- Да нет, – протянула она, – но друзья так не целуются. Я думала, что вы займетесь сексом прямо в машине. Вы еще не спали?

Она говорила это настольно монотонным голосом, холодным, безразличным, что мне показалось, будто она совсем незнакомый мне человек, который спрашивает: «как пройти в библиотеку?» или «не подскажите, сколько время?». Но, к сожалению, это была она. Та, которую я любила. Искренне и по-настоящему. Та, которой было собственно все равно, спали мы или нет.

- Юля, прекрати, – я зло отхлебнула чай и уткнулась взглядом в кружку, – Мы не спим с ним.

- И как ты еще держишься? – не могла угомониться она, – Он красавчик, я бы с таким переспала, и ты тоже ничуть не хуже его, я бы с тобой…

- Волкова! – я встала и ударила ладонью по столу.

- Что? – она подняла голову, зацепившись взглядом за меня, и засмеялась, – Ты еще покрасней! С каких пор ты не разговариваешь на эти темы?

- Я никогда о них не разговариваю!

- Да? – протянула она так сладко, что у меня побежали мурашки, – А как же наши интервью? Помнишь, наверное, в 2003 или в 2002 году ты говорила, что мы занимаемся с тобой сексом, как мы любим друг друга. Ты постоянно всем говорила, что мы с тобой спим, хотя мы с тобой никогда и не спали. Помнишь, как ты отлично фантазировала на эту тему? И все тебе верили!

- Да пошла ты! – совсем разозлилась я и молча вышла с кухни.

Да, такое было, и я говорила, черт побери, об этом. Но это того требовало. Ваня говорил, что нужно отвечать в таких интервью. И это было всего лишь провокацией – не более того. И да, мы никогда не спали, мы даже не любили друг друга так, как любили потом. Мы дурачились, может, нам было просто интересно. И уж тем более я никогда не фантазировала на эту тему. Почти никогда. Когда моя крыша окончательно уезжала, я придумывала себе сказку о том, что мы любим друг друга, но это было так редко, что сейчас я уже и не вспомню об этом.

Я наглухо засела в своей комнате, закутавшись в одеяло. Что-то я замерзла. Меня морозит из-за того, как она себя везет. Совсем бестактно и дерзко. Кто она такая, чтобы судить меня, чтобы так говорить? Никто! Всего лишь та, которую я люблю.

- Лен, прекращай! – через несколько минут Волкова появилась в дверном проеме, – Я пошутила!

- Смешная шутка! Посмеялась от души, – фыркнула я, совсем не в настроении разговаривать.

- Ладно, извини, я перегнула палку, – она присела на край кровати и попыталась взглянуть мне в глаза.

Безуспешно.

- Хоть что-то ты понимаешь, – удрученно вздохнула я, посильнее закутавшись в одеяло, – С Игорем мы вообще-то не спали и пока не собирались. Я знаю, что ты все равно не отстанешь от меня.

- Я рада! – заулыбалась она.

- Чему ты рада? – спросила я без особого энтузиазма.

- Тому, что ты не спала с ним.

- Ты ведь сама бы хотела с ним спать, ты же говорила…

- Ну и что, – пожала плечами она, – Это я, а это ты. Ты у меня умница…

- Умницы не занимаются любовью? – решила уточнить я.

- Занимаются. Ты же занимаешься… – она закусила губу и забралась ко мне под одеяло.

Очень нагло.

- Давай закроем эту тему? – предложила я и отвернулась.

- Закроем, – кивнула она, но все же осталась со мной под одеялом.

- Так, вернемся к первоначальному разговору, у тебя что-то случилось? Ты чего вдруг решила навестить меня?

Она заметно притихла и загрустила. Такой я редко видела ее, точнее сказать, практически никогда.

- Мы с Пашей расстались, – задумчиво произнесла она после минуты молчания, – Взяли и расставились, но со своим животом я уже не расстанусь… Не дождется!

- Что? Почему? – я была искренне удивлена такому повороту событий.

Такой сюжет только для бразильских сериалов, в исключительных случаях для испанских (да, Испания еще славится своими сериалами). Но это не сериал, и Юлька действительно рассталась с Пашей, которого она так старательно боготворила или делала вид, что боготворила. А сама в то время, когда он ждал ее дома (хотя даже в этом я уже сомневаюсь), она спала где-то далеко от него и совсем не с ним. В таком случае логично было слышать такой плачевный итог. Она – спала не только с ним. Он – спал не только с ней. Поэтому совсем логично слышать этот конец, но все же я искренне удивлена.

- Как оказалось «единственных» у него много, я не одна такая. Интересно, подружек брюхатых у него много? – раздраженно рассуждала она вслух.

- Он что, изменил тебе с кем-то?

- Совсем не удивительно, – коротко сказала она, что означало «Да, конечно! Этот скотина укладывал всех девчонок, которые попадались ему на глаза, но жил, мать твою, со мной, в моей квартире, на мои деньги, так я еще и его ребенка ношу! Скотина, тварь…»

Все это ясно можно было прочитать в подтексте ее слов. И я поняла ее, как не понял бы никто.

- Ты думаешь, что все безнадежно и окончательно покончено с этим? Может, он вернется? – это мало похоже на попытку поддержать самого близкого тебе человека.

- Все равно он никогда не нравился тебе, – так же безразлично отвечала она, как и на все вопросы, – Он не вернется, не. Навряд ли, только если ему понадобятся мои деньги. Или мой ребенок, но ребенка я ему не отдам, не обломится.

Я решила до последнего молчать о моей антипатии к Паше. Я всегда недолюбливала его. Хотя, слово недолюбливала совсем не то. Я не любила его и никогда бы не полюбила. Даже если бы они жили с Юлей самой дружной и счастливой семьей. На его месте должен был бы быть другой человек. Такой как я, – могла бы сказать я, но я не смела произнести такое вслух. Это слишком самовлюбленно и самонадеянно. Тем более что это невозможно ни при каких обстоятельствах. Ни при каких, Юлька, es una pena. Даже если бы мы смогли уехать в Испанию и пожениться. Даже при таком раскладе мы бы не были счастливы.

Никогда.

- Может он одумается? С кем не бывает, ты же знаешь…

- Ты что, на меня намекаешь? – ее короткостриженный затылок угрожающе зашевелился, и я инстинктивно сжалась в комок.

- Нет. Я говорю с кем не бывает, мало ли по пьяни с кем-нибудь… Так бывает… Наверное. Ты ведь его любишь? – последнюю фразу я спросила еле слышно, и только после того, как произнесла ее, поняла, что не хочу слышать от нее ответ.

Тем более положительный.

И она не ответила, будто читая мои мысли. Молча пожала плечами и плотно закрыла глаза, тяжело вздохнув.

- Как ты себя чувствуешь? – как обычно к месту спросила я.

- Средней паршивости, – скривилась она, все еще не открывая глаза, – Мне домой, наверное, пора…

- Да нет, оставайся у меня теперь. Куда ты поедешь? Ночь на дворе… – мягко произнесла я и неловко прикоснулась пальцами к ее волосам.

Она улыбнулась мне.

- Мне домой надо.

- А Паша где? У себя? – спросила я, поглаживая ее голову.

- Не знаю, вряд ли, у меня, наверное. Он бы не успел собрать свое барахло, которым забит весь мой дом, я вновь почувствовала угрозу, исходящую от ее затылка.

- Тем более. Оставайся. Прям как в старые добрые времена, – засмеялась я.

Смех – всего лишь защита от боли.

Старые добрые времена. Этим все сказано. Их больше нет, нет ничего.

You don’t regret. Time will forget… phrases and faces.

- «Знаете, что о вас пишут в немецких газетах? Русские лесбиянки!» – «Вааау, ох*еть!» – «Ты немецкий педик!» – «Что? Я…?»

Все было забыто, никто и ничего почти не вспоминал. Мы утихли на долгое время. И «Тату» почти пропали, но почти не считается…

Когда Ваня еще был с нами, он всегда говорил, что народ – это мясо, которое нужно цеплять заживо. Так, чтобы с крючка никто не сорвался. Именно такие и остались с нами после псевдолесбийской истории, именно такие остались с нами на многие-многие года. И это не могло не радовать нас. Нужно было зацепить, и мы зацепили и совсем не важно как. Когда был Ваня, все было по-другому.

Как-то мы сидели у него в офисе и обсуждали тексты новых песен, он рассказывал нам замысел, который вложил в тексты, дабы мы могли чувствовать то, о чем поем, как никто. Он рассказывал нам это с таким интересом, с таким энтузиазмом, что в ту самую минуту я поймала себя на мысли, что ничего не может быть лучше. Никто не может быть лучше, чем он, чем его идеи, чем его трава (даже ее я стала уважать, несмотря на то, что никогда не курила ее). Он был искренен с нами, как никто, он придумал эту любовь, в которую поверили миллионы, и тогда ему самому захотелось любви. Настоящей, до мурашек, до шевеления волос на затылке, до дрожи в руках. Он показал всему миру, как надо любить, только через нас. Но это не плохо, это даже лучше. Помнится, позже я услышала из фанатских уст неплохое предложение. Замутить Ваньке книгу под совсем не глупым, но зато интригующим и провокационным названием «Как наебать весь мир и при этом заработать миллионы». По-моему, вышло бы не плохо. Ее бы раскупили в ближайшие часы во всех точках земного шара, стояли бы огромные очереди во всех магазинах страны, все бы пихались, толкались, чтобы заполучить желанный шедевр от наркомана, который наебал весь мир с помощью двух псевдолесбиянок. Рыжей и Черной. И все бы пускали сопли и слюни, блаженно умиляясь гению-наркоману, детскому психологу и психиатру в одном лице, все бы бились в экстазе, раз за разом перечитывая этот шедевр. А через неделю это бы стало бестселлером, каких не было до сих пор. Все это могло бы быть, если бы Ваня услышал идею этой книги и написал бы ее. Писал бы ее в то время, когда набивал бумагу перемолотой травой.