Слава Богу! Или как там его здесь... Создателю? Почему я до сих пор не уснул? Но вот, кансилльер с Эйвоном поднялись, а после них и я, с бокалом. Надо же, еще держусь на ногах...
- Над Олларией, нет, над Кабитэлой еще взовьется знамя Раканов. Ночь, какой бы длинной она ни была, кончится. За победу, мои эры! За победу!
Господи, мои уши завянут с минуты на минуту или он действительно удалится? Да! Он уходит! И счастье в этой жизни есть.
====== Глава 5. Как поступать в новое учебное заведение ======
Чтобы оказаться на территории старого аббатства, нам пришлось переехать через узкий ров. Аббатство? У нас это называется католическим монастырем, впрочем здесь есть другие религии. Олларианство, та самая, от одного названия которой бросало в дрожь, и эсператизм. Эта, последняя, кстати, тоже не радовала – Мирабелла прожужжала все уши в Надоре. Эсператизм то, эсператизм это... Впрочем, хватит пустых размышлений. Прежде, чем мы оказались на той стороне, какой-то мужчина в мундире гвардейца подошел к нам. Я слез и протянул ему письмо. Он посмотрел на него с каким-то праведным ужасом, крикнул невнятно чью-то фамилию. Вывалился еще один, недовольный и явно оторванный от сытной трапезы.
Опустили подъемный мост. И года не прошло! Да, я чувствовал себя сейчас ворчливым и возгордившися, потому что появился здесь из гораздо более поздней эпохи. У нас есть турникеты и сигнализации, а у них – вот это. Бедные люди. Впрочем, одернул я себя, здесь мне еще жить и жить, поэтому лучше не вспоминать о шикарных достижениях двадцать первого века. Задумчиво и заинтересованно, я смотрел на размытую дождем дорогу, на высокие стволы деревьев, на низкие облака. И тихо, на мягких лапках подкрадывалось разочарование. Я-то ждал тепла ранней осени, а тут все крайне уныло. Какие-то пугающего вида и цветов растения, сморщенные белые ягоды. Попробовать что ли? А ладно, не буду. Жить-то хочется.
- Чертовы вороны, – буркнул я, глядя на внезапно сорвавшихся с веток деревьев черных и не в меру сварливых птиц. Несмотря на прошедшее время, воспоминания о них были еще свежи. – Чтоб вас…
- Дикон? – удивился Эйвон. – Что ты говоришь?
- Да я, дядюшка, молитву читаю! – откликнулся я бодро.
Угу, молитву. О душевном здоровье капитана Арамоны, который уж никак не ожидает в стенах школы оруженосцев свою кару небесную в лице моей очень скромной персоны.
Вот и подъехали. Я слез с коня, Эйвон тоже, конюхи поспешили их увезти. Все тело ныло с непривычки. Странно, а во время остановки в таверне такого не было. На вышедшем к нам слуге серая униформа. Или как это здесь называется?
- Как прикажете доложить? – монотонно пробубнил он.
Эйвон открыл было рот, чтобы дать ответ, но я его опередил:
- Ричард Окделл и его опекун!
А то было бы что-то в стиле “наследник древнейшего и благороднейшего (из находящихся в опале) рода (Блэк) Окделл прибыл (дотащился в дождь) к вратам (покосившимся) Лаик”. Нет уж, увольте меня от таких заворотов. Не факт, что “дядюшка” стал бы так выражаться, но а вдруг, старческий маразм, все дела... На тему Талигойи он весьма высокопарно рассуждал, так хоть тут меня не опозорит.
- Следуйте за мной, – изрек слуга себе под нос.
Проследовав, я оказался в темной комнате. Блин! Вот не к спеху упомянул я Блэка! Шутки шутками, а к темноте я относился всегда с опаской. Благо, что здесь зажгли свечу через минуту. Уф... И на душе стало спокойнее. А это что, точнее кто? Капитан Арамона? Ну да. Расселся в кресле под портретом с каким-то неизвестным мужиком. Но мужик богато одет и то радует.
– Прошу садиться, – короткая фраза сопровождалась вялым кивком, должным означать приветствие.
С каким удовольствием я сел на удобный стул и вытянул ноги! Ларак потоптался где-то сзади нерешительно, а потом сел тоже.
- Значит, герцог Окделл соизволил поступить под МОЕ начало, – с таким голосом в российских очередях он бы очевидно имел успех, – а его опекун не имеет ничего против.
- Решение приняла вдовствующая герцогиня Мирабелла. Я не счел себя вправе ей возражать, – тут же искусно заюлил Ларак.
Я закатил глаза. Интриг-то, интриг!
– Но по своей воле сына Эгмонта в столицу вы отправлять не желали, – презрительно процедил мужчина, неприязненно окинув взглядом Эйвона. – Но это уже не имеет значения. Здесь присутствует наш капеллан. Присягните в его присутствии, что привели своего подопечного по доброй воле.
Оу… еще и священник в черном у окна. Освещение тут, конечно, никудышное. Ну что же, если без этого никак, поклянусь.
- Приветствую вас, дети мои. Было ли ваше решение обдуманным и добровольным? Готовы ли вы оба именем Создателя нашего поклясться, что сердца ваши и души принадлежат Господу нашему и его наместнику на земле Талига Его Величеству Фердинанду Второму?
В делах церковных я ничего не понимал, как и смысл этих замысловатых фраз, а потому, недолго думая, поклялся. Эйвон вторил мне. Чего я в конце концов теряю?
- Теперь, в присутствии вашего опекуна, Ричард Окделл, узнайте законы и оставьте свою роспись, если согласны.
– Я готов, – спокойно отрапортовал я, вслух скрупулезно прочитав свод правил, по которым жили воспитанники братства святого Фабиана.
- Поняли ли вы все, что прочли?
- Да, я все понял.
- Укрепились ли вы в своем решении вступить в братство унаров?
- Да.
- Готовы ли вы принести клятву перед лицом Создателя?
- Да.
- Эйвон Ларакский, вы, как опекун герцога Окделла, вправе остановить его. Поддерживаете ли вы желание вашего подопечного?
- Да.
- Герцог Ричард Окделл. Мы готовы принять вашу клятву.
- Я, Ричард из дома Окделлов, добровольно вступаю в братство святого Фабиана и клянусь чтить Создателя нашего и его земного наместника короля Фердинанда, да продлит Создатель его блистательное царствование. Я клянусь также слушать своих наставников, духовных и светских, и ни в чем не перечить им. Я отказываюсь от своего титула и родового имени до тех пор, пока не буду готов мечом и словом служить Создателю, Королю и Талигу. Я буду прилежным учеником, послушным воспитанником и добрым товарищем другим унарам. Я не буду вступать в ссоры ни с кем, с кротостью прощая врагам своим. Я не буду иметь тайн от своих наставников. Я не буду покидать поместье Лаик без разрешения моего капитана и не стану встречаться ни с кем из родных, не спросив на то дозволения. Если я нарушу свою клятву, да буду я в этой жизни лишен титула и дворянства, а в жизни вечной да настигнет меня кара Создателя.
Уф, с бюрократическим занудством покончено! Внизу следующего листа я должен был расписаться, но рука так и замерла над бумагой. Я не знал, как расписывался Ричард Окделл. Нервно закусив губу, я полуприкрыл глаза, отдавшись рефлексам, и вывел размашистым не моим почерком роспись.
Благо Эйвон ничего не заметил, разглядывая то ли темную стену, то ли портрет с мужиком.
- Готов ли ты к трудностям и испытаниям во славу Создателя и короля Фердинанда?
Да елки-палки, сколько можно болтать, я устал в конце-то концов!
- Я готов. В полдень и в полночь, на закате и на рассвете.
- Да будет по сему! – подал голос священник.
- Я свидетельствую, – подытожил Арамона.
- Я свидетельствую, – молвил Ларак тоном престарелого умирающего лебедя.
- Унар Ричард, проводите графа Ларака и возвращайтесь. Отвечайте: “Да, господин Арамона”.
- Да, господин Арамона.
Наконец-то пытка болтовней и бумажками завершена! Слава местному Создателю! Я поспешно встал, уставшие ноги вновь заныли, но проводить Эйвона Ларака все-таки нужно. Он, вроде бы, неплохо ко мне относится, хоть и бубнит про Талигойю страдальческим тоном. Когда мы покинули полутемную комнату, слуга в сером поперся следом за нами. Что за конвой?
- Прощайте, Ричард, и не забудьте того, что обещали.
- Не забуду.
Как тут забыть, когда все вокруг насели с этой давно загнувшейся Талигойей и капают мне на мозг с завидным старанием. Можно подумать, я могу что-нибудь вот прямо сейчас изменить. Чего они ждут? Я ведь всего лишь мальчишка, которому лет шестнадцать-девятнадцать. Телу шестнадцать, душе девятнадцать, так что все очень сложно. Так, мысли в голове путаются очень и ноги подкашиваются от усталости – пойду-ка я за слугой. Он приведет меня к прекрасной кровати.