Покончив с составлением заказа, Виктор поднялся в номер, сел в кресло и только тогда почувствовал, как нелегко далось ему это сегодняшнее мероприятие. Состояние было такое, будто он в одиночку разгрузил вагон бутового камня. Немного отдышавшись, попытался привести в порядок свои мысли и наметить какую-то более или менее внятную линию поведения на завтра.

Ему очень хотелось, чтобы Нина вошла в его дом женой, хозяйкой, а не гостьей с неизвестным статусом. Но стоило ему попытаться наметить конкретные шаги, чтобы превратить эту свою мечту в реальность, как он тут же натыкался на стену неопределенности. Неопределенности относительно цели ее приезда и вообще будущего их отношений.

И получалось, что одному ему этот вопрос все равно не решить. Надо дождаться Нины. Только, как бы ни сложился их разговор, он не должен подталкивать ее, мотивируя свое желание оформить их отношения какими-то соображениями морально-этического плана, например, двусмысленностью его положения или необходимостью приведения этих отношений в соответствие с заповедной естественностью, другими аргументами внешнего порядка. Мотив должен быть один: их любовь и как следствие этой любви - их обоюдное решение. Свое решение он принял, и оно было твердым. Оставалось дождаться приезда Нины, посмотреть ей в глаза, и тогда... И тогда уже можно будет двигаться дальше.

23

Нина стояла в проходе вагона и жадно всматривалась в проплывающие мимо картины сибирской природы. Как то встретит ее эта незнакомая земля? Хотелось, чтобы эта встреча не принесла ей разочарований, чтобы этот чужой пока для нее край принял ее. Она сама готова была принять его всем своим сердцем, готова связать с ним свою судьбу, потому что с ним связал свою судьбу человек, дороже которого у нее нет никого.

Она особенно отчетливо осознала это, когда провожала Виктора. Она стояла на втором этаже терминала аэропорта и наблюдала, как самолет Москва-Барнаул выруливал к началу взлетной полосы. Вот он закончил рулежку, замер, постоял немного, словно собираясь с силами, потом резко тронулся с места, набирая скорость, прокатил по полосе, круто взмыл вверх, развернулся и взял курс на восток. Еще минута - и он скрылся из виду. И тут она осязательно почувствовала образовавшуюся вокруг нее пустоту. Эта пустота ошеломила, она была непривычной, неестественной, пугающей...

Пока Виктор находился в Москве, даже если из-за его занятости они не виделись по нескольку дней, он все равно незримо всегда присутствовал в ее жизни, она постоянно ощущала его ауру, его поле притяжения. Для нее это было важной потребностью, было порукой душевного равновесия. Она к этому привыкла и думала, что так будет всегда, потому что так и должно было быть.

Но когда он сообщил ей о своем отъезде, это равновесие разом нарушилось. Она не помнит в подробностях все, что происходило потом. По инерции она еще продолжала поддерживать разговор: отвечала на вопросы, сама о чем-то спрашивала, старательно обходя главное. Она догадывалась, что ведет себя не так, что надо как-то по-другому реагировать на это его сообщение. Но на нее вдруг накатило и поглотило ее цунами отчаяния, бессилия перед обстоятельствами, и она поняла, что выплыть из этой пучины уже нельзя, что она теряет его и ничего уже не может сделать. Не может, потому что все уже решено. И решено где-то там, в недоступных ей, а, может быть, и ему сферах.

К этому примешивалась еще и обида на Виктора, который, как ей казалось, принял резкий поворот в их судьбе как должное, без особого сожаления расставаясь с Москвой, расставаясь с ней. А еще была обида на судьбу, которая снова пытается разделить их. Все это порождало состояние гнетущей безысходности, парализовало волю, лишало способности логически мыслить. Отсюда ее неадекватное поведение в ту их встречу.

Некоторое время после того их разговора она еще надеялась, что все обойдется. Думала: вдруг изменится ситуация, и назначат вместо него кого-нибудь другого. Или он сам передумает. Все надеялась на чудо.

Когда прощались, попросила по прибытии на место сообщить, как добрался, как устроился. Виктор обещал телеграфировать из Барнаула, а насчет места - сказал, что на станции Веерная, где ему придется первое время жить, междугородного телефона пока нет, позвонить оттуда можно только по спецсвязи. Он дал Федорову ее телефон, тот сообщит, что и как. На всякий случай дал и ей номер телефона Артема.

Название станции ей ничего не говорило. Хотя у них в Останкино есть большая и подробная карта, Веерной на ней не нашла. Это не прибавило настроения.

Телеграмму из Барнаула она получила, а через два дня ей позвонил Федоров и сообщил, что Виктор благополучно добрался до Веерной.

Некоторое время продолжала ходить потерянная. Потом, когда стала понемногу успокаиваться, когда немного отхлынул вал отчаяния, попыталась прокрутить в памяти подробности того их разговора и спокойно и объективно оценить ситуацию.

Вот она считает, что Виктор с легкостью расстался с ней. А что если эта легкость - нарочитая, показная, что если ее причина не в охлаждении его чувств и не в разочаровании по поводу их отношений? Что если причиной всему этому - его щепетильность в вопросах личных взаимоотношений; или осторожность человека, не уверенного в ней, не рискующего делать резкие шаги из опасения натолкнуться на отказ? А, может быть, он хотел посмотреть, какова будет ее реакция на его сообщение об отъезде, а уж потом действовать? И что он увидел? Увидел, как она растерялась, ушла в себя, и понял это по-своему.

И потом: по большому счету ведь осуществляется мечта его жизни. Она помнила, с каким увлечением описывал он ей этот свой проект, как у него при этом блестели глаза. А она чего хотела? Чтобы он пожертвовал любимым делом, делом всей своей жизни ради их любви? Но ведь она любила его не такого.

...И все же... Мог бы действовать как-то по-другому, более решительно, что ли. Наверное, с ходу она и не готова была дать ему положительный ответ. Но, по крайней мере, было бы что обсуждать, над чем думать. Но он промолчал. Ох уж эта его деликатность! Да и она тоже не лучше, тоже промолчала.

А ведь в их отношениях это однажды уже случилось. Тогда они тоже оба промолчали и потеряли целых пятнадцать лет. Неужели тот урок ничему их не научил?

Она продолжала перебирать в памяти различные моменты в их отношениях и чем больше она думала, тем отчетливей вырисовывалась ей нелепость сложившейся ситуации.

В один из дней, еще не имея ясного плана, а движимая пока только подсознательным желанием исправить эту нелепость, она позвонила Федорову. Позвонила будто бы просто так, ради протокольной вежливости узнать, как у Виктора дела, как его самочувствие, как он устроился. Из разговора с Федоровым удалось выяснить кое-какие подробности, в частности, что это за станция Веерная, где находится, какая там связь с внешним миром. Артем сказал, что это где-то после Омска, но в подробностях он не знает, сам там еще не был. Еще он сказал, что если ей нужно будет связаться с Виктором, то он может устроить звонок по спецсвязи. За предложение поблагодарила. А на следующий день, идя с работы, зашла в железнодорожную кассу. Там, прежде чем оформить билет, долго выясняли, где находится станция Веерная. Потом она позвонила Федорову и попросила организовать ей разговор с Виктором.

В назначенный час подошла к дому номер четыре на Старой площади и встала у подъезда. Федоров появился неожиданно, из-за угла здания. После обмена приветствиями попросил пройти с ним. Они обогнули здание и подошли к ничем не примечательной на вид двери. На входе вежливый дежурный попросил ее паспорт, потом посмотрел в журнал, который лежал у него на столе, после чего вернул паспорт и сказал: "Пожалуйста, проходите".

Комната переговоров оказалась глухим бункером без окон и с тяжелой дверью. Артем снял трубку, назвал себя и попросил соединить его с Кораблевым.

- Будут проблемы - я за дверью, - сказал он и передал ей трубку.