Оплату хорошего адвоката девахе не по силам, откуда у растратчицы суммы, а по закону о защите девахе нужно давать адвоката, без адвокатов в стране саветов не судили.

А защищать юную транжирку поручили начинающему адвокату с "лицом кавказской национальности", молодому, неопытному, плох управлявшего русским языком. Грузин.

Что сказать в пользу молодой растратчицы государственных денег, чем оправдать? Гиблое дело, такие дела адвокаты-профессионалы "тухлыми" называют. Не на чем "строить линию защиты" и абсолютно непонятно, какими речами "отвести карающий меч правосудия" от обвиняемой: пусто! Не юристу понятно: проигрышное дело подсунули адвокату "с лицом кавказской национальности", но "отступать некуда, позади..."

Суд шёл своим чередом, речь обвинителя ничего особенно не содержала, и без судь было понятно: растратчица получит норму на отсидку в лагере. Швеёй.

Пришло время адвокату пройти по стопам лучших защитников и кавказец начал

- Уажаеми граждани суди! Ви пасматрель будим на мой падзащитни! Харашо пасматри! Нет, какой красиви деушька! Слова нет! Падсудими пакажи рук, рук пакажи! - девица, выполняя указания "спасителя" оголила руку настолько, насколько позволяла одежда:

- Нет, ви пасматри, какой эта красиви рук! Слов нет, какой красиви рук! Такой рук не можит браль гасударствений деньга! Падсудими, пакажи груд, груд пакажи! - ярился и нагревался адвокат. Команду на открытие груди девица выполнила быстро и без смущения, а грудь и в правду была правильной, объёмистой и, следовательно, красивой - ви пасматри на это груд! Вах, какой груд! Слов нет, какой красиви груд! Падсудими, пакажи ног, ног пакажи! - девица не заставляла себя ждать: обнажённая нога, прекрасная, как и другие явленные взору суда

части тела явилась козырем в "состязательности защиты и обвинения":

- Нет, ви пасматрель на это ног! Вах, слова нет! Такой красиви ног не можит пайди по приступни дарога! Я кончиль!

Судья:

- Я - тоже...

Отравляя сознание подчинённому анекдотом из судейского мира мастер намеревался разрушить начинающуюся карьеру "общественного защитника"? Испортить дебют? И до сего дня, а прошло тридцать лет, не могу придти к однозначному ответу: человек имел желание взбодрить и вдохновить анекдотом, или провалить и опозорить принародно? Как завра идти на судебное заседание с таким анекдотом в памяти!? Ведь это куда хуже, чем отравление алкоголем! Будь заседание через неделю - анекдот, как срезанное растение потерял свежесть и не имел воздействия на смешливость мою. Не будет ли завтра в суде филиал театра "Комедии и сатиры", где в главной роли "спасителя" подсудимого выступит не профессионал, а далёкий от судейского мира человек?

Чутьё не обмануло: веселье, как и ожидал, началось с момента, когда участников "процесса" пригласили в зал судебного заседания.

Действо началось с того, что "общественного защитника", подсудимого и "жертву семейного произвол" усадили на одну скамью, и усаживание чуть-чуть развеселило: "если на одну лавку посадили - ничего страшного в финале не будет, товарищ отделается мелочью" - размера "мелочи" не представлял.

Скамья была настоящей "скамьёй подсудимых": метра четыре длины, и шириною, позволявшей крупнокалиберным задам покоиться без неудобств. Большим и указательным пальцем правой руки произвёл замер толщины лавки и порадовался:

"толстая, шестидесятка будет..." - перевёл толщину лавочной доски из сантиметров в миллиметры - "такая скамья выдержит любое преступление, колото-резаная рана четвёртого верхнего квадранта левой ягодицы пострадавшей такому изделию вес мухи". Седалище было окрашен масляной краской цвета "сурик".

Повторно пришла уверенность: "процесс" кончится полюбовно: а будь иначе - чего усаживать истца и ответчика рядом"? - семейная пара не походила на "тяжущиеся стороны", скорее выглядела как пара встретившихся после долгой разлуки близких и любящих людей. Мысль "общественный защитник в моём лице лишний" - пришло позже, а тогда рассматривал публику в зале и ждал. Обзор зала не одарил видом человека в синей униформе с погонами работника прокуратуры, из тех, кто всегда и упорно требуют виновному максимальный срок наказания.

Итак: подсудимый и его "общественный спасатель" сидели на скамье перед судейским троном и ждали. Судья с умным видом что-то рассматривала в тощей папке с надписью "Дело", справа и слева от судьи, как "символы законности совецкой судебной системы" восседали народные заседатели с не запоминающимися лицами. Это были разнополые старички, верившие в справедливость советских судов. Бывали простаки в своё время.

Наступила тишина, первый судебный процесс, где предстояло кого-то защищать, начался. Как кинофильм, только свет в зале не погасили.

Сделал серьёзное лицо, понимал, что "делаю лицо" и оттого веселья добавилось. Не к месту вспомнился анекдот мастера о защитнике с Кавказа, и губы неудержимо потянуло в улыбку. Надо неприятности случиться, её не хватает! Чему улыбался? Судья - женщина за пятьдесят, профессионал-защитник, пожалуй, старше, и под ситуацию из анекдота от мастера никак не попадали. И всё же хотелось заржать не обращая внимания на "трагизм ситуации".

Но знал, что нужно делать, когда весёлая мысль тянет рот улыбкой от уха до уха, а улыбаться - нельзя! Нехорошо! Верх неприличия! - от анекдота следовало избавиться, как и от вещи: рассказать кому-то, отдать и пусть кто улыбается, а я останусь строгим и серьёзным. Хотя бы внешне.

Какие анекдоты? Решается "судьба человека", а "защитник от коллектива" что-то шепчет на ухо соседу и улыбается!? Чему, позвольте спросить, улыбаетесь!? Что нашли весёлого в столь грустном деле, как покушение на мягкие части тела женщины с применением режуще-колящих предметов? "все дома"?

Правота мастера оказалась стопроцентной: процесс протекал скучно и предсказуемо. Фантастическая мыслишка "может, дело решат без выступления общественного защитника" появлялась с частотою в десять минут, можно было сверять часы.

Не обошёлся "самый справедливый суд в мире" без меня, судья прочитала мои ФИО, и, о, подлость! - голосовые связки "задубели", первые слова речи провались в небытие, а те, что вышли напоминали хрип астматика со стажем.

Что функции голосовых связок сошли на нуль - полдела, так они к тому ещё и "мандражировали".

Как и когда мандраже, названием напоминающий далёкую Францию оказался на российских просторах пусть выясняют лингвисты, а в повести оставим "волнение"

Отеческий похмельный колотун не трогает спящего борца с зелёным змием, но отравляет существование очнувшемуся.

От похмельного колотуна избавляются любой жидкостью, содержащей этиловый спирт в необходимой пропорции.

Если колотун трясёт тело перебравшего - француз Мандраже довольствуется голосовыми связками, этими "струнами души".

Чем лечится колотун известно, средства борьбы с мандраже не было, оставалось взять себя в руки и выступить с речью в защиту подсудимого.

Текст единственного мандражирования на адвокатской ниве:

- Граждане судьи! - пустить в оборот "ваша честь" не решился: на то время "судейская честь" не имела хождения, судий поминали "гражданами". Попутно подумал, что не следует включать ораторские способности на полную мощность и выпустил :

- Мой товарищ (врал, каюсь!) глубоко, так глубоко, что глубже не бывает, в полной мере сознаёт своё недостойное поведение в быту, раскаивается и надеется на снисхождение.

Смею заверить уважаемый суд: нехороший поступок оказался глубоким потрясением подзащитному, настолько глубоким, что вчерашний бытовой дебошир сам себе дал слово впредь ни капли не принимать алкоголь! Первый и единственный поступок оказался потрясением! Свидетельство раскаяния - замена отношений с супругой, но чтобы столь кардинально измениться в сторону улучшения, стать иным человеком, должно было совершиться недостойное званию советского человека деяние!