И сейчас у японцев большой популярностью пользуются юморески, карикатуры, неизменно присутствующие во многих журналах. Мне не раз приходилось наблюдать, как в электричках, в приемной врача, в парикмахерской люди сосредоточенно рассматривают юмористические рисунки, находя в них ситуации, с которыми они ежедневно сталкиваются у себя на работе, в быту, на улице. К сожалению, юмористические рассказы очень трудно переводить на другой язык, многое теряется. Да и понимание чего-то необычного, смешного у японцев отличается от европейского.

В последние годы, когда контакты японцев с представителями других стран приобрели исключительно широкие масштабы и диапазон, сами японцы все более часто обращаются к своему национальному характеру, нередко пытаясь объективно оценить как положительное, так и отрицательное в нем. В этом смысле привлекает внимание опубликованная в 1974 году книга "Стиль поведения японцев". Автор книги, директор научного общества национальных обычаев Азии X. Араки, рассматривает национальный характер японцев с точки зрения следования "групповой логике", корни которой он усматривает в особенностях традиционной земледельческой общины. Издревле члены такой общины поддерживали солидарность, укрепляя ее совместной работой, религиозными обрядами, праздничными церемониями. В японской деревне одна из самых суровых мер наказания — бойкот — применялась в первую очередь к тому, кто противопоставлял себя общине. Даже хулиганство и воровство не карались столь сурово. Отражение "групповой логики" можно видеть и в японском языке, в котором большинство приветствий не просто пожелание доброго утра, дня, вечера, как в европейских, а связано с образом группы, объединенной совместным трудом. Как пишет Араки, действуя в соответствии с индивидуальной логикой, человек проявляет свои истинные намерения, действия же в соответствии с групповой логикой — это действия рутинные и даже механические. Отсюда определенная несамостоятельность поведения японцев. Так, японцы считают себя обязанными скрывать свои истинные чувства, подавлять в себе все личное. Как пишет автор, жена пилота, погибшего во время катастрофы, не смеет показать своих слез; полицейский, только что потерявший ребенка, продолжает нести службу. Японское общество устроено так, что личность должна соответствовать вполне определенным стандартам. Если же у нее появляются ростки индивидуальности, если она чем-либо выделяется из толпы, ее тотчас же пытаются подчинить шаблону, заурядности. Это можно наблюдать буквально во всех сферах жизни японского общества. Так, механизмом шаблонизации объясняется принцип отрицания способностей человека и принцип продвижения в должности в зависимости лишь от стажа работы.

Как пишет Араки, послевоенный период индустриализации, урбанизации, развития средств коммуникации и прежде всего телевидения значительно отразился на психике японцев. Глубоко укоренившиеся в ней принципы узкого мирка деревенской общины уже не носят всеобъемлющего характера. Однако и в наши дни яркое творческое начало нередко наталкивается на глухую стену непонимания, нежелания признать, на стремление не допустить, изгнать. В связи с этим мне вспоминается статья об одном всемирно известном японском дирижере. Вернувшись на родину после триумфальных гастролей в Европе и Америке, он был подвергнут остракизму, так как позволил себе слишком много говорить о своей индивидуальности.

Интересно, что наряду с отрицательными последствиями "групповой логики" Араки находит и положительное в подобной несамостоятельности поведения японцев. По автору, стремительные темпы послевоенного развития японской экономики в значительной степени объясняются тем, что японцы действовали едино и слаженно, каждый на своем месте четко выполнял указания вышестоящего в духе "групповой логики".

Благодатен климат Японии. Круглый год блестит гладкая, как бы отполированная, лента асфальта. Но вот наступает та самая, одна-единственная неделя, которую ждут с тоскою и нежеланием. Иногда она приходится на конец февраля, иногда обрушивается на Японию в марте. Небо заволакивают тучи, солнце как будто уходит куда-то на другой конец света, и вдруг начинает падать снег. Он идет день, другой, третий. Уже все вокруг мокро и бело. Лица прохожих привыкли к колючим хлопьям: легкие зонтики все равно не выдерживают липкой ноши, да и куда им тягаться с ветром! А дороги! Они превратились в грязное месиво — ведь из-за одной недели не будешь обзаводиться снегоочистителями. Беспомощными и жалкими становятся "хозяева" XX века — машины. Горбатые от прилипшей к крыше снежной шапки, с колесами, опутанными цепями, чтобы не скользить, они как будто присмирели и еле-еле ползут, вновь покорные человеку. И он, вынужденный тормозить, сам стал как-то лучше виден. Вот у ненароком пристроившихся друг к другу "тоёт" опустились стекла, и водители перекидываются фразами, незлобиво посмеиваются над снежным Токио.

Впрочем, ежегодное ненастье проходит быстро, а вот ненастные недели в политике, в экономике затянулись на несколько лет. Казалось бы, еще совсем недавно западная печать упорно предрекала, что "XXI век станет эрой Японии". Ныне даже оптимисты из числа представителей делового мира Японии уже не верят, что экономика их страны в состоянии по темпам своего развития вернуться к "безоблачным" временам прошлого. Одни из столпов генерального штаба японского бизнеса — Федерации экономических организаций (КЭИДАНРЭН) — М. Миёси прямо заявил, что экономика Японии больше не будет давать прирост теми темпами, какие наблюдались в 60-е годы.

Очевидно, что прогнозы западных футурологов проистекали из недостаточно объективной оценки экономических возможностей Японии, и прежде всего не учитывалась в полной степени ее прямая зависимость от конъюнктуры мировой капиталистической экономики. В конце 60-х годов японская промышленность выпускала продукции в семь раз больше, чем в 1955 году. С конца 1965 по 1970 год она удвоила валовой выпуск продукции, доведя его почти до ста восьмидесяти миллиардов долларов. Но уже в 1970 году темпы роста стали снижаться, и с лета 1971 года для японской промышленности началась полоса длительного застоя. Этому способствовал и экономический спад в Соединенных Штатах, на долю которых приходилось тогда более тридцати процентов японского экспорта. Одновременно падал спрос на внутреннем рынке самой Японии. Положение усугубилось общей инфляцией в странах капитала и разразившимся в конце 1973 года энергетическим кризисом.

Сокращение спроса на внутреннем рынке Японии прежде всего сказалось на концернах, выпускающих электротехническую продукцию. Вскоре и производители искусственного волокна объявили о сокращении производства. Мелкие компании лопались как мыльные пузыри. Резко подскочили цены на товары первой необходимости — питание, одежду, бытовые товары, электроэнергию. Еще больше возросла плата за жилье. Все это сильно ударило по среднему японцу, которому и прежде жилось нелегко.

По данным журнала "Токе кохо", во второй половине 50-х годов ежегодное повышение розничных цен держалось на уровне 1–3 процентов, в 1968 году оно составило уже 7,9 процента. Цены непрерывно растут, и прежде всего на продукты питания, одежду и коммунальные услуги, транспорт и учебу. Резко подскочила стоимость овощей и свежей рыбы, что привело к общему повышению расходов на питание. Оплата жилья находится в прямой зависимости от головокружительного роста цен на землю. Расходы на жизнь по сравнению с предыдущим годом увеличились в 1965 году на 11,6 процента, в 1967-м — на 8 процентов, в 1969-м — на 11,5 процента, в 1971-м — на 12,1 процента. И так из года в год. В 1975 году расходы на питание вновь возросли на 11,3 процента по сравнению с предыдущим годом, расходы на жилье — на 7,8 процента, на освещение и топливо — на 7,2 процента, на одежду — на 9,7 процента и т. д.