Директор изменился в лице.

- Кто вы ей? Вы её знали?

- Выступал с ней раньше в одном номере. А теперь, значит, она стала такой звездой, что знаться со мной не хочет?

- Девочки, уйдите, - поспешно сказал директор. Лиза и Фанни неохотно подчинились. - Понимаете, мистер... как вас?

- Зовите меня просто Гастон, - учтиво откликнулся Ковальский и снял шляпу. - Моё старое сценическое имя - всё, что у меня осталось.

- Понимаете, Гастон, Виолу убили третьего дня.

- В самом деле!.. - воскликнул Ковальский и привалился к стене. Тросточка выпала из его руки и покатилась по полу. Директор подхватил его под локоть.

- Воды?

Ковальский посмотрел на него затуманенным взором.

- Виолу... - пролепетал он. - Кто бы мог подумать!

Если он и не выступал когда-то в варьете, актёрские способности у него в любом случае имелись.

Директор подобрал его трость и вложил ему в руку.

- Пройдёмте ко мне в кабинет, - сказал он, - выпейте бренди. Меня зовут Фрэнк О'Брайан.

Усадив Ковальского на диван, он закрыл дверь на задвижку и вынул из тумбочки бутылку. Разливая бренди по стаканам, он обернулся через плечо.

- Тоже, значит, были её поклонником? Неудивительно, такая женщина... Ладно, помянем.

- Не могу поверить, - всхлипнул Ковальский, сжимая в руке стакан. - Кто? Кто её убил?

- Жена этого вшивого баронета, который за ней увивался. Надеюсь, аристократок тоже вешают.

Ковальский, давясь слезами, проглотил полстакана бренди.

- Ох, Виола! Прыгнула на свою голову в постель к баронету... Конечно, у него имение, деньжищи и всё такое...

- Ревнуете покойницу, Гастон? - директор залпом допил бренди и налил себе ещё. - Ужас в том, что её убили зря. Между ними ничего не было.

- Да ну, - недоверчиво хмыкнул Ковальский. Директор придвинулся вместе с креслом к нему.

- Можете мне поверить. Случилось глупое недоразумение... чудовищно глупое. Бедная малышка!

Заметив на подоконнике стопку афишек, Ковальский взял их и принялся перебирать.

- Бедная малышка, - повторил он вслед за О'Брайаном, рассматривая листки. - Вы позволите мне взять что-нибудь на память?

- Из этого - что хотите, - сказал директор. - Они уже никому не понадобятся.

- Это её последняя программа? - спросил сыщик. Директор кивнул.

- Да, то, с чем она выступала в течение последнего года. Три потрясающих сольных номера - джига, фламенко и танец живота.

- Хммм, - протянул Ковальский, глядя в афишку. - Здесь есть и второе отделение.

О'Брайан хихикнул.

- Естественно.

- А во втором отделении, верно, как водится, было что-то особенное?

Слово "особенное" Ковальский произнёс так, что О'Брайан засмеялся нервным смешком.

- Ценю знатоков, - ответил он. - Ну конечно, у нас была особая приманка. Секретный номер "Шекспировская ночь". Виола в нём была неподражаема. Она танцевала чечётку в мужском костюме, а потом раздевалась. Публика на месте сходила с ума.

- Ага, - сказал Ковальский. - А кто этот Себастьян, который указан рядом с ней в программе?

- Ревнивый вы человек! Это сценический псевдоним её брата, Мартина Харди. Первую часть чечётки они исполняли вдвоём.

- Мне следовало догадаться, - вздохнул Ковальский. - Конечно, раз Шекспир... Когда мы виделись последний раз, её брат был ещё маленьким, и я не подумал, что он может выступать. Ведь сейчас ему шестнадцать?

- Семнадцать. Виола на восемь лет старше... была старше.

- Была! - Ковальский шмыгнул припухшим носом. - Не могу привыкнуть к этому слову.

- Ещё бренди?

- Ах нет, спасибо. Так можно я заберу эту афишку?

- Я же сказал, берите хоть все.

- А фотокарточки её у вас не осталось?

- К сожалению, здесь нет. У Мартина надо спрашивать, но сегодня его не будет. Номер отменили.

Он поднялся с кресла и положил руку на плечо Ковальскому.

- Чем мне вам помочь? Если вы не против переночевать в гримёрке, то я вам дам адрес Мартина, и утром вы сходите к нему. Он живёт недалеко, но сейчас наверняка где-то шляется, его не застать.

- Сердечно благодарю, - заявил Ковальский и крепко обнял директора. - Я никогда не забуду вашей услуги.

Если бы директор мог знать истинный смысл последней фразы, он вряд ли бы рискнул помогать тому, кого называл Гастоном.

6.

Утром в гостиницу "Лиса и фазан" пришла телеграмма, заставившая её адресата немало поломать голову. Значилось там вот что:

СВЯЖИТЕСЬ ЛОНДОНОМ НАСЧЕТ МАРТИНА ХАРДИ ТЧК БУДУ ДВУХЧАСОВЫМ ПОЕЗДОМ ТЧК КОВАЛЬСКИЙ

Всё, что понял из этого инспектор - это что брат Виолы Харди, по-видимому, имел какое-то отношение к делу. Но что имел в виду Ковальский? Что Харди соучастник преступления или что он знает какие-то факты, касающиеся отношений его сестры с сэром Реджинальдом? Уж не он ли послал Виолу в Фервуд, когда там находилась разгневанная леди Фицрой? Как жаль, что на квартире брата и сестры не было телефона, а то бы, может статься, вскрылись бы важные обстоятельства предыдущих дней.

Солгрейв ещё размышлял над телеграммой, когда в номер снова постучали. За дверью оказался курьер, державший плотно заклеенный коричневый пакет.

- Вы будете инспектор Солгрейв?

Инспектор предъявил удостоверение, расписался и несколько секунд стоял с пакетом в руках, слушая удаляющиеся шаги курьера в коридоре. Хотя на пакете не было обратного адреса, он догадывался, кто мог его прислать. Достав перочинный нож, он распорол коричневую бумагу. Внутри был всего один предмет - картонка с наклеенными фотографиями.

Фотографий было две. На первой была, несомненно, Виола Харди, снятая в полный рост вместе со своим братом - невысоким юношей с мягкими чертами лица. Они стояли рядом на ступеньках какого-то здания, Виола прислонилась к балюстраде, а Мартин изображал танец, отставив ногу и выбросив в сторону руку с зонтиком. На второй фотографии была одна Виола в мужском костюме...

Или нет. Странная форма карточки, поза фигуры - точно та же отставленная нога, точно та же рука с зонтиком, - говорили о том, что второй снимок вырезан из копии первого. Солгрейв поднёс картонку к самым глазам. Голова Виолы была приклеена к туловищу Мартина... но нет, он ошибся. Голова Мартина была на месте. В обрамлении подклеенной к ней причёски Виолы.

- Дьявольщина, - вслух сказал Солгрейв. Причёска (впрочем, она была париком - инспектор вспомнил запись в деле) подчеркнула фамильное сходство, которое в обычных условиях не так бросалось в глаза. Разумеется, лица были всё же не одинаковы, но человек, малознакомый с сестрой и ни разу не видевший брата, мог запросто обмануться.

Итак, садовник не лгал. Кто-то действительно вышел из парадного в 19.20, когда настоящая Виола была уже мертва, и этим кем-то был её брат Мартин в платье и парике. Имел ли он отношение к убийству, или его лишь заставили сыграть роль Виолы - в этом ещё предстояло разобраться.

Смысл телеграммы стал ясен инспектору, и он спустился вниз позвонить в Лондон и передать распоряжение об аресте Мартина Харди.

В промежутке между обедом и чаем Солгрейв не поднимался в номер. Он остался в трактире ждать Ковальского. Наконец тот появился, улыбаясь во весь рот и прижимая к себе охапку каких-то свёрточков.

- Добрый день, инспектор! - объявил он. - Вы получили мою телеграмму?

- Получил, хотя понять её было трудновато. Вы хотели, чтобы я отдал приказ арестовать Харди?

- Разумеется. Я не был уверен, что пакет успеет прийти к вам вовремя, и решил отправить ещё и телеграмму. Только на телеграфе у меня не приняли текст со словами "арестуйте Мартина Харди". Пришлось выкручиваться...

- Ясно, - сказал Солгрейв. - А это что? Улики?

Он кивнул на занятые руки Ковальского.

- Ах, это, - на лице сыщика сквозь пудру проступила краска. - Зашёл в пару магазинов в Лондоне. Носки, рубашки, мыло и всё такое... Не знаю как вы, а я не люблю путешествовать с одним станком "Жиллетт" в кармане.