— Вы представить себе не можете такого разительного сходства, — рассказывал он. — Словно бы человек прямо сорвался с одного из своих бесчисленных портретов. Это высокий господин, чрезвычайно худой, отчего его рост кажется еще выше, лицо бритое, глаза острые, блестящие, и нос тонкий, с сильной горбинкой, что придает всему лицу характер чего-то резкого и хищного. К довершению полного сходства у него именно такой подбородок, на который указывает Конан-Дойль, как на внешнее свидетельство замечательной силы воли и настойчивости, — обрубленный и необычайно широкий. Даже его руки, тонкие, но, очевидно, очень сильные и ловкие, отмечены теми же характерными особенностями, про которые мы столько читали. Они сплошь в пятнах, царапинах, ссадинах и ожогах, словно бы они никогда не расставались с химическими кислотами и всякого рода режущими и колющими инструментами. Нет, господа, если это и шутка, то во всяком случае мы имеем дело с таким великолепным актером, который не играет только роль, а воплотился в нее!

— Какой-нибудь маниак, по всей вероятности, — заметил редактор, улыбаясь. — Собственно, вся эта Шерлокиада и должна была породить сумасшедших… И нет ничего удивительного в том, что какой-нибудь свободный от занятий англичанин и запустил свою болезнь до того, что действительно вообразил себя Шерлоком Холмсом и принял его облик; я даже допускаю, что он мог поселиться на указанной Конан-Дойлем квартире и уж, конечно, оскорбления, направленные против Шерлока, такой господин обязательно примет за личные…

— А знаменитая трубка? — спросил один из сотрудников.

Кругом засмеялись.

— Нет… Трубки не было. А это, если хотите, еще больше говорит о том, что это — талантливая бестия… Простой актер, который играл бы Шерлока, для увеличения сходства обязательно взял бы и трубку, но самому Шерлоку — это ведь не нужно, ибо он и так Шерлок… Так он должен же думать!

— А куда он шел, проследили вы? — продолжал свой допрос секретарь редакции.

— Только направление… В момент нашей встречи он медленно шел по Театральной улице, от Екатерининского сквера к Чернышеву мосту… Но я был так поражен, что остановился и так и застыл на месте… И как он скрылся — не заметил. Быть может, он и не дошел до моста, а незаметно скользнул в подъезд одного из ближайших домов… Но в одном ручаюсь вам, что я видел е г о собственными глазами.

Таким образом, доходившие до редакции «Огонька» слухи, как они ни казались маловероятными, неожиданно получили какое-то подтверждение.

18-го июня в шесть часов вечера, т. е. в один из приемных часов, — редактору журнала «Огонек» была подана небольшая визитная карточка. Она была из очень толстой, серой ворсистой бумаги, какая употребляется обыкновенно только любителями. Крупными, косыми буквами оригинального письма на ней было напечатано: «Ш е р л о к Х о л м с», а внизу мелким обыкновенным печатным шрифтом: «Лондон, Бэкер-Стрит, 221».

В кабинете в эту минуту, кроме редактора и его помощника, находились: секретарь, один из корреспондентов и заведующий художественным отделом журнала.

Все, улыбаясь, переглянулись.

— Становится любопытно…

— Как бы то ни было — вежливость прежде всего… Нужно принять гостя…

Редактор попросил присутствовавших не уходить, и глаза всех устремились на дверь.

Она медленно распахнулась, и высокий человек в черном с головы до ног шумно появился и приветливо кивнул всем головой.

— Добрый день, джентльмены!

Снова все переглянулись.

Теперь не могло быть сомнения, что в кабинете редактора стоит или гениальный актер, или тот самый человек, с которого к сборнику рассказов Конан-Дойля был нарисован первый портрет, как портрет героя всех пресловутых похождений, и потом в тысячах снимков пущен в продажу.

Таинственный посетитель, так спокойно и непринужденно оглядывавший всех присутствовавших, мог смело сойти за Шерлока Холмса.

Его приветствие было произнесено по-русски с легким иностранным акцентом.

— Я вижу, джентльмены, — сказал он, глядя на наши недоумевающие лица и чуть заметно усмехаясь, — что вы немного удивлены… Разве вы не получили моей последней телеграммы?

— Она получена.

— В таком случае, мой приезд не должен быть для вас неожиданностью?

— Видите ли, мистер…

Возникло некоторое затруднение, каким именем называть посетителя. Но он сам сейчас же спокойно добавил:

— Шерлок Холмс. Если джентльмены взяли на себя труд пробежать мою карточку, — быть может, они заметили, что меня именно так зовут: Ш е р л о к Х о л м с.

Он повторил последние слова отчетливо и по слогам, как был предполагая, что все затруднение только в том, что боятся, быть может, неправильно произнести их.

— Вы утверждаете, что вас именно так и зовут: Шерлок Холмс?

— То есть как?

Он медленно обвел всех широким, изумленным взглядом.

— То есть как? — повторил он и тут же вдруг засмеялся, обнаружив великолепные белые зубы. В глазах его мелькнуло лукавое выражение, словно бы он неожиданно что-то понял.

— Вероятно, я не ошибусь, если скажу, что джентльмены принадлежат к тем людям, которые, очевидно, предполагают, что я призрак и не существую. До меня доходили уже слухи о том, что многие так думают. Я даже так полагаю, — добавил он задумчиво, — что и рассказы о моих неудачах вы помещали в том предположении, что они относятся к чему-то мифическому… Но… это не так… Виноват, джентльмены, позволите ли вы мне закурить?

Нашему посетителю предложены были сигары. Он нерешительно взял одну, но тут же закашлялся и положил сигару в пепельницу.

— Не привык… — сказал он, улыбаясь, — но с вашего позволения…

И на сцену появилась знаменитая коротенькая трубочка.

— Итак, джентльмены, — продолжал он, пуская дым, — с этим вопросом нужно тоже покончить. Я — Шерлок Холмс, и для вас не должно быть в этом сомнения точно так же, как и я сам не могу в этом сомневаться. Я знаю, что с легкой руки Конан-Дойля обо мне повсеместно стали писать, но небылицы, и притом ужасно грубые… Мне приписывали раскрытие преступлений, которые никогда не совершались, а если и совершались, — раскрытие их по легкости могло быть делом самого заурядного сыщика… Меня пристегивали к всевозможным романтическим историям, в которых я не принимал никакого участия… Вокруг моего имени создавались легенды… Люди ведь падки на сенсационные вымыслы, и если б я хотел уличать — я должен был бы непрерывно вести процессы с издателями всего мира… Конечно, я махнул рукой… Но, как бы то ни было, джентльмены, это могло продолжаться только до тех пор, пока литература была за меня, т. е. пока не задевали моей чести… Джентльмены! В вашем журнале мне объявили неожиданно войну. Я решительно не знаю, чему я этим обязан… Во всяком случае, объявляю помещенные у вас обо мне рассказы сплошным и злостным вымыслом, созданным с одной целью принизить меня и выставить в смешном свете. На этом основании я требую, чтобы мне тут же объявили фамилию анонимного клеветника, побоявшегося подписаться под рассказами, с тем, чтобы я мог привлечь его к законной ответственности за клевету в печати.

Посетитель великолепно играл роль.

Наступило небольшое молчание.

Шерлок Холмс или, вернее, тот, кто называл себя так, поочередно глядел на всех.

Редактор первый прервал молчание.

— Не разбираясь в том, кто вы, — спокойно заметил он, — мы должны вам сказать, что не можем, к сожалению, исполнить вашей просьбы.

— Почему?

— Во-первых, потому, что, как мы уже писали вам, не в правилах редакции открывать фамилии своих сотрудников, во-вторых, потому, что автор и до сих пор не раскрыл своего псевдонима.

— Так и знал!..

— Что именно?

— Я так и знал, что вы захотите прикрыть вашего сообщника… Но, джентльмены… смею вас уверить, что я этим не удовлетворюсь. Не скрою, что кое-какие шаги я уже сделал.

— Где?

— Здесь, в Петербурге! Я не был настолько наивен, чтобы сразу явиться к вам… Я так и предполагал, что вы не захотите выдать… Меня убедили пойти к вам!..