— Кто же вас в такой вещи убедил?

Шерлок Холмс задумался на секунду и потом решительно сказал:

— Не вижу причин, джентльмены, что-либо скрывать от вас… Я в Петербурге третий день и, конечно, не сидел сложа руки… А чтобы вы не сомневались в том, насколько я серьезно смотрю на исполнение моего требования, я расскажу вам, где и у кого я уже был, чтобы так или иначе добиться в этом деле правды.

И он стал подробно рассказывать.

. . . . . . . .

Рассказ Шерлока Холмса изобиловал многими утомительными подробностями, не идущими к делу. Мы приведем его поэтому вкратце.

Прежде всего Шерлок, — будем его так называть, — совершенно опровергает слух о том, что он посетил в Петербурге какой-то литературный клуб. Если не считать маленькой прогулки по Морской с действительной остановкой на минуту у эстампного магазина Фиетта, он в первый день своего приезда почти не выходил из гостиницы, так как был совершенно разбит дорогой.

На другой же день он прямехонько отправился в главное управление по делам печати. Между прочим, в это время, очевидно, и произошла на Театральной улице его встреча с газетным хроникером.

То, что он шел так медленно, объясняется тем, что все старинные и одноцветно-желтые дома этой улицы, упирающейся в такой же старинный и окрашенный в такую же краску Александринский театр, казались ему одним огромным домом, и ему долго пришлось искать нужный подъезд.

Курьер, принимавший от него визитную карточку, не мог скрыть своего удивления.

— Шерлок Холмс? — переспросил он, делая громадные глаза. — Живой Шерлок Холмс?!

Шерлока попросили в кабинет.

Изящный господин, необычайно любезный, приветливо указал англичанину на стул.

— Чем могу служить вам?

— Я явился к вам отчасти с жалобой, отчасти с просьбой, — начал человек, именовавший себя Шерлоком Холмсом. — В журнале «Огонек» вот уже два месяца подряд печатаются рассказы, которые наносят неисправимый ущерб моей репутации… От гения, которым я признан на родине, после жестокой критики «Огонька» не остается ничего. Журнал осмеивает мой дедуктивный метод сыска и показывает, что я могу впадать в самые непростительные, самые грубые ошибки. Сэр! Журнал высмеивает меня, мою школу, всю сыскную добровольческую деятельность… Так дальше продолжаться не может! Я ходатайствую перед вами о наложении административного взыскания на журнал — о закрытии его или, по крайней мере, о крупном оштрафовании.

— Что я слышу? — удивился сановный собеседник. — Вы, англичанин, представитель страны со свободными учреждениями, просите о наложении узды на печать?! Вы забываете, что после манифеста 17-го октября наши функции стали совсем иные. Учреждение, которого я имею честь быть главою, действует на строго законных началах. Когда печать нарушает те или другие прямые указания закона, мы постановляем о привлечении известного органа к судебной ответственности. Конечно, мы имеем право конфисковать произведения печати, нарушающие общепризнанную нравственность или явно преступного, возмутительного характера, которые и у вас, в свободной Англии, подверглись бы судебному преследованию. Но вопрос о правильности конфискации номера газеты, журнала или книги, об уничтожении или обратно-свободном обращении — опять-таки, в конце концов, переходит к суду, который и говорит свое властное слово.

— Позвольте, сэр, — возразил англичанин: — я читаю русские газеты и нередко нахожу известия, что тот или другой орган был оштрафован или даже закрыт… Как же это согласовать с вашими словами?

— Очень просто. В данный момент, до окончательного успокоения страны, в значительной части ее, как в аналогичных случаях и в Западной Европе, действуют чрезвычайные законы. Согласно этим последним, высшая административная власть, действительно, может налагать кары на органы печати без судебного разбирательства, но главное управление по делам печати тут все-таки не при чем. Вы стучитесь не в ту дверь, и я, во всяком случае, помочь вам не могу.

— Добавьте «и не хочу», сэр, — тоном вопроса проговорил Шерлок Холмс.

— Если угодно, — вставая и тем показывая, что аудиенция кончена, продолжал высокопоставленный собеседник: — и не хочу, потому что есть нечто, что выше и сильнее меня — закон.

— Тем хуже для редакции! — усмехнулся Шерлок Холмс, — очевидно, в России нужно действовать так, как у нас, в Англии, не принято…

В массивных дверях градоначальства Холмса встретил гигант-швейцар.

— Вам кого-с? — и, услышав ответ, прибавил: — потрудитесь к дежурному офицеру спервоначала.

— Вам бы к начальнику сыскной полиции, — посоветовал дежурный.

Но Шерлок настаивал, что ему нужно видеть непременно самого градоначальника.

Доложили. В приемной было много народа и, пока англичанин ждал своей очереди, на него смотрели и с любопытством, и с подозрением. Впрочем, эту подозрительность он заметил еще тогда, когда поднимался по широким ступеням лестницы.

— Какой здоровый народ — эти русские околоточные! Они сильнее наших полицейских инспекторов! Здесь умеют выбирать людей! — пробормотал про себя Холмс.

Его пригласили. Навстречу Шерлоку поднялся с кресла высокий, статный генерал.

— Я вас слушаю.

Шерлок Холмс повторил все то, с чем обращался в главное управление по делам печати.

Слушая английского посетителя, генерал хмурился, потом нервно застучал пальцами по столу и перебил:

— Но позвольте! При чем здесь градоначальство?

Холмс этого не ожидал, но его замешательство продолжалось одно мгновение. Он улыбнулся спокойно и почтительно и произнес с непоколебимой уверенностью:

— Ваша власть почти беспредельна, ваше превосходительство!..

— Вы ошибаетесь, — уже выражая нетерпение, отрезал генерал и встал. — Я действую только на основании закона.

— Но ведь вы можете наказать журнал… Ну, денежный штраф… О, я не настаиваю на аресте редактора!..

— Какой вы странный человек! Вы хотите быть защитником закона и просите о беззаконии. Закон о чрезвычайной охране предоставляет, действительно, административной власти право карать за распространение ложных известий, но ложных известий, колеблющих государственное или общественное спокойствие. Однако, если не ошибаюсь, — генерал усмехнулся, — вы, хотя и очень почтенный, но все же частный человек и действуете за свой рис и страх… У вас, сэр, очень оригинальное представление о России и о русской полиции.

У Шерлока Холмса был обескураженный вид. До сих пор он привык встречать у полиции всех стран не только расположение, но и особенное почтение к его подвигам и его жизни.

— Но, ваше превосходительство, фамилия автора…

— А разве вам неизвестно, что фамилию автора редактор обязан открыть только по требованию министра внутренних дел?

Шерлок пожал плечами.

— Что же… прикажете мне обратиться к министру?

— Ну, зачем же к министру!..

Генерал весело улыбнулся и вдруг спросил:

— А что вам сказал редактор? Вы, конечно, уже объяснялись с ним?

Холмс ответил отрицательно.

— Не может быть! Да ведь это проще всего было! Отчего вы не избрали прямой путь? Даю вам добрый совет: поезжайте в редакцию. С этого и нужно было начать.

Тонкая усмешка скользнула по лицу генерала.

— Впрочем, у нас с вами разные точки зрения. Ваша профессия заставляет вас начинать всегда с обходных дорог.

И, когда Шерлок уходил, последние слова, которые еще уловило его ухо за дверью, были:

— Нет, нет… Это же видно, что мирный маниак… Никаких особенных мер не нужно принимать…