– Надо же…

За окнами ничего не изменилось. Солнце все так же жгло развалины гетто.

– Ты говорил во сне.

– Вот как?

– Да. Я подумал ты голодный. Бормотал что-то про гамбургеры.

«Гамбургеры! – Антон стукнул себя по лбу. – Гамбургеры и стаканчики с газировкой!»

Как он мог забыть?

Он сорвал рацию

– Диспетчер, прием!? Это Радваньски, прием!

Его не услышали. Эфир полнился белым шумом.

Гай молча следил за дорогой. Они покидали жилые кварталы – седан мог запросто утонуть в какой-нибудь яме. Солнце клонилось к закату, тени как змеи вились по раскаленному песку. Наступало время слепых сумерек, как называл их отец Гая. Не стоит соваться на улицу, когда опускаются слепые сумерки, говаривал он. В сумерках обитают pishaach.(вампиры.хинди).Они могут забрать тебя. И ты никогда не вернешься обратно.

– Диспетчер?!

Антон продолжал звать. Как будто лил воду в забитую раковину. А та в ответ булькала вонючими пузырями и затапливала кухню.

– Диспетчер, это Радваньски!

– Они не слышат тебя, – наконец сказал Гай. Его начинала бесить эта тупая молитва. Глухая зона могла тянуться на километры. Его не прельщало слушать это дерьмо до самой ночи.

– Такое ощущение, – сказал Антон, повесив рацию на место, – что нас глушат.

Гай хохотнул.

– Ну, блин. Ладно. Теперь скажи мне – кто и зачем?

– Мы могли запросить сведения насчет миротворцев, – ответил Антон. – И, кстати, должны были это сделать сразу после встречи с ними…

Гай посмотрел на напарника, понимая, к чему тот клонит.

– То есть ты хочешь сказать…

– Да, – кивнул Антон. – У них была пушка, способная сбить вертолет.

– Охуеть, бля, – выдохнул Гай. – Ты перегрелся? Миротворцы сбили полицейскую вертушку из Голдтауна? Не неси чушь…

– А ты уверен, что это были миротворцы? – спросил Антон. – Или ты видел каких-то людей одетых, как миротворцы?

Гай шикнул, как будто ударился мизинцем о ножку кресла.

– Тебя послушать, так у нас тут целый сраный заговор…

Антон посмотрел в окно. День угасал. Съеживался, как лист бумаги, брошенный на раскаленные угли. Все сходилось, связывалось воедино в сложный узор макраме.

«Когда не находишь простых ответов, начинаешь искать сложные» – подумал он.

Гай был полицейским. И ему были нужны доказательства.

«Мы найдем Кёнига, и все прояснится»

– Надо избавиться от него, пока не стемнело, – сказал Гай.

– Что?

– От старика.

Ах да. Старик.

Дурацкая вышла история. Они приехали в гетто за мертвым стариком с прострелянной башкой. И теперь у них в багажнике лежал мертвый старик с прострелянной башкой. Но не тот, который им был нужен. И сейчас им надо было зарыть ненужного старика в развалинах песчаного квартала. Заночевать в машине, надеясь на спокойную ночь, а с утра отправиться на поиски нужного старика с прострелянной башкой. Как будто в гетто они валялись на каждом шагу.

– Здесь безлюдно. И так тихо, – сказал Антон.

Гай глянул в боковое окно и кивнул. Они находились в чертовой глуши, среди развалин. Он зажег ближний свет и остановился. Левая фара мигнула и погасла. Правой повезло больше – при ударе разбилось лишь стекло.

Гай открыл дверцу.

– Идем?

– Пошли.

На улице похолодало. Стало проще дышать.

«Такая тишина» – подумалось Антону. Он никогда не слышал такой в Голдтауне. Ему представилось, что они с Гаем остались одни на земле. Они и мертвый старик в багажнике. Которого им нужно было зарыть в первой попавшейся дюне.

– Давай, – поторопил Гай.

Они вытащили мешок из багажника и уложили на песок. Антону он показался тяжелее, чем был до этого. Как будто старик прибавил в весе.

Гай взялся за края мешка и оттащил его от дороги, оставляя кривую линию на песке. Вернулся, заметая след ногами.

– Все. Поехали отсюда.

– Мы не похороним его?

Гай устало вздохнул.

– Хочешь его зарыть?

Если его не вытащить из полиэтилена, завтра на жаре его разбарабанит так, что мало не покажется. Еще через сутки тело внутри превратится в желе. И вонять тут будет уже по-другому. На запах слетятся и сползутся насекомые. Но плотный пакет не подпустит их к телу – полиэтилен будет разлагаться триста лет, Антон сомневался, что в гетто пользовались биоразлагаемыми мешками.

Да, он хотел его зарыть.

Антон глянул в сторону мешка. Ему показалось, что тот шевельнулся. Всего лишь игра воображения. В сумерках постоянно чудится всякая фигня.

– Думаешь, он заслужил после смерти пулю в висок? – спросил Антон. – Или гнить в мешке на этой долбаной жаре?

Гай пожал плечами и сел в салон.

– Все в твоих руках, – сказал он и захлопнул дверцу. – Чертов моралист!

Антон направился к мешку. Тот лежал недалеко, в десяти шагах – Гай не особо утруждался – оттащил его к углу развалившегося здания и бросил, как какой-нибудь строительный мусор.

«Я открою мешок, а старик будет лежать там с открытыми глазами» – почему-то подумалось Антону. «Будет смотреть на меня»

Детские страхи. Монстры под кроватью. Они живут в каждом из нас и ждут своего часа.

Антон видел много смертей. Ту девчушку, которую порезали в переходе – ее ударили ножом сорок раз, а она еще дышала, когда прибыли наряд со скорой. Она умерла у Антона на руках за минуту до того, как выкатили носилки. Содержимое ее сумки было раскидано по всему переходу – грабители поживились двадцатью баксами и пачкой кредиток. Никто так не заслуживал шанса жить, как она. Но она умерла. А это означает, что никому не суждено воскреснуть из мертвых.

Антон взялся за бегунок молнии и потянул вниз. Глаза старика были закрыты.

«А что ты думал? Что он скажет – бу?»

Антон расстегнул мешок и взял старика подмышки. Кожа была обрюзгшей и теплой, словно он умер двадцать минут назад. Но это было не так – просто в багажнике стояла адская духота.

Он выволок тело из мешка и бережно уложил на песок. Оглянулся – Гай курил, не выходя из салона.

Антон присел на корточки и зачерпнул горсть песка. Высыпал старику на грудь.

– Ты уж прости, – сказал он. И начал бросать песок быстрее. На грудь, на живот, на лицо. Он сыпал и сыпал, но песка не становилось больше. А старик все не исчезал – лежал припорошенный, с раздутым пузом и вялыми сиськами.

Он слишком большой, – подумал Антон. – Я как малыш в песочнице, ползаю на коленях вокруг валуна, пытаясь зарыть его детской лопаткой.

На улице окончательно стемнело. И Антон уже не видел ни дряблой груди, ни набрякшего лица – он просто кидал песок и не мог остановиться.

Наверняка тут бродят собаки, – думал он, – и если я не зарою его основательно, они найдут его по запаху. И растащат по кускам.

Он изредка оглядывался на машину – Гай ждал внутри, не проявляя никого интереса. И уж тем более желания помочь.

– Ну, ничего, ничего… – бормотал Антон, стирая пот со лба, – нам это зачтется. Да, старик? Ты замолвишь за нас словечко там… Блин, даже не знаю, как тебя зовут… Почему мы не спросили, как тебя зовут?

Имена, как змеи в норах. Порой их лучше не ворошить. Где-то Антон слышал про это. Или читал в какой-нибудь книжке.

Внутри развалин что-то упало и покатилось по бетонному полу. Антон замер, схватившись за револьвер. Звук был похож на тот, как пустая бутылка катится по полу.

Антон приподнялся с колен, вглядываясь в темноту. Звук прекратился, но теперь Антону казалось, что он слышит шаги. И видит какое-то движение. Чересчур быстрое, размытое, неподдающееся натренированному глазу.

Он вытащил револьвер и взвел курок. Будучи в Голдтауне он бы крикнул о том, что это полиция и лучше бы всем выйти с поднятыми руками. Но в резервации это вряд ли прокатит – он обнаружит себя, и мгновенно получит пулю в лобешник.

– Прощай, старик, – прошептал Антон и попятился к машине. Ему казалось, что из темноты на него кот-то смотрел. Да и сам старик приподнялся на локтях – ссыпая с себя песок.

Антон уткнулся спиной в седан и нащупал ручку двери. Юркнул внутрь.