выдержки зависит сейчас не только ее собственная жизнь, но, возможно, и жизнь Вадима. Если то, что сказал Коля, хоть отчасти правда, то Вадим, может быть, лежит сейчас, раненый, где-то там, на улице, и она сможет спасти его. Господи, взмолилась Маша, сделай так, чтобы он был жив! Все что угодно, лишь бы он был жив!

Маша украдкой огляделась. Лица Коли она не видела, лишь его стриженый круглый затылок. Значит, и он не видит, куда она смотрит.

На низком столике у дивана стоял канделябр на массивной бронзовой ножке. Маша на глаз прикинула расстояние. Дотянуться можно, но он слишком крепко держит ее за ноги. Надо, чтобы он ослабил хватку. Надо как-то отвлечь его.

С трудом преодолев омерзение и страх, Маша провела пальцами по его волосам. Коля пошевелился, поднял голову. Она заставила себя улыбнуться. Улыбка, наверное, вышла ненатуральная, но тут она уже ничего не могла поделать.

Маша медленно провела язычком по пересохшим губам и кокетливо посмотрела на него из-под полуопущенных век. Она очень надеялась, что выглядит соблазнительно. Судя по очумелым Колиным глазам, ей это удалось. Он отпустил ее ноги и переместил руки к ней на талию. Маша подвинулась к столику, как бы освобождая ему место рядом с собой.

Коля отогнул край топа и просунул под него руки. Она почувствовала его руки на своей груди и вся сжалась. Тело покрылось гусиной кожей. Держись, ради всего святого держись, приказала она себе, ни на секунду не выпуская из поля зрения подсвечник. Мучительно медленно, сантиметр за сантиметром, приближалась она к нему.

Коля стянул топ к ее подбородку, обнажив грудь. Воздух с хрипом вырывался из его легких. Тело сотрясала крупная дрожь. Маша выгнулась ему навстречу и, будто невзначай, закинула руки за голову. Он глухо зарычал и набросился на нее.

— Сладкая, — бормотал он. — Сладкая. Жавороночек мой.

Его ненасытные губы целовали, мяли, терзали ее соски. Закусив до боли рот, Маша протянула руку и ощутила пальцами холодок металла. Ухватив канделябр покрепче, она изловчилась и обрушила его на голову Коли. Он захлебнулся и осел на пол.

Маша рванулась к двери, споткнулась, упала, шатаясь, поднялась и с ужасом увидела, что Коля уже на ногах и идет на нее, как робот, широко расставляя ноги. То ли удар вышел слишком слабым, то ли маньяки вообще нечувствительны к боли. Маша поняла, что пропала.

Глаза его налились кровью, на губах закипала пена.

— Сука проклятая, — прошипел он. — Убью!

В руке его блеснул нож. Маша пятилась от него, бессильно прикрываясь рукой. Он рванул на груди майку. Ткань с треском разошлась. Под левым соском чернели вытатуированные буквы: «КМК». Широко открытыми, остановившимся глазами смотрела Маша на эти страшные буквы. Кровь моя кипит. Коля и Маша Клюевы.

— Так, значит, это ты убил девочку на станции? — едва шевеля губами, спросила она.

— Я. И подружку твою курносую тоже я. И тебя…

Он вдруг чиркнул ножом по буквам. Грудь окрасилась кровью. Коля приложил руку к ране, потом поднес к лицу. С наслаждением вдохнул.

— А-а-а, все, жавороночка больше нет… Одна кровь, везде кровь.

Он шагнул к ней. Маша почувствовала, что у нее подгибаются колени. Она качнулась назад и ощутила лопатками гладкую поверхность двери. Рванула ручку и выбежала в коридор. Сзади, за ее спиной раздался топот ног. Это Коля гнался за ней.

Задыхаясь, Маша выбежала на улицу. Ветер швырнул ей в лицо пригоршню дождевых капель, взметнул волосы, освежил, подбодрил. В ослепительной вспышке молнии она увидела, что к ней через лужайку бежит какой-то человек.

— Помогите! — закричала Маша и тут узнала Сидоркина.

Коля выбежал следом, что-то бессвязно крича и размахивая ножом.

— Стоять! — приказал Сидоркин. — Руки за голову!

Он выхватил из кобуры пистолет и направил на Колю. Тот на мгновение замер.

— Бросай нож!

Вдруг Коля ничком упал на землю, кубарем скатился со ступенек и в мгновение ока оказался возле Маши. Она даже не успела испугаться. Лезвие ножа закачалось перед глазами. Он прикрывался ею как шитом.

— Все, мент, теперь ты меня не достанешь. А дернешься, считай, что эта птичка свое отчирикала. Нарисую ей улыбку от уха до уха. Ты ведь не хочешь этого, правда?

Голос его звучал совершенно спокойно, будто не он только что бесновался и изрыгал проклятия. Он даже не слишком крепко держал ее, уверенный, что Сидоркин стрелять не будет.

— Не хочу, — устало ответил тот. — Твоя взяла, парень. Ты только не волнуйся. Я сейчас поставлю пистолет на предохранитель, и все…

Не переставая говорить, он прихватил свое запястье свободной рукой и как-то странно съежился, втянув голову в плечи. Все это он проделал, почему-то глядя на Машу. Ей показалось, что его телодвижения адресованы ей.

— Смотри сюда, — сказал он Коле. Голос его еле заметно переменился, окреп, что ли. — Внимательно смотри. Это твой?

Он достал что-то из кармана. В протянутой руке закачался, засеребрился крестик. Маша сразу узнала его.

— Мой, — сдавленным голосом произнес Коля. — Откуда ты…

Воспользовавшись его замешательством, Маша обеими руками схватила его руку, держащую нож, толкнула вверх и от себя и рухнула на колени. В ту же секунду раздался выстрел.

Коля дернулся и как подкошенный упал на мокрую траву. Маша сжалась в комочек, уткнув голову в колени и зажав уши обеими руками. Сидоркин подошел и помог ей подняться. Она ткнулась лицом в его плечо и разрыдалась.

— Ну-ну, девочка, будет, — ласково сказал он, поглаживая ее по волосам. — Все позади. А и поплачь, тебе полезно.

— Вадим! — вдруг вскрикнула Маша. — Федор Иванович, там Вадим!