- Особенно сейчас, когда праздники превратились в "мероприятия" - и тебя, господин офицер, поминаю добрым словом только за одно желание спасти русский, ими и опоганеный, женский могастырь.
Знал тогда что-то из психиатрии? Разумеется, "нет", и сейчас ничего не знаю в самой тёмной из наук о поведении человека. Уверен: тот командир сапёров знал о силе воздействия женских слёз на большую часть мужчин мира, потому ничем не возразил вою Матрёны. А, следовало!
- Мужская идиосинкразия всегда была, и впредь будет "пятой колонной" при общении мужчины с женщиной. Женщина только один раз бывает побеждена мужчиной... хотя и это сомнительно:
- "Ожидала большего..." - и следует череда выплат "неустоек" и "контрибуций" - пропел бес в левое ухо
- Что за намёки? О чём?
- Непонятно? Вой женщин "велик, могуч, суров и непобедим", и вашими, мужскими "арсеналами", остановить его невозможно, какими бы сильными и мужественными вы не были! Вот и тогда две воющие русские бабы оказались сильнее немецкого
офицера вместе с командой военных борцов с огнём.
Все немцы были европейцами, уважающими и почитающими женщин плюс частная собственность. Не всегда и не все уважали частную собственность, война всё же, не до этики, но всё же случалось. Возможно, что в иных оккупированных городах и весях союза были другие захватчики, и, согласно записям в отечественной литературе, в других местах всё происходило иначе: если и поджигали строения - не пытались гасить.
Где-то враги поголовно, без исключения, были "хамы, грабители, убийцы и насильники", сволочи, наконец - для захватчиков такое поведение естественно, зачем захватчикам быть иными, но в начинавший гореть монастырь на тупорылых грузовиках прикатили какие-то нестандартные, ненормальные немцы, рисковавшие жизнями не понятно во имя чего! Да и офицер у них был не совсем настоящий фашистский офицер, а так, какое-то недоразумение! Для чего они прикатили?
Не могу представить, что думал иностранный борец с огнём о двух монастырских бабах, грудями вставших на защиту домовладений от разрушения:
- Беся, случаем, не слышал, не произнёс вражеский офицер традиционное "Dummkopf!" в сторону воющих баб? Воздержался?
- Воздержался, воздержался, всё же европеец! Он только подумал об этом.
Повторяю: негодное дело старые события определять новыми мерками. Что немецкий офицер не по собственной инициативе в разгар приличной бомбёжки прикатил с подчинёнными тушить чужой монастырь - об этом и говорить не надо, его послало высшее начальство. Первый вопрос. Второй: была нужда тушить чужой монастырь с риском потерять своих солдат от советских бомб? Что для него чужой монастырь? Чем был на то время монастырь? Бревенчатые избы возрастом за сто лет? Труха, а не жилища! Чего их было спасать? Какое напутствие получили солдаты от своего фюрера перед "драг нах остен"? "чем больше будет уничтожено этих русских - тем лучше", а эти, коих кто-то послал тушить пожар в чужом монастыре, явно не выполняли "предначертаний вождя"? Так надо вас понимать, господа?
Ах, как хотелось бы сегодня войти в общение с душой далёкого немецкого борца с огнём! Как это сделать? Могу ли сегодня фантазировать и сказать то, что он и не произносил?
- Валяй!
- Горите к чёртовой бабушке, а мне не резон подставлять под чужие бомбы своих солдат! - могли у него зародиться такие мысли?
- Немецкий специалист по тушению русских монастырей от советских бомб был в душе лингвистом и филологом "в одной упаковке". На тот момент не только знал с дюжину ваших поговорок и пословиц, но и придерживался их - ещё раз влез помощник в правое ухо.
- Какие "русские пословицы и поговорки" не позволили выполнить приказ командиров?
- Первая и основная: "своя рубашка ближе к телу". Вторая, не уступавшая первой по силе воздействия на здоровый рассудок: "на погосте жить - всех не оплачешь". Третью помянуть?
- Какую?
- "В чужом пиру - похмелье". Пожалуй, что последняя поговорка и добила немецкого специалиста по борьбе с русскими пожарами: после неё последовала команда подчинённым покинуть горящий монастырь. То, что в тупорылых машинах было приличное количество взрывчатки - о таком пустяке говорить не обязательно. Добавь о пожарах: "пожар" - это когда горит человеческое жилище, а когда огонь поедает что-то иное - это "возгорание".
- Хочешь сказать, что тогда была опасность взрыва?
- Это и хотел сказать. Если бы такое случилось, то "сдуло" бы не три кельи, как предлагал вражеский офицер, а более... И тебя бы не стало в этом мире... - сделал бес уточнение в моём прошлом - Сколько бы обитателей монастыря погибло - говорить не стоит.
Помню лицо немецкого борца с огнём в русских монастырях. Да и форма на нём была не кинематографическая, не такая, какую потом показывал гражданам "страны советов" родной кинематограф. У вражеского офицера не было ни стека под мышкой левой руки, ни монокля в глазу. Немецких офицеров без монокля в глазу и стека под мышкой в советских фильмах не было, а тогдашний борец с огнём почему-то обходился без указанных вещей. Короче: офицер был ненормальный, не классический офицер Вермахта!
Сколько было у того борца с огнём на счету побеждённых пожаров? Сколько взорвал объектов "гражданского и военного назначения", и сколько в практике было случаев, когда горящие слёзно умоляли дать им возможность сгореть без помех со стороны? Ни единого!
- О, великая и неразрешимая загадка русской души! - пропел бес в левое ухо - пожалуй, что офицер не стал тушить кельи от удивления.
- Как понимать?
- Так: все и всегда просят помощи, чтобы унять огонь, остановить беду, что естественно и понятно, а тогда иноземный борец с огнём впервые в своей практике столкнулся с просьбой не противостоять огню! - она-то и заморочила сознание господина офицера. Редкий случай!
Из всей бомбовой благодати, что пролилась в ту яркую ночь с неба от советской авиации - городу досталось совсем мало.
...и когда ночь превратилась в белый день с лёгкой окраской в желтизну - вторая, или третья волна отечественной авиации взялась обрабатывать территорию за стеной к западу от обители. Земля за стеной монастыря называлась "сельской", и в мирное время монастырские юноши с большим, не исправляемым креном в уголовщину - ходили меряться силой к "деревенским" сверстникам. Любимым "оружием" монастырцев в завоевательных походах были приличные куски красного кирпича, выломанные из стены. "Походы" почему-то всегда были пьяными.
В ту яркую ночь и у "деревенских" были пожары, и этот факт говорит о масштабности действия родной авиации. Сегодня, вспоминая горящие дома к западу за оградой монастыря - сомневаюсь и грешу:
"только ли одни фугасные бомбы применяла родная авиация? Или с небес падало что-то "горячее" фугасок?
Не держу обиду на штурманов бомбардировочной авиации двух стран, все прощены. Ныне вхожу в сознание соотечественника-авиатора и думаю:
"в самом деле, что так ярко и хорошо может гореть!? От чего так быстро увеличивается площадь пожара?" - что бы стал думать любой из соплеменников, как тогда, так и ныне? Не иначе, как "в десятку" влепили! Не меньше, чем вражеский склад горюче-смазочных материалов накрыли"! - горящие одновременно семьдесят шесть бывших монашеский столетних келий, деревянных и сухих - такого яркого пламени дать не могут, даже если все и подпалить одновременно"! И всё же:
- "Добавим огоньку! Поздравляем"!
"Кто виноват"? Понятное дело, немцы!
Herr Offizier, обвиняю тебя в слабости, и не в борьбе с огнём, в борьбе с огненной стихией тебе не было равных среди подобных специалистов гарнизона, обвиняю в слабости перед двумя бабами, кои не позволили взорвать свои кельи!