- Аркаша! Арка-аша-а!

Когда мотор не заводился, мы дружно толкали так, что Аркаша с трудом сдерживал равновесие.

Ещё через год Аркаша приехал на мотоцикле ИЖ-56. Треноги, футляра и портфеля уже не было. Могилевские мастера прикрепили на багажнике прямоугольную проволочную блестящую корзину, в которой уютно лежал большой черный баул. В бауле умещалось все имущество фотографа. Сменилась и фототехника. Громоздкий деревянный аппарат заменили "Москва", "Зенит", "Киев" и "ФЭД", которые он менял по мере надобности.

Расширилась и география фотоинтересов Аркаши. С Елизаветовки он ехал в Боросяны, потом в Городище, Сударку, Брайково и круг снова замыкали Мошаны, где он выезжал на шоссе, впервые в те годы узнавшее асфальтное покрытие.

Со временем Аркаша стал приезжать реже. Уменьшилось количество заказов. Фотографии военных лет стали увеличивать все реже. Аркаша выезжал, по приглашению через ездивших на базар сельчан, только на свадьбы, и то не на все. В села возвращались демобилизованные солдаты с перекинутыми через плечо ремешками фотоаппаратов. В каждом селе росли свои умельцы.

После пятого класса в подарок от брата я получил "Любитель-2". С самыми примитивными навыками фотографа я уже был знаком. Большим подспорьем было и то, что в крайней комнате нашего дома окно закрывалось непроницаемыми для света ставнями.

Фотобачок, реактивы и планшет для прямой контактной печати разместились на столе. Мои руки стали удивительно пахнуть проявителем. Всю пленку в двенадцать кадров я расходовал, бывало, за несколько минут. Фотографировал все: дом, родителей, корову, кота, мотоцикл соседа, улицу.

Закончив пленку, не откладывая, я тут же бежал проявлять. Это было самое настоящее чудо ожидания, похлеще рыбалки. Вынутую из фиксажа, промытую пленку я нетерпеливо, держа пальцами за острые края, чтобы не поцарапать, освобождал из спиралей катушки. Как заколдованную злыми волшебниками прекрасную принцессу! Радовался первым самостоятельным успехам. Позже стал видеть и неудачи.

Прошли десятилетия. На смену черно-белой пришла цветная фотография. Потом появились цифровые камеры, в которых я ничего не смыслю, но в которых ориентируется, как рыба в воде и великолепно с ними справляется моя тринадцатилетняя внучка Оксана.

Пересматривая мамины альбомы со старыми, более, чем шестидесятилетними фотографиями, я вдруг поймал себя на мысли, что среди сотен карточек нет ни одной, где был бы запечатлен буревестник моего увлечения фотоделом - Аркаша. Жаль. Его образ остался только в моей памяти.

И когда б не руки докторов

Там, в дыму, в походном лазарете.

Не было б, наверное, на свете

Ни меня и ни моих стихов...

Эдуард Асадов

Эскулапы

Рассказывая о моем детстве, нельзя умолчать о том, с чем сталкивается любой ребенок, начиная со дня своего рождения. Я имею в виду сельскую медицину нашего детства. Никаких документов по истории медицины в селе, к сожалению, не осталось, живых свидетелей того времени становится все меньше.

По рассказам старожилов, первый фельдшер в селе появился в 1948 году. До этого жители села ездили к доктору Крафту в Сокиряны за сорок с лишним километров, либо в Тырновскую волостную больницу. Отец рассказывал, что врачебная помощь крестьянам была практически недоступна. Чтобы оплатить визит к Крафту и пройти рентгенобследование необходимо было продать корову.

В начале сорок восьмого года Тырновским райздравотделом в Елизаветовку был направлен бывший военфельдшер Петр Поликарпович Ковалев, закончивший войну под Прагой. Невысокого роста, плотный пожилой мужчина, по словам моей мамы, не расставался с небольшим кожаным баульчиком. Содержимое баульчика было известно всему селу: стетоскоп, термометр, шприц в завинчивающемся блестящем футляре, индивидуальный пакет, пара бинтов и таблетки кальцекса на все случаи жизни.

Основными лекарствами, по рассказам сельчан, был упомянутый выше кальцекс и камфара. Ковалев мастерски накладывал шины при различных травмах, удачливо ушивал и лечил раны, оперативно и грамотно накладывал повязки. Сказывался огромный опыт военных лет.

У Петра Поликарповича была большая слабость. Часто и подолгу он поклонялся Бахусу. О его болезненном пристрастии к спиртному по селу ходили легенды. Реальный случай об этом пересказывали в течение нескольких поколений как анекдот. Привожу дословно.

Наш сосед Ясько Кордибановский, живший через два дома от нашего, сильно простыл под осенним дождем. Вызвали к нему дохтора, иначе Ковалева не называли. Петр Поликарпович долго его свидетельствовал, т.е. выслушивал, выстукивал и опустив рубашку, сказал:

- Сильная простуда. Может и воспаление. Парить ноги, банки, на улице не работать. Водку не пить, лежать в тепле.

Вытащив из баула стеклянную трубочку с кальцексом, отсыпал несколько таблеток.

- Если не полегчает, будем колоть камфару.

На столе уже стояла, предусмотрительно поставленная женой Яська - Анелькой, бутылка самогона, несколько кусочков сала и порезанный лук на тарелочке. Ясь налил стопку доверху и снова закрыл бутылку пробкой из кукурузного кочана. Дохтор, взяв стопку, тут же положил ее обратно:

- Знаете, вам можно пятьдесят граммов.

Ясько с Анелькой переглянулись. Анелька достала еще одну стопку. Чокнувшись, выпили за здоровье. Закусив кусочком сала, Петр Поликарпович закурил самокрутку. Других табачных изделий в селе не водилось. Анелька приготовилась убирать со стола. Докурив самокрутку, дохтор произнес:

- Вам можно еще тридцать граммов...

Через неполных два года Петра Поликарповича Ковалева перевели в Дондюшаны. Вскоре он умер. Его жена, выйдя на пенсию, еще несколько лет продолжала работать акушеркой. Их старшая дочь, Тамара Петровна, всю жизнь проработала библиотекарем. Младшая инвалид детства. Обе давно на пенсии.

Следующего фельдшера по фамилии Время, смутно, но помню. Лет сорока, очень худой, с землистым цветом лица. Улыбки его никто не помнит. Ходил в длинном черном пардесси (легкое пальто) и такой же черной шляпе. Он не пил и не курил. Временами его одолевал натужный мучительный кашель.

По воспоминаниям сельчан, к работе относился с педантизмом, особенно к прививкам у детей. Во время его работы в селе, в качестве акушерки была направлена Лидия Ивановна Бунчукова, бывшая операционная медсестра военного госпиталя.

В пятьдесят третьем Время был переведен в Дондюшаны, как и Ковалев. Спустя несколько лет мучительно умер от тяжелого легочного кровотечения. Дом, выстроенный им совместно с сестрой его жены, до сих пор стоит наискось напротив поликлиники. Там живут уже совершенно другие люди.

В том же пятьдесят третьем с Кубани в село прибыла семья медработников. Фамилии их никто не помнит. Тем более, что фамилии мужа и жены, по словам старожилов, якобы были разными. Велико было удивление сельчан, когда они узнали, что в Елизаветовку прибыл настоящий врач-хирург, лишенный диплома за хронический алкоголизм. Звали его Владимир Николаевич.

Жену его звали Полина Павловна. Это была тихая немногословная смуглая женщина с необычайно длинной шеей. Волосы, к удивлению сельских женщин, она не заплетала, а укладывала в виде высокой пирамиды, неясно как державшейся на ее небольшой голове. Кроме того, что Полина Павловна тянула на себе всю работу в медпункте, она была великолепной портнихой. Сначала я приходил к ним с мамой, которая заказывала рубашки для брата и всю одежду для меня.