И Кромальхад ответил:

- Ни от чего. Не бойся.

Он поморщился, прижимая к груди руку, и Энгус решил, что дальнейшие расспросы подождут.

- Отведите его к Гильдасу кто-нибудь. А ты, Рэналф, сходи к князю.

На том суровость с лица Энгуса как рукой сняло: свой долг он выполнил, а странник был ранен и слаб. Обернувшись к Кромальхаду, старик снисходительно спросил:

- И как тебя угораздило?

Пастушата заговорили разом:

- Это он на старой вырубке... Должно, за Лысым холмом с тропы сошел, она там - надвое. Одна к жилью, а другая туда. Чуть не убился...

Кромальхад ушел вместе с Дунканом, а Энгус стал расспрашивать мальчишек. Они наткнулись на чужака в сумерках, услышав, как кто-то кричит из ложбины в холмах. Пастушата не рискнули лезть в туман и мокреть, побоялись духов - велели выходить на голос, и путник кое-как выбрался на тропу. Оказалось, что он сбился с дороги еще засветло, забрел на старую заболоченную вырубку, долго путался там, попробовал забраться на осыпь, попал ногой в затянутую мхом водомоину и с размаху грянулся о пень плечом. Когда смерклось, заметил на дальнем утесе огоньки селения, а потом услышал в холмах голоса и собачий лай и стал звать на помощь. Пастушеские косматые псы приняли путника неласково - злобно захрипели и принялись обходить с двух сторон, точно волка, так что пришлось отгонять их камнями. Пастухи разрешили чужаку идти следом за ними до жилья, только не подходить слишком близко, чтоб собаки не искусали.

Кромальхад оказался неразговорчив - шагая рядом с Дунканом, на все вопросы он отвечал коротко и как будто сердито. Дункану хотелось разузнать побольше про Ирландию, откуда захаживали порой веселые рыжеволосые, зеленоглазые молодцы - из Ирландии родом был его дед - и поэтому любопытствовал он немилосердно. Но Кромальхад помалкивал, и Дункан неохотно успокоился, решив про себя, что, верно, этот угрюмый гость и вовсе не ирландец, а так себе, бродяга без роду без племени, каких немало болтается по дорогам в неурожайный год.

Он постучал в дверь небольшой каменной хижинки. Возле нее на деревянной раме, на какой обычно сушат звериные шкуры и вялят рыбу, висели длинные связки трав. Кромальхад отстал на шаг, растер листок между пальцами, понюхал... и травы здесь пахли иначе, и ночь звучала по-другому.

- Гильдас, спишь? Помощь нужна.

В доме стукнули кремнем, зажигая светильник.

- Кто такой Гильдас? - негромко спросил Кромальхад, едва ли не впервые нарушив молчание.

Вместо Дункана ему ответил человек, вставший на пороге с масляной плошкой в руках.

- Лекарь.

Пятно света от плошки дрожало, не разглядеть даже, стар или молод. В хижине было небогато - очаг посередине, скамья, лежанка в углу, ларь для зерна, незатейливые полки из каменных плиток. Войдя, Кромальхад опустился на скамью, левой рукой потянулся к застежке плаща. Его одежда, в темноте казавшаяся черной, на свету оказалась бурой, цвета палой осенней листвы, и вся сидела как-то неладно, точно не на него была шита. Больше всего гость, съежившийся от боли и от холода, походил на сверток тряпья или на взъерошенную мокрую птицу. От прикосновения Гильдаса он вздрогнул, посторонился и с какой-то неожиданной злобой произнес:

- Я сам.

Гильдас кивнул и встал, сложив руки на груди: сам так сам. Кромальхад завозился с застежкой и тут же охнул и перегнулся чуть ли не вдвое, баюкая больное плечо. Гильдас подступил еще раз - помог снять плащ и выпростать руку из рукава, умелыми жесткими пальцами принялся ощупывать выбитый сустав. Кромальхад больше не сопротивлялся: он сидел не двигаясь и даже почти не морщился.

Вправив кость и наложив повязку, Гильдас раздул угли в очаге, поставил котелок на огонь, развел в воде мед, добавил пряных трав. При свете камелька стало видно, что лекарь еще не стар, ровесник гостю, и крепок, как воин, хотя и невысок ростом. Кромальхад по-прежнему сидел неподвижно, сдвинув плечи, словно никак не мог согреться. Смотрел куда-то в одну точку, склонив голову набок. Гильдас сначала не понял, куда... Стена как стена, ничего на ней особенного.

- Рябина-то засохла, - наконец произнес Кромальхад.

- Что? А...

Гильдас вытянул руку, пошарил на полке над входом... и под пальцами что-то зашуршало, закрошилось. Он вытащил веточку рябины - совсем сухую, ржавого цвета, с листьями, свернувшимися от старости в трубочку. Как Кромальхад ее углядел? Заметить ее на полке невозможно было не только сидя, но и стоя...

- Ну, вы скоро там? - спросил Дункан. - Я сведу его к князю. Князь захочет знать, кто ночует в Скаре сегодня.

- Пусть сначала выпьет меду. И ты, Дункан, выпей, а то, наверное, продрог в дозоре.

Дункан осклабился и заметно подобрел.

- Есть такое дело...

Кромальхад разомкнул посеревшие губы.

- Мне нечего предложить в уплату.

Дункан и Гильдас переглянулись - хриплый и отрывистый голос гостя всякий раз звучал неожиданно и не к месту, так что они невольно пугались.

- А мне ничего и не нужно, - ответил Гильдас.

Кромальхад помолчал.

- Чего захочет ваш князь, если позволит мне остаться здесь?

Дункан решительно встал.

- А об этом ты спросишь у него сам.

- Что ты умеешь делать? - поинтересовался князь Макбрейн.

Кромальхад ответил не сразу. В общем зале, где пахло дымом, шкурами и жареным мясом, где пировали и горланили, сидя на скамьях вокруг деревянных столов, дружинники Скары, он стоял под тяжелым и пристальным взглядом старого князя - кряжистого, изжелта-смуглого, полуседого - и не спеша размышлял. Всё, что было вокруг, Кромальхад рассмотрел, по своему странному обыкновению, повернувшись боком, сначала одним глазом, потом другим. Князь, казалось, оценил, что гость был не пуглив и не торопился с ответом...

- Не знаю, - честно ответил Кромальхад. - Я был охотником и был воином, но сейчас я болен и слаб. Я никогда не был рабом и слугой, и, надеюсь, ты не поручишь мне дела, которое меня унизит.

Князь испытующе взглянул на него. "Уж не сын ли это одного из ирландских королей?".

- Сочтешь ли ты унизительным для себя, если я велю тебе зарабатывать свой ужин, ухаживая за тем, кто стар и немощен?

И вновь Кромальхад ненадолго задумался.

Наконец он сказал:

- Нет. Не сочту.

Он стоял прямо, не кланяясь, и князь не выдержал.

- Ты рожден на троне?

- Нет. Но не рожден и на соломе.

- Ты слишком смело держишься для того, чей отец не носит корону, - сухо заметил князь. - В чужом доме принято кланяться хозяину и благодарить за гостеприимство.

Только тогда Кромахи с улыбкой склонил голову.

- Не сочти меня невежей, князь. Я не знаю ваших обычаев.

- Обычаи в Ирландии так разнятся с нашими?

Гость поклонился вновь.

"Да кто же он такой?".

- Если ты свободнорожденный и никогда не был рабом или слугой, я буду рад видеть тебя здесь, Кромальхад, сын Бронаг, - сказал князь. - А когда ты придешь в силу и сможешь владеть оружием, у тебя будет возможность доказать, достоин ли ты по заслугам места за ближним столом.

Кромальхад, сын Бронаг поклонился в третий раз.

Глава III

Его поселили в хижине у стариков Грейга и Айли. Те, одинокие и хворые, обрадовались постояльцу, хотя и поворчали для порядка: куда это годится, брать в дом чужака не гостем, а нахлебником. Еще не угодишь, посмеется он и над бедной лачужкой, которую строил Грейг еще в молодых годах, и над простыми пресными лепешками, которые Айли стряпала всю жизнь, сперва отцу и братьям, а потом мужу. Кромальхад, впрочем, не думал смеяться и держался учтиво; он, казалось, был рад и лепешкам, и кореньям, и обрезкам мяса, которые по вечерам приносил из княжеского дома какой-нибудь мальчишка. Пока еще чужак не доказал, что достоин места за общим столом, его кормили остатками, из милости, как кормят странников, больных и безродных. Правда, хватало и остатков - Скара не голодала.