Чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза, молодой человек поспешно отвернулся. Мужчина в форме, стоявший рядом с «воронком», закурил. Один из двух могильщиков, отложив лопату, двинулся в его сторону с намерением стрельнуть сигарету. Поймав взгляд Джемала, милиционер выразительно постучал пальцем по циферблату наручных часов. Джемал проигнорировал его жест.

— Слушай, почему мы тут вдвоем? — задал новый вопрос Даур. — Почему никто не пришел с ним попрощаться, да?

Абхазу, привыкшему к тому, что в деревне каждый считал своим долгом отдать последнюю дань уважения умершему, действительно было непонятно, почему так случилось.

Джемал грустно покачал головой.

— У отца, несмотря на все его обширные связи, никого не было. Никого, кроме меня… То есть… И тебя, конечно. Прости, Даур.

— Понимаю, — Даур кивнул. — И все равно, это так неправильно, да?

— Неправильно, — согласился Джемал.

Он опустился рядом с крестом на одно колено и осторожно провел двумя закованными в наручники руками по лицу на снимке. Негромко произнес что-то, чего Даур не расслышал, и уже через секунду вновь поднялся на ноги.

— Пойдем, — предложил он Дауру. — Меня уже ждут…

— Хорошо. Сейчас…

Джемал не сразу понял, что собирается сделать его брат. Даур достал из кармана небольшой целлофановый пакет и ссыпал в него подобранную с могилы Нугзара пригоршню земли.

— Маме на могилу, — пояснил он.

Джемал хотел обнять его, но наручники не позволили. Даур словно прочел мысли брата. Спрятав обратно в карман пакет с землей, он сам приблизился к Джемалу и заключил его в объятия.

— Теперь не скоро увидимся, — с грустью произнес Джемал, чтобы чем-то заполнить возникшую неловкую паузу. — Зато у меня есть брат, которого раньше не было. Знаешь, как говорится, Даур? Не было счастья, да несчастье помогло.

— Что это значит? — не понял Даур.

— Не важно. Пошли.

Даур выпустил брата из своих объятий.

— Я буду ждать тебя, Джемал.

— Спасибо. А сам-то ты куда теперь?

— Домой поеду. А то куда же? Здесь, в Москве, меня больше ничего не держит, да? Нахлебался я уже. Во! — он выразительно чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Ты как выйдешь, брат, я и тебя в Абхазию заберу. Там хорошо. Тебе понравится, да?

Они вместе дошли до «воронка», и широкоплечий милиционер помог забраться Джемалу внутрь. На Даура он при этом даже не посмотрел. Бросил окурок себе под ноги и сел на пассажирское сиденье. Водитель запустил двигатель, и автомобиль, неспешно тронувшись с места, покатил по подъездной дорожке к главным кладбищенским воротам.

Даур смотрел им вслед до тех пор, пока воронок не скрылся из виду. Затем достал из нагрудного кармана паспорт, раскрыл его и проверил, на месте ли вложенный между страничек авиабилет до Сочи. Билет был на месте. Рядом с ним лежала и дорогая сердцу Даура фотокарточка, полученная от лежащей на смертном одре мамы. Молодой человек ни на один день не расставался с этим снимком, а теперь, когда они с Джемалом похоронили и отца, фотография стала для Даура в два раза дороже.

— Эй, парень!

Даур обернулся. В трех метрах от него на корточках сидели двое землекопов, которые и помогли сегодня схоронить Нугзара Акубардиа. В зубах одного из них дымилась прикуренная сигарета. Второй ждал, когда товарищ оставит ему несколько затяжек.

— У тебя курить нет?

— Нет. Я не курю.

— Жаль.

Землекоп в ту же секунду утратил интерес к абхазу и вновь сфокусировал взгляд на тлеющем кончике сигареты своего коллеги. Даур пожал плечами и, опустив со лба солнцезащитные очки, пошел в направлении выхода с кладбища.

* * *

— Ну как там, в Москве, Даур? Очень холодно, да? — весело улыбаясь, Баграт склонился к сидящему рядом с ним молодому человеку и дружески обнял его за плечи. — Говорят, зимой там вообще морозы лютуют. Верно, да? Скажи, Даур, так и есть?

— Да, бывало, — сдержанно ответил тот.

Застолье в летнем кафе, расположенном прямо на берегу моря, было устроено в честь возвратившегося вчера вечером в Лдзаа Даура. Чествовать молодого человека пришла вся деревушка. И теперь все дружно пили за его здоровье. Среди присутствующих не было только Нино. Даур отчаянно искал ее взглядом, но тщетно. Не присутствовал за столом и Ражден, хотя кафе принадлежало именно ему и он лично руководил сервировкой столов. Даур видел, как его давний неприятель некоторое время маячил рядом, а потом испарился куда-то.

«Ансамбль» лабухов замолчал ненадолго и уже через секунду ожил снова. Попса, популярная в общелитовских заведениях, сменилась популярной народной песней.

Тамада поднялся из-за стола и, обращаясь непосредственно к Дауру, начал произносить витиеватый тост. Но молодой человек не слышал слов…

Вчера по приезде он понял, как сильно соскучился по родным местам. Горы, море, монстера под окнами, мандариновые сады — всего этого ему очень недоставало в шумной суетной столице. Но сегодня… Что-то неуловимо изменилось. И не вокруг молодого человека, а внутри него. Что-то надломилось у Даура в душе. Он сидел за столом рядом с друзьями и родственниками, пил вино, чачу, коньяк, слушал народные песни, но все это теперь казалось каким-то странным. Чужим и далеким…

Москвичом Даур так и не стал, «сломался», как частенько любили выражаться «бомбилы» из парка покойного Гогричиани, но и на родине ему уже места не было. Даур ощутил это в полной мере в самом начале застолья у берега моря. Единственное, что он хотел, — это увидеть Нино. Но девушка как будто избегала его. Что случилось? Где она?..

Тост тамады закончился, и все, дружно вскинув бокалы, залпом осушили их до дна.

Справа к Дауру подсел Ишьяс.

— Слушай, Даур, скажи мне, как брату, да? А это правда, что там многие люди в Москве даже по пятьсот долларов в месяц зарплату имеют, а?

— Я с такими людьми знаком не был…

Ишьяс спросил еще что-то, но вопрос прошел мимо внимания Даура. Друг детства потрепал его за плечо.

— Э-э-э, Даур!

— Прости, брат, — Даур повернулся к нему лицом. — Слушай, а где Нино?

— Нино?

Ишьяс виновато опустил глаза, и в душе Даура мгновенно все перевернулось.

Он резко поднялся из-за стола. Баграт в пьяном угаре пытался насильно удержать его, но Даур легко отбросил его руку.

* * *

Ражден откинулся на спинку сиденья, но при этом по-прежнему не сводил глаз с сидящей рядом на пассажирском месте его «БМВ» Нино. Щеки девушки горели пунцовой краской, а на глазах появились слезы, мало чем уступающие в блеске надетому на палец обручальному кольцу.

Шум морского прибоя заглушала доносившаяся со стороны летнего кафе музыка. Ражден недовольно поморщился.

— Ну что ты молчишь? — спросил он девушку. — Рада, что этот бродяга вернулся, да? До сих пор его любишь?

— Зачем ты так горишь, Ражден? — Нино с трудом выдавливала из себя каждое слово. — Я — твоя жена, и я верна тебе. Все изменилось, Ражден. У нас с тобой семья, ребенок. Все изменилось…

Мужчина не выдержал этого тона.

— Его ребенок! — выпалил он, чувствуя, что не в силах больше находиться в обществе жены и при этом слышать, как в его кафе празднуют возвращение Даура. — Думаешь, я идиот, да? По-твоему, я совсем ничего не понимаю? Кого бы ты хотела видеть рядом с собой, Нино? Его, да? Этот ишак тебя обрюхатил, и ты никому не нужна была… Помнишь? А ведь я тебя больше жизни любил!.. Малхазу деньги заплатил, да? Чтобы он Даура в Москву отправил… Москва — как наркотик. Думал, он никогда сюда не вернется, — увлекшись, Ражден уже разговаривал не столько с девушкой, сколько с самим собой. — Ни один апсуа, как мне говорили, московской жизни вкусив, уже на родину не возвращается, да? А этот что, вай? Вернулся, смотри. Денег привез, я слышал. Жениться собрался на тебе. Ишак!

Нино неподвижно сидела, глядя в одну точку где-то под приборной панелью.

— Так что ты молчишь, я тебя спрашиваю? — распалялся Ражден. — К нему хочешь, да?