– Ольга, худшего времени для визита не придумать. Сейчас здесь не меньше десяти воспитанников, созревших для первой охоты. – Он пошевелил пальцами, и мне показалось, что кожа заскрипела и сейчас лопнет. – А ты добыча. Ты выглядишь как добыча, ходишь как добыча, пахнешь как добыча.

Я закусила губу, чтобы сдержать стон, и попыталась выдернуть руку.

– Слушай, – повысил голос мужчина, – всех мне не удержать. У них инстинкты, а не разум на первом месте, – он в последний раз сжал мое запястье и отпустил. – Иди. Тебя разорвут на ее глазах. А может, и ее вместе с тобой, когда дочь попытается защитить мать, а она попытается. Но даже если нет, Алиса вырастет с чувством вины, ненавидя то, во что она превращается, ненавидя свое будущее.

Я закрыла лицо руками, но не двинулась с места, словно на этот раз он заколдовал мне ноги, заморозил своими словами.

– Уходи. Сейчас. Быстро, и я успею сбить их со следа, – он обошел меня и встал, заслоняя учеников, хотя они по-прежнему весело болтали, не обращая на нас внимания.

Алиска стояла между подругой и парнем с темным лицом, черными острыми рожками, застенчиво выглядывающими из лохматой шевелюры, и руками, покрытыми бурой шерстью. А я все смотрела на ее профиль, впитывая в себя улыбку, смеющиеся глаза, до боли родной жест, которым она перекинула косу с плеча за спину. Она выросла, с болью отметала я. Выросла без меня.

– Ольга, – позвал мужчина.

Я посмотрела прямо на него и четко, чтобы запомнил, произнесла:

– НЕНАВИЖУ.

Отвернулась и побежала. Быстро, как он и говорил, потому что боялась не его воспитанников, а передумать. Слезы застилали глаза, между вдохами прорывалось что-то больше похожее на рыдания. У крайнего дома с черепичной крышей обернулась. Ни аристократа, ни детей уже не было видно. Зато у ближайшего угла стоял первый встреченный мной здесь мальчишка. Стоял и смотрел испуганными круглыми глазами.

Я пошла по стежке, уводившей меня все дальше от самого дорогого, возвращавшей к прежней жизни, а я все не могла остановить слезы.

Переход из мира в мир, как кувырок через голову, вроде ничего сложного, но можно запросто свернуть шею. Вдвойне страшен, когда сил уже почти не осталось, и втройне, если ты не видишь особого смысла идти дальше.

Я стояла посреди тумана на четвереньках. Внутри бултыхалась та самая чистая вода из питьевого фонтанчика. Гул в голове усилился. Будто где-то в мозгах протянули высоковольтную линию. Раздражающий звук, застывший на одной ноте. Не больно, но сводит с ума. Отмахнуться не получалось. Сейчас меня не волновали ни возможные преследователи, ни глаза нечто, смотрящего из тумана. Ни паники, ни страха, ни желания спрятаться или убежать. Скорее наоборот.

Тело предало меня шагов через пятнадцать после погружения в туман перехода. В виски ввинтилось низкое гудение, от которого завибрировали внутренности. Желудок свело болью, ноги подогнулись. Несмотря на поганость ситуации, мне стало смешно, я полагала, что буду покрепче. Я ошибалась, и не только в этом. Вместо страха пришло отчаяние. Зачем я все время сражаюсь? С собой? С миром? С обоими мирами? Для чего, если цель недостижима? Я никогда не смогу быть с дочерью, вернуться в ее жизнь, стать ее частью. Кто-то провел между нами жирную черту, будто карандашом провезли по бумаге, называемой нашей жизнью, оставляя за собой рыхлый след, проведешь пальцем и размажешь по странице, испачкав руки. Но черта никуда не денется, как ни три.

Алиса будет хищником, это истина, не требующая доказательств. Я – добыча, и это не изменить никакими трепыханиями. Мы не в мультике и не в фантастическом фильме. Пантера или лев не станут вегетарианцами. Мы те, кто мы есть.

Я оттолкнулась ладонями от земли и села. Рюкзак болтался за спиной, но снимать было лень, поэтому я легла на бок, подтянув колени к животу, свернулась калачиком. Осознавать, что твой путь закончен, было приятно. Даже если незнакомец из filii de terra не преувеличил опасность или, чего доброго, не соврал, в одном он прав на все сто процентов. Я ее слабое место. Я тот человек, через которого ее можно достать. У нее будут враги, будут кровники и буду я, слабая и беззащитная. И однажды мы проиграем.

Я закрыла глаза, если бы не навязчивый гул, можно было бы поспать. Интересно, что станет с человеком, который отказался выходить с перехода, но со стежки не сошел? Я о таких не слышала. Буду первой, заодно и узнаю. Вот только это гудение, у меня от него скоро башка лопнет. Я пошевелилась, от каждого движения звук в голове лишь усиливался. Похоже, я выбрала не самый удобный способ расстаться с жизнью. Но и на это почему-то тоже было наплевать.

Времени на переходе не существует, не существует его и когда лежишь на нем. Могло пройти как десять, так и сорок минут, а может, и больше или меньше. Туман гасил любые звуки, кроме гула. Поэтому то, что меня рывком поставили на ноги, а потом закинули на плечо, стало неожиданностью. Сначала я решила, что у меня начался бред. «Наконец-то», – подумала я и хихикнула. Меня подкинули, и чья-то рука или лапа по-хозяйски похлопала по попе. Это внесло дисгармонию в возвышенные мысли о самопожертвовании и пришлось открывать глаза. Земля покачивалась внизу. Ноги в джинсах и армейских ботинках ритмично отмеряли дорогу. Меня вырвало слизью вперемешку с желчью. Откуда-то сверху послышались ругательства, детально расписывающие мои сексуальные предпочтения и предпочтения моих предков. Меня встряхнули, вызвав очередной спазм. То ли от этого, то ли от удара в глазах заплясали цветные пятна, а без того зыбкая реальность стала расплываться, как масляное пятно на воде, то в одну сторону, то в другую.

Следующим четким ощущением стал удар, ненадолго прояснивший сознание. Меня бросили на землю, тумана больше не было, а в лицо светило полуденное солнце, которое на мгновение загородила мужская фигура в ярко-оранжевом жилете с черной надписью, лицо по-прежнему скрывал козырек кепки. На этом сознание покинуло меня вторично. Правда, поклясться, что оно возвращалось, я бы не смогла. Может, это продолжение бреда, и я все еще лежу в тумане перехода и безумия гула. Кстати, а где он?

Оглядываясь назад, могу сказать, что это было самым кошмарным пробуждением за мою не очень длинную и не очень толковую жизнь. Болела каждая клеточка тела, каждая мышца кричала и молила о пощаде. Сказался мой двадцатикилометровый поход по пересеченной местности. Во рту был гадостный привкус, а горло горело, будто по нему возили наждаком. Голова раскалывается, как после особо веселой алкогольной ночи, чего со мной не происходило со времен студенчества.

Наверное, если бы мне дали поспать, мир мог показаться довольно сносным местом для жизни. Но на лицо мне снова полилась вода, и поняла, что кто-то настойчиво добивается моего внимания.

– Сизый, глянь, какая краля? – Низкий прокуренный голос раздался откуда-то сбоку, и я повернула голову на звук. Обладателем несравненного тенора оказался невысокий бритоголовый мужик с темной щетиной и щербатой улыбкой, украшенной золотым зубом. – Слышь, шмара, ты ж не против. – Он ухватил меня за грудь прямо сквозь ветровку.

Конечно, соображала я не очень, но такое кого угодно приведет в чувство. Сперва я лишь слегка дернулась, от усилий мышцы взвыли.

– Не кипиши, не обижу, – деловито приговаривал золотозубый, а руки тем временем шарили по телу.

Вот тут-то меня торкнуло по-настоящему. Святые! Не для того я три года по внутреннему времени выживала бок о бок с разными тварями, ежеминутно доказывая, что человек достоин жить, чтобы в итоге мной попользовался какой-то дебил с золотым зубом.

Со второй попытки мне удалось сесть, но бритый толкнул меня обратно и стал судорожно возиться с застежкой моих джинсов. Он очень торопился, и поэтому ничего не получалось. Я схватилась за штаны, но не затем, чтобы помешать ему, вернее, не только за этим. Я молилась, чтобы маленький серебряный ножик был на месте, а не вывалился во время блуждания по стежкам. Возможно, молитва была услышана, или мне повезло, но маленький столовый прибор все еще лежал в заднем кармане. Уроду надоело возиться, и он с силой дернул за пояс, ткань затрещала, я выгнулась, стараясь сбросить его руки.