- Что это? – Спросила я первое, что пришло мне в голову.

- Фотоальбом. – Улыбается она, рассматривая фотографии. – Обычный фотоальбом.

- Откуда он у тебя? – Продолжаю свой расспрос я, присаживаясь ближе. – Фотки такие древние…

- Да какая-то фанатка после концерта подарила, со словами: «Прошло столько лет, а вы не меняетесь», видишь, даже народ так говорит!

Я ничего не ответила, только потрепала ее по волосам и продолжила смотреть фотографии. Сколько же их было… И с концертов, и с интервью, и фотосессии, и промо для альбома, и даже какие-то совершенно левые фотки, чуть ли не с походов в магазин за хлебом. Вот как раз не корми фанатов тем самым хлебом – так дай сфотографировать. Видно, оно того стоило. Фотосессия на кровати – наигранная, но такая нежная. Нежная всего лишь для фото. Это ведь так легко позировать, не чувствуя ничего. Гораздо сложнее было потом, когда очередной раз нас фотографировали, и она трогала меня за грудь – я начинала заводиться. Разве я могла такое допустить? Фото с ванной, – их чуть больше, чем предыдущих. Сидят две маленькие девочки в обнимку в скудно-пенной ванне, совсем не робко, – совсем дерзко, будто делают так всегда. И это было не трудно. Еще какие-то фотографии для Японии, обычные, просто в обнимку. Просто – это просто, и никаких усилий мы не прилагаем. И еще одна фотосессия в гостиничном номере, в постели. Так наигранно, так нежно. И ничего не вызывает у нас сложности, потому что такие фотографии – везде, и мы так привыкли позировать для них. Ведь всем нужно одно и то же. Несколько фоток поместили в костюмах с песни «Клоуны», вот это и очень мило! Так мило, что при желании можно расплакаться, но мы понимаем, что никакой искренней любви там никогда не было. Да, мы были хорошими подругами, и в какой-то момент нам может быть чего-то и хотелось попробовать, но любви там не было. Дальше какие-то полураздетые фотографии: Юля руками прикрывает мою грудь, я прикрываю Юлькину. Мы прижимаемся друг к другу обнаженными телами. И даже в тот момент меня не било током. Не то, что сейчас. И дальше ряд однотипных фотографий: юбочки, блузки, дерзкие соски Юли, натянутые улыбки, обжимания, зажимания в углу, раздевания друг друга, соблазнения друг друга, томные взгляды, полуоткрытые губы, полузакрытые глаза, нескончаемая любовь, нескончаемая нежность…

- Мне на секунду захотелось даже в это поверить. – Тихо сказала она, закрывая альбом.

- Хотеть не вредно.

- Не вредно. – Вторит Волкова. – Что было, то было…

- Да, а вообще я хочу спать.

Она не сопротивляется, не просит поговорить меня с нею. Наверное, тоже хочет. Поэтому, выключает свет и ложится рядом, откладывая фотоальбом. Я молча пододвигаюсь к ней, плотно примкнув к ее телу. Мне холодно, а она бы могла согреть меня при желании. Закинув на ее талию свою руку, я закрываю глаза. Теперь можно спать.

- Сладких снов, – бормочу ей я, зарывшись в ее приятно веющие волосы.

- Добрых снов. – Бормочет она мне в ответ, накрыв мою руку.

Мне снится теперь не она. Мне снится Ваня. Странный сон…

- Ваня, зачем все так произошло? Ведь все могло бы быть иначе. По-другому. Зачем ты нас предал? Зачем бросил нас в самый трудный момент?”

- Это еще спорный вопрос кто кого бросил...

- Зачем ты так? Ты же знаешь, мы всегда тебя любили и поддерживали.

- Мне стало это не интересно.

- Но почему? Почему, Ваня? Мы плохо играли?

- Нет...

- Так что?

- Нет, хорошо играли. Даже слишком хорошо. Вы рады тому, что у вас есть?

- Зачем?

- Так рады? Вы теперь любите друг друга?

- Мы никогда не любили друг друга, и ты об этом знаешь.

- Не ври хотя бы себе…

- Ваня, перестань... зачем все так?

- Вы пропадете без меня?

- Я не знаю, но она мне уже не верит. Она кричит, говорит, что у нас ничего не получится!

- Ты всегда могла ее успокоить. И сейчас успокой!

- Она не верит в Бориса!

- И правильно, я тоже не верю.

- Она говорит, что у нас ничего не выйдет, что никто не запомнит нас за наши мысли.

- Правильно. Никто не запомнит. Успокой ее, только ты можешь сделать это…

- Я не могу, Ваня, она снова подсела на иглу.

- Какого черта?

- Это все из-за тебя! Из-за тебя! Зачем ты так с нами?

- Не реви! Что ты, как не знаю кто...

- Зачем? Зачем? Зачем? Заче-е-ем?

- Ты всегда была плаксой! Возьми себя в руки!

- Ваня, ей плохо! И мне плохо! Один ты радуешься?

- Я не радуюсь, но так, надо! Черт возьми, вы сами все порвали!

- Ты виноват во всем! Ты ничего не хотел делать! Ты, ты, ты! Только ты!

- Не ори! Выпей воды.

- Убери! Мне ничего не нужно!

- Как знаешь.

- Что теперь делать? Ваня, я боюсь.

- Я не знаю, что делать. Вы сами по себе.

- Я боюсь...боюсь.

- Я тоже боюсь.

- А ты чего?

- Что будет дальше...

- А что будет дальше?

- Ничего.

- Вообще ничего? Так не бывает.

- Бывает. Тотально пусто…

- Займешься кем-нибудь еще?

- Не знаю.

- А что? Что тогда?

- Не знаю.

- Вань... мне кажется...

- Что?

- Не перебивай меня! Что это конец!

- Не ной, прорветесь...

- Как?

- С ней прорветесь.

- Ну да, она тебе всегда нравилась больше, чем я.

- Не неси чепухи, Лена!

- Скажешь не так?

- Нет!

- А ты все так же врешь...!

- Я никогда вам не врал!

- И сейчас врешь!

- Все нормально?

- И ты еще смеешь спрашивать? Нет! Не нормально!

- Прекрати, езжай домой и выспись.

- Не хочу.

- Ты плохо выглядишь.

- Мне все равно!

- Езжай домой, она там одна загнется.

- Ничего, подождет. Так что теперь? Куда ты?

- Я?

- Ну да, ты!

- Не знаю.

- Вань…

- М?

- Куда?

- Пойду я…

- Вань, может не надо?

- Поздно, Ленок.

- Уверен?

- Да.

- Так что? Куда?

- В вечность.

«В вечность, в вечность…», – эхом повторяется у меня в голове, кажется, я просыпаюсь. Кажется – совсем не точное понятие. Я опять подскакиваю с кровати, одержимая своими страхами и навязчивыми идеями. Этот сон отличается от других, теперь он хотя бы не про Юльку. Теперь он про Ваню. И он заметно отличается от реальности. По крайней мере действия, происходящие во сне, – никак не могли происходит сейчас. Ваня заметно постарел, совсем перестал улыбаться, его голос не был таким прокуренным, как раньше, но пространственность в его мыслях все еще оставалось. Это единственный признак, по которому я поняла, что он – Ваня. Тот самый наш экс-продюсер, как любят писать в глянцевых журналах. Это определенно он, и я не могу его ни с кем спутать. Во сне мы сидели на каком-то диване, обстановку вокруг было трудно разглядеть, но я бы могла догадаться по нескольким силуэтам мебели, что это…

… Это похоже на наш старый офис, в котором мы не были Бог знает сколько. Интересно, что там сейчас? Вдруг там проходят такие же кастинги с Войтинским и Ваней, как 7 лет назад. Ведь может же быть такое? Нет, наверное, нет. Похоже, что мы сидим с Ваней именно в той самой комнате, где мы просидели столько лет, обсуждая новые демо-записи, тексты песен, где мы обсуждали наш имидж, финансовые стороны проекта, новые эпатажные выходки, где мы обсуждали даже то, как нам целоваться, как бегать по сцене, как мы мечтали о том, что станем знаменитыми, когда-нибудь, как Бритни или Майкл. Мечтали, мечтали, в той самой маленькой комнате за чашкой чая, поедая торт, на который небогатый, в то время, Ваня раскошелился. И все это казалось нам сказкой. Невероятной, несбыточной мечтой, которую придумывают только ради того, чтобы потешить свое самолюбие, чтобы Ваня мог почувствовать себя гением. Хотя он и в правду был гениален. Но сон… это будто продолжение всех мечтаний, точнее возвращение к реальности. И вот прошло столько лет – мы сидим у него, и говорим уже о том, что все изменилось. Что наша с Юлькой слава, как у Майкла, как у Мадонны и Бритни – прошла, и она уже ни во что не верит, он уже ни во что не верит. А я…. А себя я не понимаю. Знаю, что мне плохо. Но к чему приснился этот сон? Этого понять мне не суждено, наверное, никогда.