В нашей жизни столько всего произошло, что я едва ли вспомню все те моменты, когда мне хотелось кричать от счастья. Их было огромное количество. И я ужасно счастлива, что это было. Эти моменты наполняют мое сердце и душу чем-то легким и радостным, чем-то щемяще-сладким, терпким. Я не могу понять только одно – почему я не могу без нее? Никак, совсем никак. Ни минуты, я не могу не думать о ней, не смотреть на телефон, в ожидании ее звонка. И только изредка, совсем редко, когда ей было скучно, она звонила мне между 4 и 5 часами дня или вечера, напоминая о себе, спрашивая, как у меня дела. А у меня оставалось все по-прежнему. Никак. Ни о какой работе в качестве сольного проекта, речь не шла. Точнее сказать об этом только и говорили, но к работе пока что никто не был готов. Оставались нюансы и татушный флер – автограф-сессия, надежда на выпуск международного диска «Waste Management» и куча сожалений о чем-то…

Но ни о чем и никогда не надо жалеть, – говорила мне Юля, когда я сходила с ума. Я и впрямь сходила с ума, пытаясь деть себя куда-то от проблем.

Не беги от проблем, сами по себе они не решатся, – говорила она мне сочувствующим голосом в трубку, в то время как мой голос дрожал в сожалениях.

«Смешно. Даже смешно начинать так дневник с таких слов. А может это будет интересно? Да и зачем его вообще заводить? Это все она, из-за нее все. У нее вечно, что ни случится – все в дневник, может так проще? Хотя Дзюник всегда говорил ей, что толку от этого нет, что все это лишнее и ненужное. Так зачем я завожу этот дневник? Наверное, за тем же, зачем и она – записывать все, что на душе. А на душе у меня скопилось много всего, хотя я ненавижу делиться этим с кем-то. Особенно с листами в клетку. Я все равно никогда не стану перечитывать это, может, если только лет в 60! Ха-ха-ха! У нас все круто, чуть ли не каждый день концерты, а сколько фанатов нам пишут и звонят, я и не сосчитаю! Жизнь просто на грани, столько эмоций, переживаний! Именно такую жизнь я и хотела! Чтобы все было именно так… Иногда мне хочется почитать ее дневник, ее мысли, но это невозможно. Хотя это даже вероятнее, чем она прочитает что-то мое. Если она вообще узнает о том, что я пишу, а этого я не позволю…

Октябрь’02.»

«Оставьте ваше сообщение после сигнала…». «Почему ты не берешь трубку? Я не могу дозвониться тебе третий или четвертый день! Где тебя черт носит? Я же волнуюсь, имей совесть и перезвони мне!»

- Ты звонила? – почти через 24 часа она все же перезвонила мне, и немного заспанным голосом неразборчиво бормотала в трубку.

- Звонила, представь себе! Или твой телефон не высвечивает энное количество моих пропущенных звонков? – зло говорю я ей.

За последнее время мне кажется, что она не хочет общаться со мной, всячески избегает разговоров и встреч, и мне это совсем не нравится. Меня это жутко расстраивает, заставляет переживать, что где-то что-то было не так, это заставляет меня все чаще думать, что общей работы у нас нет. Почти нет. А я так не хочу без нее, от страха у меня трясутся коленки и сводит горло. Я не хочу думать о том, что сейчас что-то не так, я ведь такая трусиха.

- Я была занята, у меня были дела, – безразлично говорит она, и меня убивает это, ведь я действительно волнуюсь о том, где она, как она, а Юля так поступает со мной. – Ты что-то хотела? – снова раздается ее голос в трубке, так и не проснувшийся, хриплый, не настроенный на то, чтобы вообще разговаривать со мной.

- Кроме небольших мероприятий у нас еще фотосессия для одного журнала.

- Что за журнал? – Лениво спрашивает она, хотя ей нет никакого дела до него.

- К нашему десятилетию, – закусив губу, отвечаю я, чтобы держать себя в руках, – позвони Борису и узнай подробности. Я не помню, во сколько нужно там быть.

- До связи, – кидает трубку она.

Я тяжело вздыхаю и откладываю телефон. Юля это Юля, пора бы привыкнуть к этому и не воспринимать все так серьезно.

«Мне постоянно будет что-то напоминать о ней. А если быть предельно честной и откровенной – мне будет напоминать о ней все. Начиная от мелочей, которые она мне дарила, заканчивая наградами Тату, которые весят теперь у нас в студии Лос-Анджелеса. Разве у меня есть хоть один, единственный шанс ее забыть, чтобы уже, будучи сольной певицей, никогда не вспоминать о ней? Не вспоминать о нашей первой записи в несчастной студии, где еще Ваня руководил всем процессом… А где теперь Ваня? Что с ним? Она рассказала мне всю правду, кажется, я уже писала об этом когда-то, несколько лет назад. Боже, неужели уже прошло несколько лет? В тот самый день, когда я нашла ее листки, я лишь могла подозревать, что это ее. Во всяком случае, я не могла подумать о том, что это все дело рук Вани, который наглым образом стащил это у нее. «Ведь не одна ты пишешь дневники», – смеялся он несколько лет назад, оставляя меня со своими тайнами. Он обожал обводить всех вокруг пальца. Он обвел меня и Юльку. Украл ее листы и отдал мне – обезоруженной, обманутой, в ужасе пытающейся избавиться от них. Позже права. Так и не избавилась. Теперь они под замками. Там, где их никто и никогда не найдет. Даже я не загляну туда. Пусть это останется между нами… Ведь все и всегда оставалось между нами. А если вы думали, что знаете слишком многое, знайте – вы ошибались…

Дождливый сентябрь… Прошло несколько лет. Не спрашивайте меня о датах, ненавижу заглядывать в календарь».

«Быстрей, быстрей», – все именно в этом ритме, как будто все так и хотят избавиться от нас. Но нас больше нет. Не от кого избавляться. Последние несчастные попытки на существование, на фальшивые улыбки и такие же фальшивые интервью. Мы не в ссоре, мы по-прежнему не ссорились, просто реже общаемся, мы реже созваниваемся, мы почти не видимся. В какой день прошла фотосессия для журнала. Непонятная, быстрая, хотя, как обычно, без смеха не обошлось. Юля умеет поднять настроение, когда это необходимо. А сейчас – самое время. А после фотосессии – интервью «Тату десять лет». Только Тату больше нет. И не будет, но вы узнаете об этом последними, господа. От корки до корки перемывают кости, вспоминая о том, о чем совсем не хочется думать. А потом странный, какой-то угнетающий обед в ресторане. Только Оля пыталась поддерживать разговор, иногда Юля. Я в основном молчала. Напряжение становилось очевидным, и никто не мог этому противостоять. «Все будет хорошо» – сказала она мне на прощание, неловко целуя в щеку. Но я смутно верила ей. А уже в мае вышел сам журнал, в мае состоялась очередная автограф-сессия, куда пришло множество фанатов. Надо же, за эти почти три месяца нас еще не забыли. Но знаете, самое ужасное, поднимая голову, чтобы посмотреть на человека, а потом оставить автограф, я замечаю не только улыбки, но и слезы. Нет, хотя даже это не самое больное. Самое больное было то, когда я видела улыбку сквозь слезы и еле различимое «Спасибо», читаемое по губам. Так и я, поджав губы, чтобы самой не растрогаться, молча оставляла автограф, в ответ, шепча одними губами: «Спасибо вам!».

Сколько в нашей жизни было этих автограф-сессий? А может это последняя? Ведь обстановка здесь весьма напряженная, даже не смотря на усилия фанатов разрядить ее, они поют наши песни, они улыбаются и смеются, а когда все затихает, они возвращают нас в прошлое: «Меня полностью нет, абсолютно всерьез…» – как громко они поют, как дружно. Мурашки пробираются по спине и шее, я улыбаюсь, Юлька вроде тоже. И время от времени к нам подходят люди, которые говорят слова, заедающие, западающие в сердце. «Спасибо, что вы есть у нас, мы верим в вас, проект Тату совсем не изжил себя…», «Вы изменили мою жизнь, и, даже если вы будете не вместе, я желаю каждой из вас удачи!», «Вы все равно остаетесь лучшими!», «Когда-то я услышал фразу: «Лучше сделать и жалеть, чем тоже жалеть, но не сделав», я желаю вам, чтобы вы не жалели о своих решениях никогда…».

«Пока мы ехали в машине и эта угнетающая обстановка стала просто невыносимой, я все же решилась спросить ее: «Как ты думаешь, они верят в то, что это не конец?», она повернулась ко мне с растерянным лицом, полным тревоги и печали. «А ты как думаешь?», в ответ я отвернулась к окну: «Я не думаю, Ленок…». Она тихонько засмеялась. Нервно, как последнее время бывало. Ты перестала думать, что я – это я. Ничего, что я обращаюсь «ты»? Не «она», а «ты»? Да какая разница. В любом случае, я была уверена, что она – это она, и моя Лена не изменится. Но чтобы так вести себя у меня было много причин. Лена была слишком привязанным человеком, и я – далеко не единственная. Она не могла себе представить будущего без Бориса. Бьюсь об заклад, что он хорошо промыл ей мозги. Лена… Все всегда жалели ее, “ах, милая, хорошая, ей так плохо без Юли, а Юля такая плохая. Юля никогда не позволяла быть Лене ближе, а Лена так любила ее”. А может она сама того не хотела? Может, она просто не замечала того, что было так очевидно? Ведь все не зря, все не так просто. Борис всегда недолюбливал меня. И нередко это было из-за нежелания делить Лену, ведь она так разрывалась… Бедная Лена. А принадлежала ли она кому-нибудь?