4

Закончилось очередное заседание высшего политического руководства страны. Переговариваясь на ходу, члены Политбюро и секретари ЦК направились к выходу.

Дождавшись, когда все выйдут из зала заседаний, Белов подошел к началу длинного стола, к тому месту, где сидел Генеральный секретарь, и встал в ожидании. Толмачев собрал разложенные на столе бумаги, уложил их в папку, с шумом захлопнул ее и только тогда поднял глаза на стоящего перед ним Белова.

- Вы что-то хотели сказать? - спросил он его.

Тщательно подбирая слова, понимая, что вот сейчас, в эту минуту решается судьба проекта, и, осознавая ответственность момента, свою ответственность за будущее Полигона, а, может быть, и за будущее страны, Белов произнес:

- Я хотел бы вас просить... чтобы вы меня приняли по одному очень важному вопросу.

- Что за вопрос?

- Вопрос непростой, - ответил Белов и после непродолжительной паузы продолжил. - Он требует обстоятельного разговора, поэтому я просил бы вас назначить мне время для отдельной беседы. Мне нужно минут двадцать, чтобы изложить суть. - Он помолчал еще немного, собираясь с духом, после чего решительно продолжил. - Мне кажется, наши комсомольцы засиделись, забюрократились. Нужно им немного встряхнуться. Что если выделить им триста-четыреста тысяч квадратных километров необустроенных, пустующих земель - и пусть осваивают, обустраивают, приспосабливают под жилье, пусть строят там новую жизнь.

- Триста-четыреста... - в задумчивости произнес Толмачев. - Я что-то с ходу не могу понять, много это или мало. Можете назвать какую-нибудь область, сопоставимую по площади?

- Это, примерно, как Томская область, - отвечал Белов.

- Ого! И где же вы такой пустующий участок присмотрели? - спросил Толмачев.

- У нас в Зауралье не один миллион квадратных километров полузаброшенных земель, - ответил Белов.

- И что это будет, по-вашему, за образование? с каким статусом? - продолжал допытываться Толмачев.

- Это будет просто отдельный экономический район.

Толмачев встал и начал прохаживаться вдоль длинного стола от одного его конца к другому. Подойдя в очередной раз к его началу, он остановился, посмотрел внимательно на Белова и сказал:

- Я думаю, вы хорошо себе представляете, что у нас ничьей земли нет. Ваш отдельный экономический район может быть создан только за счет отчуждения земель у какой-то области или у нескольких областей. И пусть сейчас эти земли считаются непригодными для житья, но при отчуждении у руководителей этих областей сработает инстинкт собственника.

- Земли, по мере освоения, могут быть возвращены на баланс тех областей, от которых были ранее отчуждены, - сказал Белов. Он почувствовал, что Генеральному удалось навязать ему свой стиль общения, когда, Белов знал это, перехватить у него инициативу практически было уже невозможно.

- А покорители пустующих земель разъедутся по домам? - задал вопрос Толмачев и, не дожидаясь ответа, продолжал. - Но если они приедут в ваш отдельный экономический район на время, а не на постоянное жительство, если они не будут связывать свою жизнь с этим краем в отдаленной перспективе, не будут обживаться, обзаводиться семьями, рожать там детей, которые потом будут считать этот край своей родиной, если всего этого не будет, то это будут временщики, а от временщиков, сами знаете, какая отдача. И пусть даже они за период временного своего пребывания там превратят эти земли в цветущий край, все равно через короткое время после возвращения прежним хозяевам они снова придут в упадок. Но вы ведь не этого хотите? Вы же сами говорите: "Пусть строят там новую жизнь". Если я вас правильно понял, вы хотите не просто обустроить район, а создать среди дикой тайги этакий оазис социализма со справедливым, социально ориентированным укладом. Иначе, зачем все это затевать? Или я неправ?

Вопрос был прямой и требовал прямого и честного ответа. Белов понял, что играть в жмурки, отвечать уклончиво - значит потерять свое лицо и продемонстрировать неуважительное отношение к собеседнику, а в итоге - навсегда похоронить проект. И он ответил:

- Да, вы правы.

- Вот видите! Но тогда, вы меня извините, - в голосе Толмачева звучала ирония, - это будет уже какое-то новое слово в марксистском учении: построение социализма в отдельно взятой губернии.

Наступила напряженная тишина. Толмачев снова принялся прохаживаться вдоль стола, и Белов приготовился уже выслушать нечто нелицеприятное вроде неуместности, несвоевременности обсуждения таких вопросов или - еще хуже - бессмысленности, абсурдности самой идеи.

...Их отношения не отличались особой теплотой, скорее, их можно было назвать сдержанно-корректными. Но эта внешняя дистанцированность не мешала им в душе относиться друг к другу с уважением. Белов уважал Генерального за то, что тот был восприимчив к убедительным доводам, умел слушать людей, даже если их мнение расходилось с его представлением о предмете разговора. В свою очередь Генеральный считал Белова грамотным специалистом, талантливым организатором, человеком, который умел постоять за свою точку зрения, не испортив при этом отношений с оппонентом.

...Толмачев вернулся к началу стола, записал что-то в блокноте, потом поднял глаза на Белова и сказал:

- Хорошо... Вам сообщат.

Белов попрощался и вышел из зала. Спускаясь по лестнице, он перебирал в уме все возможные варианты дальнейшего развития событий. Сделанный им на скорую руку анализ ситуации показывал, что она, в общем, не выглядела безнадежной. Более того, интуиция человека, искушенного в аппаратных дебютах, подсказывала ему, что тема эта Генеральному не безразлична, что есть у него в предмете обсуждения какая-то личная заинтересованность.

Пока машина ехала по улице Куйбышева и поворачивала на Старую площадь, он набросал план дальнейших действий.

- Николай Васильевич! Пригласите ко мне Федорова, - сказал он дежурному, проходя через приемную.

Зайдя в кабинет, он снял плащ, бросил его на спинку стула, подошел к большой карте, висевшей на стене, и стал пристально всматриваться в участок, обнесенный красными флажками. Вынул один из них и стал водить им по карте, словно подыскивая ему новое место, но, так и не найдя, принялся ходить взад-вперед по кабинету, от карты к двери и обратно.

Сегодняшнее его обращение к Генеральному секретарю и его согласие на встречу существенно меняли весь план действий. Теперь вместо аналитической записки в Политбюро, имеющей довольно смутную перспективу, нужно будет готовить материалы для решающего разговора с Толмачевым.

5

...Белов до сих пор не мог понять, как он решился на этот импульсивный и отчаянный шаг. Ведь он рисковал всем. Откажи ему сегодня Генеральный во встрече - и письмо в Политбюро уже не имело бы никакого смысла, на проекте можно было бы поставить крест.

Он вспомнил, как на сегодняшнем совещании Генеральный завел разговор об омоложении директорского корпуса в промышленности. Член Политбюро Прохоров, партийный функционер-долгожитель, переживший трех генсеков, четырех председателей КГБ и трех министров внутренних дел, выразил недовольство тем, что ключевые посты в хозяйственных органах занимают не опытные профессионалы, а комсомольские вожаки, еще ничем себя не проявившие в практических делах. Генеральный живо отреагировал на это, сказав: "У нас в руководстве производством нет пока специалистов по управлению. Систему их подготовки нужно еще создавать. Все наши вузы готовят профильных специалистов, а нам сегодня нужны высококвалифицированные современно мыслящие управленцы"... "У нас есть вэпэша", - произнес кто-то из присутствующих. "Вэпэша? - Толмачев недоуменно пожал плечами. - Так она же готовит дилетантов-политруков!.. Да, эти комсомольские вожаки не всегда имеют опыт управления. Скажу вам больше: среди них достаточно таких, кто успел уже превратиться в закоренелых функционеров, которые работают для галочки". Он задумался ненадолго, после чего закончил: "...Но в основной своей массе они хотя бы более восприимчивы к новациям, способны к быстрому переобучению".