- Не прикидывайся идиотом, не ври! Прекрасно знаешь ваше великое и бессмертнон "лучше синица в руке, чем журавль в небе" а всё же крутишь гузном!
- Некому было провести "опрос общественного мнения" в среде насельников по вопросу: "Насколько крепко верите в оставленный "вышестоящими товарищами" лозунг о победе над врагом"? - сколько жителей монастыря верили в незыблемость лозунга о будущем разгроме врага - малый возраст и знания не позволяли интересоваться столь важными вопросами.
И ныне не следует выяснять "за сроком давности".
- Ещё раз: не прибедняйся!
- Бесяра, был договор не употреблять словесные "выверты"? Почему нарушаешь?
- Ох, уж эти вечные ваши заботы о хлебе насущном! Не вам ли тысячу лет говорили, что "не хлебом единым жив человек, но лозунгами, спущенными "сверху"!? Вам бы только утробу набить, а что гинет "первое в мире государство рабочих и крестьян" - наплевать!
С чего началась оккупация? С регистрации. Новое и непонятное слово. Её помянул отец после первой вылазки в город.
- Регистрацию проводят - неслыханная прежде "регистрация" означала простое и погятное намерение оккпационных властей: провести учёт всех, кто верный родным хижинам остался на месте и не ударился в побег на восток... Попутно враги предупредили:
- "Уклоняющиеся от регистрации автоматически перемещаются в разряд врагов Рейха"! - коротко и понятно.
Следом пошли другие разговоры, теперь о "директиве с востока", но не менее приятной: "всякий, кто посмеет выполнить приказ оккупантов о регистрации - будет осуждён советским судом полным "букетом":
а) "изменник родины",
б) "предатель"
в) "враг народа"!
Оставшиеся в оккупацию обитатели монастыря вспомнили о персонажах греческой мифологии Сцилле и Харибде, но не все: ничтожно малая часть процента знала о напастях греческой мифологии. В каких долях, и сколько жителей монастыря разделились в симпатиях к той, или другой из упомянутых особ греческой мифологии - и этого не знаю. Не было тогда ВЦИОМа - раз, основная масса насельников ничего не знала из греческой мифологии -два, мудрёные слова "Сцилла и Харибда" принимались ими скорее, как матерные слова чужого, но явно матерного языка. Им были ближе и понятнее свои, родные и вечные "хрен" и "редька". О любимых растения они знали, что:
- Хрен редьки не слаще! - не указывая конкретно, кто на то время был "хреном", а кто - "редькой".
Наиболее образованные из монастырцев, сложившуюся военную обстановку сравнивали с "жерновами", а себя - с "зёрнами", кои не хотели быть перемолотыми в муку.
Кое-кто поминал "огонь да полымя", "молот и наковальню", но последняя пословица не имела хождения потому, что её написал Хенрик Гейне, а он был из Германии.
Ничего не знаю о том, что говорили жители других оккупированных городов, но монастырские обитатели рассуждали:
- Оно, конечно, может всё и так, может и не следует регистрироваться, но совецкая власть - во-о-он где, а немцы - вот они, рядом и с винтовками ходят, "аусвайсен" требуют! - и не раздумывая, без возражений и страхов "что будет со мной, когда наши вернутся" - выполнили приказ оккупантов о регистрации.
Были тогда очереди на регистрацию, какие сегодня можно видеть в наших канцеляриях при получении нужных бумаг, не было их - и этого не знаю. Те, кто получал Ausweisen во вражеских комендатурах времён оккупации, сегодня, естественно, старые люди. Дисциплинированные и пуганые советской властью когда-то, эти люди ныне настолько "обнаглели", что нынешние процедуры получения бумаг в "родных" учреждениях сравнивают с получением документов у врагов. Сравнения не в пользу "родных" контор:
- Зря немцы не остались у нас! Они бы порядок навели! - не слова беса и не мои, а в полный голос и без опасения за последствия сожаления высказал старый человек в одном из "присутственных" мест города.
- Явный враг, из таких, кто помнил оккупацию. Ужаснее предательства слышать не приходилось! Вот что значит хотя бы раз побывать в оккупации!
Имелись у советской власти основания гневаться против ослушников, что не пожелали покинуть родные норы и двинуться на восток? "Верная и народная", как всегда, врала: разве не ты приучила "беспрекословному послушанию" подданных? Не ты жёсткой рукой приучала граждан к дисциплине? Тысячи бумажек для проживания - не твои ли старания? С чего это вдруг требуешь к себе большего почтения, чем к пришельцам!? Чья дрессура? Твоя, а мне без разницы от кого исходит команда крутить педали циркового велосипеда. Чем лучше медведя? И нужно ли различать: "чей подо мной велосипед": "совецкий", или чужой?
- А патриотизм!?
- А был ли он? Если и был, то к сорок первому году крепко покачнулся... "завял"... У советской власти ума не было, но хитрости - "полная жопа". Когда видела, что вот-вот схлопочет по морде - немедля вспоминала о "родине" и "рядовых тружениках". Родины без народа не существует, но кто постоянно напоминал, что народ "всячески обязан любить и защищать родину" - и этого не мог понимать.
Перед "светлым именем родины" отступали закоренелые предатели:
- Как против родины идти!? - общий расчёт верный, но общую картину портили несущественные детали: у меня и у секретаря обкома "ВКП(б) на тот момент была "одна родина" с поправками: "родина-мать" любила секретаря жарче, чем меня...
- Оно и понятно: секретарей-то всегда меньше, чем вас, рядовых...
Секретарь любил родину "беззаветно и по долгу службы", то есть без оговорок, а я вспоминал о родине, когда забывал о секретаре: любить родину и секретаря обкома в ней - никак не получалось!
И ещё была разница между моей любовью к родине и любовью секретаря обкома: он мог "именем родины" от меня избавиться, а я от него - нет. Когда происходило "очищение" от меня - естественно, "очищалась" и родина.
Но бывало и так, что и родина очищалась и от секретарей. Было, было такое. Если кто-то очищал отечество и от секретарей, то такое могли совершить только "враги отечества".
Было и третье отличие, но не основное, не главное: секретарь обкома одну сиську у родины сосал, а за другую - держался, предлагая остальным гражданам любоваться "картиной величия родины":
- ...как велика и прекрасна она! - закончил бес главу сиськами родины.
Глава 73.
Продолжение тишины.
"Как сладок сон в покое"!
С учётной бумажкой германской администрации в кармане, но только в светлое время суток - дозволялось перемещаться по городу в любых направлениях и сколь угодно. До комендантского часа враги к оккупированным "совецким" гражданам претензий не имели и обстановка по напряжённости была не в пример слабее нынешней с названием "антитеррористической". Та, что стольном граде. Bitte, "шпацирен", гуляйте по улицам родного города без ограничений!
Нужда с названием "волка ноги кормят" появилась с первых дней оккупации и не исчезала до конца... Знали оккупанты о нашей древней "волка ноги кормят" - не знаю, но что не мешали шевелить ногами - точно. Ноги оккупированных устремились на "вечное место спасения": базар.
Во всякое время и везде "по всей Руси великой" только они, "волчьи ноги" аборигенов, с перерывами различной длительности, приводили на базар. Это в других местах и в иное время "все дороги вели в Рим", а у нас в оккупацию все дороги сходились на базаре. Все смуты на Руси рождались на базарах - базаром и оканчивались, будь то оккупация, или перемена строя...
