Завтрак плавно и не спеша перешел в обед. Затем так же незаметно, словно по мановению волшебного жезла, исчез стол… Король и Марго полулежали на огромном пушистом ковре, опираясь на целый ворох подушек. Где-то пели охотничьи рожки, время от времени доносились выстрелы, но Людовик, увлеченный беседой, не спешил покинуть шатер, чему Марго только радовалась. Ей было страшно подумать, что такой прекрасный день может закончиться кровавой потехой, убийством беззащитного зверя, виноватого только в том, что он оказался в пределах неотвратимой облавы…

Спустилась ночь, и Маргарита впервые вспомнила о тетушке. Но та не появлялась. Слуги ловко разожгли костер чуть в стороне от шатра. Король галантно помог встать девушке и проводил ее к костру.

Долгое время они молча смотрели на огонь. Говорить не хотелось.

Взошла луна. Марго зевнула, прикрыв рот ладошкой. Людовик поднял руку, и сразу же появился Дюпон. Король что-то шепнул ему. Дюпон поспешно скрылся и вскоре вернулся, сопровождая герцогиню ди Лима, все еще обиженную, но собранную и решительную. У короля было слишком хорошее настроение, чтобы обратить внимание на обиду прекрасной испанки.

— Мадемуазель де Отфор хочет спать, — сказал он с истинно королевской лаконичностью.

Герцогиня увела Марго в свой шатер, разбитый недалеко от пустующего шатра Анны Австрийской. Марго заснула на полуслове, отвечая на вопросы тетушки.

А Людовик еще некоторое время сидел у костра перед своим роскошным шатром, пытаясь разобраться в собственных чувствах.

Что произошло, почему он, до тридцати лет испытывавший стойкую неприязнь ко всем женщинам, неприязнь, которая уже привнесла столько сложностей в жизнь не только его, но и всей Франции, тщетно ждущей появления на свет наследника, вдруг почувствовал влечение к этой милой, хорошенькой, застенчивой провинциалке?

Появился Дюпон, встал на одно колено у костра и, поправляя прогоревшее полено, шепнул:

— Сир, к вам гонец из Компьена.

Людовик хотел было уже воскликнуть: “Так зови его”, но тут вспомнил, что он не должен ничего знать о том, что вероятно, уже произошло, и спросил:

— От королевы-матери?

— Нет, сир, от командира швейцарцев. У него приказ вручить донесение только вам, ваше величество. Вы же знаете швейцарцев, они упрямы, как беарнские ослы.

— Веди его сюда, — перебил Дюпона король.

Швейцарец, внушительного роста, в широкополой шляпе и цивильном платье, возник в неверном свете угасающего костра, как видение из далеких детских сказок. Он потоптался на месте, не зная, видимо, как приветствовать короля, лежащего на подушках, снял шляпу, запустил руку за отворот пропыленного камзола, извлек пакет и с поклоном вручил его королю.

Людовик нетерпеливо вскрыл пакет, пробежал глазами две короткие строки послания, откинулся на подушки, улыбнулся, еще раз прочитал лаконичное донесение и бросил бумагу в костер.

— Дюпон, распорядись, чтобы его накормили. И дай ему десять пистолей! Да, и пошли за Тревилем, я хочу видеть его немедленно.

Людовик возлежал на подушках в шатре, облаченный в тончайший шелковый халат, когда Дюпон ввел капитана роты мушкетеров.

— Сядьте рядом, Тревиль. Я не хочу кричать на весь лес, сообщая вам одну тайну. Правда, уже завтра утром она перестанет быть тайной. Садитесь, садитесь, не до церемоний. Королева-мать сбежала из Компьенского замка.

Тревиль долго молчал, что-то сопоставляя, затем склонил голову, чтобы скрыть легкую усмешку, появившуюся у него на лице.

— Вы улыбаетесь, капитан? Вы не удивлены?

— Я не очень удивлен, ваше величество, так будет точнее.

— Объяснитесь.

— Позавчера один из моих лейтенантов, вам хорошо известный мсье д'Артаньян, попросил отпуск на три дня для устройства личных дел. Ему, как всегда, должны были помогать Атос, Арамис и Портос. Я решил, что несколько дней слишком незначительный повод, чтобы беспокоить ваше величество, и дал разрешение. Они уехали утром в день охоты…

— Подождите, Тревиль, — перебил капитана король, — я отлично помню, что они сопровождали меня в лесу. Их видели десятки людей! — поспешил он добавить, заметив на губах своего капитана чуть заметную улыбку.

— Совершенно верно, ваше величество. Но вскоре они уехали.

— Вы уверены, капитан? — с подчеркнутым удивлением спросил Людовик.

— Абсолютно, ваше величество. Сразу же после того, как двинулись загонщики.

— Откуда вам это известно?

— Мне доложил штабной сержант.

— И что из того?

— Ваше величество, они уехали все вместе, вчетвером и со слугами!

— Куда же они направились?

— К Амьенской дороге. И это меня насторожило.

— Вот как… — произнес король и пожал плечами, давая понять, что беседа наскучила ему.

— А сегодня дежурный мушкетер задержал швейцарца, переодетого в цивильное платье. Он пытался пройти к вашему величеству. Мушкетер допросил его, и тот объяснил на своем дурацком французском языке, что направлен к королю капитаном швейцарской стражи из Компьена с важным сообщением…

— Вот же идиот! — не выдержал король.

— Он просто исполнительный солдат, сир. И тогда я сложил два и два…

— Что же у вас получилось, Тревиль? — нетерпеливо спросил Людовик.

— Это был гениальный ход, ваш величество!

— Чей?

— Если бы здесь не был замешан д'Артаньян, сир, я бы решил, что этот ход сделал кардинал. Но поскольку гасконец с кардиналом несовместимы, как винный уксус с парным молоком, остается предполагать только одно…

— Почему вы считаете этот ход гениальным? — перебил капитана Людовик, тщетно пытаясь скрыть самодовольную улыбку.

— Потому что отрезанная от Франции королева-мать скоро превратится в лишнюю фигуру на шахматной доске истории.

— Позаботьтесь, Тревиль, чтобы завтра как можно больше людей узнали вашу точку зрения, — и король протянул своему капитану руку для поцелуя.

Гонец, посланный преданным Ришелье капелланом Компьенского замка с известием о побеге Марии Медичи, добрался до Парижа глубокой ночью, отстав от швейцарца на несколько часов. После долгих переговоров со стражей у северных ворот он был сопровожден в Пале Кардиналь.

Ришелье сразу же принял его.

Выслушав краткое сообщение, кардинал распорядился накормить гонца и задержать его до следующего дня, чтобы новость не расползлась раньше времени по Парижу.

Следовало найти надежного человека, который незамедлительно отправился бы в Компьен и самым дотошным образом расспросил швейцарцев обо всех подробностях похищения. Еще совсем недавно кардинал, не сомневаясь, послал бы за Рошфором. Но в последнее время граф последовательно проваливал одно задание за другим. Ришелье и мысли не допускал, что Рошфор предает его. Просто у каждого человека в жизни случаются полосы неудач. Поэтому он вызвал секретаря и попросил узнать, не дежурит ли сегодня лейтенант Ле Брэ, и если дежурит, то прислать его немедленно. Лейтенант обратил на себя его внимание находчивостью, ловкостью и умением не задавать вопросы.

К счастью, Ле Брэ оказался на месте.

— Лейтенант, — обратился к нему Ришелье, как только тот появился в кабинете. — Я хочу поручить вам одно дело. От того, как вы с ним справитесь, во многом зависит ваша дальнейшая карьера. Случилось невероятное: королева-мать бежала из Компьенского замка.

— Ваше преосвященство!..

— Да, бежала! — с раздражением подчеркнул кардинал. — Скачите в Компьен, вручите командиру швейцарской стражи замка мою записку и вдумчиво побеседуйте с солдатами, которые дежурили в ночь побега и подверглись нападению неизвестных. Меня интересует любая деталь, любые подробности, приметы нападавших: рост, костюмы, акцент, все, что удалось разглядеть ночью. По возможности выясните, сколько их было. И немедленно, не жалея лошадей, возвращайтесь.

Кардинал черкнул несколько слов на листке плотной бумаги, отдал лейтенанту и кивком головы отпустил его.

Теперь можно было взвесить все возможные последствия побега королевы-матери и подумать о контрмерах, буде они потребуются.