— Когда начнем тренировки? — спросила она, приподнимаясь, чтобы начать разбирать сумки.
— Думаю, что завтра, а сегодня, раз ты так решила — украсим это бездушное место, — я пожал плечами.
— Поддерживаю, но сперва еда, — бросила девушка, рассматривая инструкции на обратных упаковках красок.
— Только если ты готовишь, а то я в этом деле так себе.
— Да-а, я заметила, — Кетерния глянула на меня, слегка улыбнувшись. — Можно заказать пиццу.
У меня глаза загорелись от счастья: такого я еще не делал. На острове Сенья вообще со всем таким туго было, да и бабушка всегда не одобряла такого рода еду.
«Наконец-то, свобода», — облегченно вздохнул я.
— Звонить? — стражница достала свой телефон.
Я восторженно кивнул. Через полчаса нам привезли самую вкусную еду на свете, которую я когда-либо ел.
«Кроме той яичницы», — незаметно промелькнуло у меня в голове.
Поглощая пепперони, мы разводили краски разных цветов. Кетерния бегала по комнате и тыкала в разные стены, говоря, какой краской будет лучше красить. Я лишь соглашался, потому что ничего не смыслил в этом. В конечном итоге мы стояли, одетые в самую странную одежду на свете и вооруженные валиками. Стражница включила подвижную музыку, и мы начали красить. Две стены в гостиной должны были олицетворять огненных и ледяных стражей, поэтому мягкий градиент от глубокого пурпурно-синего до мягкого голубого затопил одну из стен. Стражница пошла переключать песню, а я засмотрелся на нашу работу. Чертовка приблизилась ко мне сзади и мазнула кисточкой по щеке. Я с хохотом погнался за ней, перепрыгивая диван, спотыкаясь и падая на пуфик. Она громко смеялась, подходя ко мне.
«Ты еще получишь свое», — подумал я, притворяясь, что мне трудно встать.
Кетерния приблизилась, тогда-то я схватил ее, притянул к себе и измазал голубой краской ее руку от запястья до локтя. Она отбивалась, разрисовывая мне брови и волосы. Не стоит говорить, что после такой драки вся комната была просто в ужасном состоянии.
— Я давно так не смеялась, — сказала Кетерния сквозь слезы. — Хватит строить рожи! Хах, твои брови.
Она достала телефон и сфотографировала нас вместе. Мы сели на пол, не волнуясь о нашей одежде. Стражница улыбалась, а я продолжил смешить ее, комментируя фотографии.
— У меня идея, давай закончим стену огненных стражей и начнем делать третью, — она решительно поднялась и схватила новый валик.
Я думал, что теплые цвета не будут сочетаться с холодными, но Кетерния смогла подобрать все для полной гармонии. Наконец она подошла к третьей стене и в задумчивости стояла перед ней, оперев голову на кулак.
— Что мы будем делать с этой стеной? — спросил я, подходя к растрепанной и разноцветной чертовке.
— Давай оставим ее белой…
Я не выдержал и рассмеялся.
— Это и есть твоя грандиозная идея? Ничего с ней не делать?
Она дала мне затрещину валиком. Я схватился за ударенное место.
— За что?
— Дослушай сперва, одноклеточное, — она нахмурилась, занося руку для повторной атаки.
— Мне кажется, что ты можешь использовать этот валик как свое постоянное оружие. У Стефана хлыст, а у тебя валик!
Она снова ударила меня, начиная смеяться.
— Точно, синий валик! Виноват! — я убежал в сторону, готовый защищаться.
Она кинула свое орудие пыток, но, к моей удаче, промазала. Она недовольно цыкнула, смеряя меня самым надменным взглядом, на который была способна, и снова повернулась к стене. Я подошел к ней и положил локоть на плечо, облокачиваясь на нее всем весом.
— Ну, так что ты предлагаешь?
— Пусть каждый из нас четверых оставит здесь свою руку, а остальное пространство заполним совместными фотографиями, чтобы помнить все приключения. Мне кажется, что это будет выглядеть здорово, — задумчиво сказала она, недовольно сбрасывая мою руку.
Я глянул на нее. Мне показалось, что в ее словах проскочила некоторая грусть. Ее взгляд был сосредоточен на стене; она не отводила затуманенных глаз от белого полотна.
«Побочный эффект стирания памяти?» — заволновался я.
Кетерния повернулась ко мне, слабо улыбнувшись. Туман в глазах пропал, они снова ярко сияли золотыми звездочками.
«Показалось», — облегченно подумал я.
— Как идея? — спросила стражница.
Я ухмыльнулся.
— Отлично! Готовь свой валик!
Она треснула меня по голове, засмеявшись.
Через пару минут мы с ней выбирали цвета, которые предназначались для наших ладошек на стене.
— Я хочу фиолетовым, — сказала Кетерния, хватаясь за тюбик.
— Но ты ведь огненный страж, — протянул я, роясь в красках, пытаясь найти какой-нибудь красивый синий.
— И что? — она глянула на меня, приподняв бровь.
— Ну, тебе нужно какой-нибудь теплый цвет взять, — кинул я, выуживая синий, похожий на вечернее небо, когда солнце село, но еще не так темно, как ночью.
— Это расизм, — сказала Кетерния, все же откидывая фиолетовый в сторону. — И какой мне взять тогда? Я не люблю красный или рыжий, они слишком… Противные, что ли! И зеленых у нас немного.
— Возьми золотой, — я кинул ей бутыль; девушка легко поймала ее и засмотрелась на этикетку.
— Думаешь, мне по характеру подходит золотой? — она закусила губу, не отрывая взгляда от краски.
— Ты взрывная и злишься так, что, кажется, спалишь все вокруг. Поэтому я бы сказал, что твой цвет — красный, но в остальном ты — чистое золото, — она внимательно посмотрела на меня. — Светишься от счастья, сияешь на солнце, говоришь такие слова, от которых сразу светло на душе…
Закончив, я глянул на нее и замер, увидев ее взгляд. Слегка покраснев, я запустил руку в волосы, прикрывая предательский румянец.
— Ну, это чисто мое субъективное мнение, — промямлил я, выливая синюю краску на поддон.
Девушка некоторое время молчала. Я заметил, что она так и не отвела взгляд.
«Отвернись уже, боже! Надо же было сболтнуть», — корил я сам себя, готовясь опустить руку в краску.
Наконец, она вздохнула и отвернулась.
— Раз ты считаешь, что золотой мне подходит, то, так и быть, пусть будет золотой, — Кетерния, слегка покраснев, повторила мои действия.
— Ну, и куда конкретно будем ставить наши божественные ладони? — спросил я, держа чистую руку под грязной, чтобы на пол не капало.
— Просто вытяни руку и поставь, чего париться, — стражница быстро впечатала руку в стену, аккуратно наклоняя ее, чтобы краска легла ровно. — Готово!
Моя ладошка расположилась несколько выше из-за нашей с Кетернией разницы в росте, но выглядело неплохо. Мы, постояв несколько минут перед двумя сияющими пятнами краски, занялись поверхностной уборкой: глубокую очистку оставили на Женю. Через час усиленных трудов и тщетных попыток смыть краску с рук, мы стояли в прихожей. Кетерния надевала свои боты, широко зевая. Было уже достаточно поздно.
— Ты уверена, что сама дойдешь? — в который раз спросил я, чувствуя ответственность за дуреху.
Девушка снова зевнула, схватившись за косяк, пытаясь удержать равновесие.
«Сама женственность», — я не удержался и улыбнулся.
— Пфф… — она сдула пряди с лица. — Не нужно меня провожать, я же не маленькая.
Она снова села, нервно шепча что-то о том, как сильно она ненавидит завязывать шнурки. Я стоял и наблюдал за этим спектаклем с неподдельным весельем: такой я ее еще не видел.
— Хватит лыбиться! — Кетерния резко подняла ногу и поставила ее на тумбу.
Я расхохотался.
— Совсем как мужик.
— Цыц, я не люблю завязывать шнурки, — бросила она, закрутив какой-то непонятный морской узел вместо бантика.
Я приподнял бровь.
— Я вижу.
— А ты все говоришь, что золото, какое уж там.
Стражница посмотрела на меня: золотые искорки так и плясали у нее в глазах — она походила на настоящую чертовку. Волосы совсем растрепались, а голубые пятна краски, которую мы так и не отмыли, странно оттеняли ее лицо.
«Не так, чтобы совсем красивая, но даже сейчас что-то приятное в ней есть», — мимолетно отметил я.