- Нужно будет наконец сказать князю, что ты вернулся, - сказал он, глядя, как Кромахи на костыле скачет по комнате. - Я живу уединенно, но кто-нибудь может заглянуть ко мне по делу и увидеть тебя, да и ты уже достаточно окреп, чтобы выйти. Нельзя, чтоб кто-нибудь застал тебя здесь случайно.
- Скажи князю, что нашел меня на рассвете возле своей хижины, - посоветовал Кромахи. - Пусть он думает, что случилось чудо - тогда он скорее поверит и не станет придираться и расспрашивать. Скажи, что я был без памяти, раненый, со сломанными костями, и ничего не мог объяснить. А я скажу, что помню только, как спрыгнул со стены в Уске - и не знаю, что было со мной до той самой минуты, когда я очнулся у тебя дома. Скажи еще, что ты не пошел к князю раньше, потому что не знал, что я отправился в Уску по его поручению. Ты и в самом деле живешь уединенно, никто не удивится, что разговоры в доме князя доходят до тебя в последнюю очередь. Я знаю, что твой бог запрещает тебе лгать, но это ведь не такая уж страшная ложь.
Гильдас улыбнулся.
- Это даже почти совсем не ложь. Я думаю, Бог простит меня.
- А князь - нас обоих, - хмыкнул Кромахи. - Ведь я выполнил его поручение. И постарался бы добраться до него сразу, если бы Скаре грозила опасность...
Гильдас вздохнул.
- Даже сейчас ты думаешь о том, как бы выставиться перед другими?
Он сказал это и испугался: вдруг Кромахи опять обидится? Но тот, видимо, уже достаточно окреп, чтобы выслушивать горькие истины.
- Я думаю не о себе, а о Скаре. Если Комгаллы намерены развязать войну, князь должен знать, сколько у них сил и каковы их союзники. Скара доверилась мне, и я не мог ее подвести. Это тебе больше нравится?
- Да, Кромахи. Это мне нравится гораздо больше.
Глава VIII
Кромахи поправлялся быстро; через неделю он уже мог опираться при ходьбе на пальцы сломанной ноги, а через две от былого увечья осталась только легкая хромота. Князь так обрадовался успеху опасной разведки, что не стал излишне любопытствовать. Как и предрекал Кромахи, успевший неплохо изучить людей, старик Макбрейн охотно поверил, что неведомые силы вырвали его воина из вражеских рук. В конце концов, нет ничего удивительного в том, что сильный воин, способный совершить в будущем еще множество подвигов, спасся от преждевременной гибели каким-то необыкновенным образом. Все помнили и Алана из Бреймара, которого чудесный орел снял с вершины дерева, куда он забрался, спасаясь от стаи голодных волков, и могучего Уиллига, по прозвищу Черный Лук, чьи стрелы направляла сама Морриган. Более сотни человек собственными глазами видели, как она появилась над полем битвы и, напружив щеки, принялась что есть силы дуть в ту сторону, куда Уиллигу нужно было выпускать свои стрелы.
Более того, повесть о чудесном спасении Кромальхада была принята как верный знак, что Скаре покровительствуют боги. Кто посмел бы усомниться в благорасположении Старейших, своими глазами увидав человека, который упал с со стены неприступного замка Комгаллов и остался жив?! Когда Кромальхад явился в дом князя, чтобы лично рассказать о том, что он видел в Уске, его усадили на почетное место, и князь собственными руками поднес ему полный кубок. Дружинники до утра славили хитроумие соратника, складывали песни и наперебой выкрикивали здравицы. Бойд не знал, чем угодить Кромальхаду; он ходил за ним по пятам, ловя любую возможность помочь и услужить. Отблеск этого новообретенного величия упал и на Гильдаса - ведь скромному лекарю, как-никак, выпала честь поставить Кромальхада на ноги, и он проделал это наилучшим образом. Недаром неведомые силы принесли раненого именно к его порогу... Гильдас всерьез опасался, что отныне к нему будут носить всех безнадежных калек, требуя чудесного исцеления.
Когда Кромахи оправился достаточно, чтобы без костыля ходить по Скаре и ее окрестностям, Гильдас предложил вдвоем пойти в Байл. Даже если отец Уисдин уже ушел к себе на Айону, там, не считая местного священника, тоже человека уважаемого и весьма начитанного, мог оказаться какой-нибудь очередной высокоученый гость. Гильдас боялся, что Кромахи откажется идти в Байл - слишком горько могло быть ему это воспоминание. Но Кромахи внезапно согласился. Князь позволил друзьям отлучиться из Скары, несмотря на беспокойное время, хотя и удивился, чтС Кромальхаду понадобилось в Байле. Гильдас объяснил, что дал обет поблагодарить Бога за чудесное спасение Кромальхада, ну а тот попросился с ним, потому что, в конце концов, это касалось его напрямую. Никогда не помешает задобрить заодно и чужого бога, если он был к тебе добр и если ты еще рассчитываешь на покровительство высших сил...
Князь не стал спорить.
- Если Кромальхад вернется оттуда христианином, я рассержусь на тебя, Гильдас, сын Иннеса, - пошутил он.
- Если Кромальхад вернется оттуда христианином, Скара от того не ослабнет, - отвечал Гильдас. - Уж это я могу тебе обещать.
Им повезло: в Байле, кроме местного священника, гостил еще и старый отец Панкрасс из Дольдеха. Правда, оба они - и Панкрасс, и байлский священник по имени Христофор - были греками, и Гильдас усомнился сначала: поймут ли они, о чем речь? Но ведь наверняка в их землях тоже есть Иные, а значит, они должны знать, пускай и на свой лад, что это такое и бывает ли у Иных душа... Смутило Гильдаса и то, что Кромахи откровенно испугался. По пути тот храбрился, но, придя в Байл, сразу же нахохлился и в ответ на любые обращенные к нему слова делал вид, что ничего не понимает. "Может быть, - заговорил неприятный внутренний голос, - может быть, все-таки это существо - от лукавого. Да, оно не испугалось ни креста, ни молитвы, но погляди, как его начало корчить, стоило вам войти в святое место!". Тогда Гильдас поспешно, чтобы не испугаться самому, отвел Кромахи в странноприимный дом при церкви, предупредил отца Христофора, что его спутник - иноземец, он утомлен и болен, а сам пошел говорить с отцом Панкрассом. Отчего-то этому старику он доверял больше - наверное, потому что тот долго прожил и должен был всё знать.
Гильдас исповедовался, а потом, не давая себе времени передумать, рассказал отцу Панкрассу про Кромахи. Он сам не знал, чего ожидать - может быть, утешения, может быть, упреков или даже гнева... Не ожидал он, во всяком случае, что старый грек растеряется. Заставив Гильдаса еще раз повторить всё с самого начала, священник развел руками и произнес с величайшим удивлением:
- Но этого не может быть!
- Как же не может быть, отец Панкрасс, когда я видел это собственными глазами? - в отчаянии воскликнул Гильдас.
- Есть духи зримые и незримые, чадо, - сказал священник, - есть привидения, есть змеи, ехидны и прочие твари. Но о том, о чем ты говоришь, святые отцы Церкви молчат...
- Не может быть, чтобы ни один из них не видел Детей Холмов! Или... или чтобы в ваших краях их вовсе не было. Это значит, что ваша земля и ваши горы мертвы!
- Они оживлены Духом Божьим, Он же всюду пребывает, - строго сказал отец Панкрасс.
Гильдасу показалось, что сейчас он заплачет от досады. Неужели этот ласковый и умный человек убедил себя, что Иного народа не существует? Как иначе объяснить столь странное заблуждение? Слишком страшной казалась мысль, что Иных никогда и не бывало на тех землях, где родился отец Панкрасс - или что они бежали оттуда.
Бежали или были изгнаны.
"Выйдите ночью в холмы, отец Панкрасс. Неужели они покажутся вам безмолвны и безопасны? Как, как можно не видеть и не слышать того, что вокруг? Или же слаба моя вера, и мне кажется живым и опасным то, что для отца Панкрасса безвредно и мертво, как деревянный истукан?".
- Но... что же мне делать? И кто это?
- Если сказано о том в сочинениях святых отцов, я постараюсь помочь тебе, чадо, и извещу, как только что-нибудь узнаю, - терпеливо сказал отец Панкрасс, но Гильдас видел, что у старого священника дрожали руки. - А ты тем временем испытай его святой водой - подлей ему в питье или окропи незаметно, когда он будет спать.
