Кирияма [Тайти] снова поклонилась, показывая, что история закончена, и на этом перестала изображать клоуна.
Рана Кириямы оказалась глубже, чем Тайти ожидал, да еще скрытая от глаз, впечатанная глубоко ей в душу.
Для Кириямы «мужчина», похоже, не то, от чего следует уклоняться, а то, что инстинктивно расценивается как угроза. Даже если умом она все понимает, тело ее реагирует само; если смотреть на проблему с точки зрения «как ее победить», хорошего решения как-то не находится.
…Победить. Мысли Тайти заработали в этом направлении сразу же. Это, видимо, и есть оптимизм, по словам Аоки и Инабы?
Так или иначе, на первом месте должны быть чувства самой Кириямы.
– Слушай, Кирияма. А ты что-нибудь хочешь сделать с этим? Ну… с андрофобией.
От того, что он спросит, ведь вряд ли что-то изменится? Но все равно он не мог не спросить.
– Об этом… я не хочу говорить.
Кирияма [Тайти] смотрела несколько озадаченно, наморщив брови и расслабив рот. Где-то Тайти уже видел такое выражение лица… ну да, возможно, у самой Кириямы, когда она была в своем [теле].
– Ну, может, скажешь хотя бы, на что надеешься?..
– Ну… – на этот раз ее лицо было совершенно озадаченным. Она замялась.
– Ты хочешь стать сильной, – с нажимом произнес Тайти [Кирияма].
– …Да, – коротко и отрывисто ответила Кирияма [Тайти]. После чего вздохнула. В этом вздохе смешались удивленное неверие и покорность, но не только: пожалуй, в нем еще была ласковость.
– Тайти, когда я при тебе такое говорю, это звучит совсем как «помоги мне».
Не из-за того ли, что эти слова произнесло «существо с его собственным телом» – практически его второе «я», – они впились в какой-то кусочек души Тайти, куда в обычной ситуации едва ли могли впиться?
…В его «самую суть»?
– Это… нельзя?
– Не то чтобы нельзя, но… просто неприятно, что я из-за своей слабости доставляю беспокойство другим. От этого мне грустно и просто плохо… – с очень смущенной улыбкой пробормотала Кирияма [Тайти].
Глядя на нее, Тайти подумал: какие все-таки неудобные существа люди.
Даже если они думают друг о друге, это не означает, что они в состоянии понять друг друга. Поэтому обычная доброта проходит мимо цели. Даже если у одного исключительно добрые намерения, другой придает его словам и поступкам совершенно иной смысл – такое бывает сплошь и рядом.
И даже когда двое обмениваются личностями, даже когда они настолько близко друг от друга – это не меняется. Потому что люди не видят, что у других на сердце, и если свои мысли не высказать прямо, то их и не поймут.
Так скажи же.
Давай, скажи.
– Знаешь, Кирияма, если ты так и останешься со своей андрофобией… мне будет неприятно.
Тут, видимо, какие слова ни говори, все равно получится чересчур жестко.
Но если по-честному – так всегда бывает.
Поэтому он сказал.
Ласково наблюдать со стороны, повторяя «ничего страшного», – возможно, тоже способ постепенного решения проблем. Пусть несовершенного решения, но, по крайней мере, это может принести хотя бы внешнее спокойствие.
Способ Тайти – заявление, что ему «неприятно», – не оставлял места для бегства. Если решение не будет найдено, впереди ждет лишь поражение.
Как и ожидалось, Кирияма [Тайти] задрожала всем телом от переполняющего ее гнева.
– Ты… ты вот такое говоришь?! Можно подумать, будто я сама хочу, чтобы она оставалась!.. Я сама считаю, что это мерзость! Неприятно ему, понимаешь…
…Однако ведь если честно выскажешь свои намерения, собеседник тоже выскажет свои, не так ли?
– Именно поэтому разреши помочь тебе.
– Чт-…
– Кирияма, тебе ведь плохо. Ты сама это сказала только что.
К черту меры предосторожности, надо столкнуться с противником лицом к лицу.
То есть – не отрицать факты, а принимать их, сражаться с ними.
– Что… такое?... Правда… ну как же… всюду нос суешь… – дрожащим голосом лепетала остолбеневшая Кирияма [Тайти].
Тайти подумал: если с проблемой, которая до сих пор оставалась неразрешенной, не сражаться, она так неразрешенной и останется. Идти этим путем очень рискованно, но он сам его выбрал. И этого никто не изменит, это останется так и впредь.
Но в первую очередь у Тайти в голове сидела другая мысль.
Если нечто было вызвано «такой ситуацией», то с помощью «такой ситуации» возможно и сделать с этим что-то.
– Кирияма, у тебя ведь все из-за того, что, когда парень тебя хватает со всей силы, ты ничего не можешь поделать, ну то есть ты боишься, что, когда тебя схватят, ты никак не сможешь победить, так?
– Ээ, мм, ну да.
– И ты, Кирияма, умом все понимаешь, но сделать правильно не можешь… То ли в твоем теле, то ли в подсознании у тебя засело мощное отторжение – так ты говорила?
Пока Тайти [Кирияма] спрашивал, он понемногу приближался к Кирияме [Тайти] – шаг, потом еще шаг…
– Ну да… Кстати, а почему ты подходишь?
– Стало быть, если в твое тело и подсознание вбить, что, когда мужчина тебя хватает, это ничего страшного, то андрофобию удастся победить, верно?
– …Если совсем простыми словами говорить, то, наверное, да… Что-то ты как-то подозрительно смотришь.
Тайти [Кирияма] приблизился уже на такое расстояние, что, вслушавшись как следует, мог расслышать ее дыхание.
Для первоклассника старшей школы рост у Тайти был чуть выше среднего, но глазами [Кириямы] его [собственное тело] виделось очень большим.
– Сейчас я тебя с помощью этого тела научу, что мужчине ты ни за что не проиграешь. Готова к шокотерапии?
– Ну точно, у тебя уже какое-то время опасное выражение лица… И когда ко мне придвигаюсь [я сама], это вдвое страшнее…
В полном соответствии со своими словами Кирияма [Тайти] сделала шаг назад. И лицо ее слегка дернулось.
– Слушай, Кирияма, предоставь все мне. Давай, попробуй схватить [мое тело].
– А-ага.
Кирияма [Тайти] опасливо взяла Тайти [Кирияму] за левое плечо.
Конечно, если строго воспринимать сказанное, то, как только он очутился в [теле Кириямы], прикосновение мужчины, то есть [Тайти], должно было вызвать дискомфорт… и не сказать чтоб он его совсем не чувствовал.
Поймав тревожный взгляд Кириямы [Тайти], Тайти [Кирияма] ухмыльнулся.
Сделал глубокий вдох, собрал волю в кулак.
Он собирался причинить боль собственному [телу], но это не имело значения.
Ну что, поехали?
И Тайти [Кирияма] – засадил Кирияме [Тайти] коленом в «самое драгоценное место».
Колено ощутило, как что-то мягко продавилось.
– Уаай! – вскрикнул почему-то Тайти [Кирияма].
Удар вышел не в полную силу (представив себе, как будет больно, Тайти [Кирияма] просто не смог заставить себя сделать это), но все равно от такого пинка у него самого мурашки по коже побежали.
– А!..
С этим горловым… «возгласом» это назвать было нельзя, просто «звуком»… Кирияма [Тайти] сложилась пополам и рухнула на землю, точно потеряв сознание.
…Может, она умерла? – более-менее всерьез подумал Тайти [Кирияма].
Нет, все в порядке, она шевелится.
Кирияма [Тайти], издавая всяческие стоны типа «угуаа», «оаа», «аваа», «убоо», которых Тайти до этого самого момента никогда в жизни не слышал (и, вероятно, никогда не издавал), упиралась в землю лбом и коленями и скребла почву левой рукой. Правой рукой она прикрывала рот – видимо, ее тошнило.
Неожиданно лицо Тайти [Кириямы] скривилось. Самому Тайти оказалось очень трудно смотреть на такие страдания своего [собственного тела]. Но, естественно, его ощущения были намного, намного лучше, чем адская боль, которую испытывала сейчас Кирияма.
Движения Кириямы [Тайти] постепенно успокаивались. Сейчас она, по-прежнему скрючившись на земле, глубоко и часто дышала.
Увидев это, Тайти сел на корточки рядом с ней и сказал:
– Эй, Кирияма. Что будет, если ты так сделаешь?
Кирияма [Тайти] вяло подняла голову и уставилась на Тайти [Кирияму] как на врага. На лбу у нее выступили бисеринки пота, из глаз текли слезы.