Кромахи резко тряхнул головой.

- Я не знаю, возможно ли это. И... и я уже не уверен, что хочу туда!

Тогда Гильдас решил, что на сегодня разговоров хватит. Он сказал: "Тебе нужно отдохнуть, ты устал" - Кромахи кивнул, соглашаясь, и в следующую минуту уже спал.

Гильдас не мог поверить, что это происходило с ним. Здесь, в его доме, у его очага, поселилась Иная сила, которая мирно беседовала с ним о свите Нуаду, о Патрике и даже о Боге... но все-таки была ли она вполне безопасна? "Кромахи - не демон и не злой дух, - напомнил себе Гильдас. - Он не боится ни холодного железа, ни рябины, ни текучей воды, ни святого креста, ни имени Божьего". (Он уже несколько раз украдкой перекрестил спящего Кромахи, чтобы удостовериться окончательно, и убедился, что знамение креста производило на него не больше действия, чем на любого спящего человека.)

Он решил, что непременно посоветуется с каким-нибудь книжником, как только сможет уйти из Скары, не вызвав подозрений - и как только Кромахи достаточно оправится и будет вне опасности. До тех пор оставалось только ждать.

Вечером, когда Кромахи проснулся, Гильдас вновь подсел к нему.

- Что такое Дары Нуаду? - спросил он.

- Бессмертие - или долголетие. Умение оборачиваться зверем и птицей, деревом и камнем. Телесная сила. Чудесное оружие. Неуязвимость. Даров много, и не все они мне известны.

- Ты был бессмертен, когда жил в Доме Нуаду?

- Во всяком случае, я прожил намного дольше, чем любой обычный человек. Твой прадед еще не родился, когда я уже был взрослым. А ты, я гляжу, перестал бояться меня? - насмешливо спросил Кромахи.

- Не знаю, - честно ответил тот. - Человек ли ты или тварь?

- Я уже ответил тебе. Ни то, ни другое. Две половины крови во мне, и каждая зовет на свой лад. Живя в Доме Нуаду, я наслаждался тем, что имел, и старался забыть, что во мне есть и смертная кровь; придя к людям, я утратил Дары. Теперь я мало чем отличаюсь от вас.

- И все-таки... - с сомнением произнес Гильдас.

- Я больше не могу летать. Я смертен, уязвим и слаб. Значит, я человек.

Гильдас не удержался.

- Быть человеком - не так скверно, как ты думаешь.

- Я знаю, - запросто ответил Кромахи. - Я понял это, стоя на стене Уски, за мгновение того как броситься с нее головой вниз.

- Именно так ты спасся, да? - перебил Гильдас. - Спрыгнул со стены, превратился в ворона и улетел?

- Да, да, - нетерпеливо сказал Кромахи и продолжал: - Тогда у меня был выбор - жить мне или умереть. И я никогда еще не чувствовал себя настолько человеком...

- Почему?

- Потому что у нас этого выбора нет. У людей есть жизнь и есть смерть, а у Старейших и у тех, кто принадлежит к их свитам, есть только судьба. Мы свершаем свой круг неустанно, не думая о том, чтобы вырваться из него - а если бы даже и подумали, вряд ли это было бы возможно. Наше существование предрешено до начала мира - не спрашивай кем, я этого не знаю. Оба Двора - Благой и Неблагой - скачут друг за другом по небу, появляясь в урочное время, и так было, будет и должно быть всегда.

- Нуаду не говорил, что станет с вами после конца времен? И... куда уходят те, чей круг свершен?

- Я полагаю, Нуаду не знает этого и сам. Или не хочет говорить.

- Вы все бессмертны?

- Не все... или не так, как вы, люди, думаете, - неохотно ответил Кромахи. - Среди нас есть те, кто умирает, а потом воскресает, и так без конца, и это тоже судьба... есть те, кто устает вечно пировать в Доме Нуаду и носиться над пустошами, и тогда они как будто угасают, но не уходят навсегда за грань, как вы.

- Они становятся слуа?

Кромахи содрогнулся.

- Нет. Слуа - наши враги. Мы их ненавидим. Это - другое...

- Ты говоришь - "вы, люди" и "мы, те, кто принадлежит к свите Нуаду". Все-таки, значит, ты не считаешь себя человеком.

- Две половины крови во мне, и каждая зовет по-своему, - повторил Кромахи. - Тяжек зов Иной крови, тяжек и зов смертной. Они словно разрывают меня пополам... Не забывай, до недавнего времени я не желал признавать смертную половину. Не могу сказать, что мне нравится быть человеком - но Нуаду обрек меня на это, и по-своему он был мудр. Считай, что я принял его решение и смирился... и даже научился находить в этом приятное. Мне нравится, что теперь я могу выбирать и что вместо судьбы у меня есть жизнь. В чем-то, может быть, люди счастливее Иного народа.

- Люди приняли тебя, Кромахи, сын Бронаг.

- Да, - с горечью ответил Кромахи. - И никогда этого не было в Доме Нуаду.

Гильдас осторожно, словно боясь спугнуть друга, заговорил:

- Если тебе надоест неизвестность, если ты захочешь выбрать какой-либо путь и узнать, что ждет тебя на нем, мы можем вместе сходить к ученым людям, и пусть они расскажут тебе всё, что знают... если ты доверишься моему выбору. Путь Иных тебе уже знаком, и вряд ли даже самый мудрый друид сможет рассказать о нем больше, раз сам Нуаду хранит молчание. Может быть, ты захочешь узнать и про другой путь, открытый для людей?

- Я пока еще не решил, чего хочу и как буду жить дальше, - сказал Кромахи и вновь тихонько издал хриплый звук, похожий на карканье - но теперь в нем было мало нечеловеческого. - Позволь мне не торопиться с решением. Может быть... может быть, я никогда не сделаю выбора. Не обижайся на меня за это.

Гильдас заметно погрустнел при этих словах, и Кромахи поспешил его утешить.

- Но я охотно схожу с тобой к твоим мудрецам и послушаю их. Скажу честно: я боюсь, что, дожив до конца человеческий век, превращусь в тоскливую тень, не знающую покоя, или в проклятого слуа, если откажусь избрать тот или иной путь. Если бы я знал наверняка, что после смерти вернусь в чертоги Нуаду! Или что уйду в подземный мир, как говорили ваши отцы! Или взлечу на небо, как говоришь ты!

И снова Гильдасу, как в день гибели Фиаха, показалось, что мир утратил все краски, кроме трех - черной, белой и алой... Кромахи каркнул:

- Старейший! За что мне эти муки? И как сильны смертные, если они ежечасно выносят их, не пресекая свою жизнь собственной рукой!

Гильдас принес ему меда в деревянной чашке, которую Кромахи когда-то вырезал сам. Тот выпил и немного успокоился.

- Право выбирать и решать, пусть и терзаясь сомнениями, - это не мука, а счастье. Ибо подлинное счастье - в свободе, - негромко сказал Гильдас. - То, что задумал делать - делай, и отвечай перед Богом и своей совестью. Страшно ступить на зыбкую тропу, зная, что она зыбка, но повинуясь чьей-то чужой неодолимой воле, а не собственному разумению. И еще страшнее брести по ней, будучи не в силах свернуть... даже если свернуть означает умереть. Запомни это.

Кромахи перевел дух и поставил чашку на стол.

- Когда ты говорил об ученых людях, ты имел в виду людей, принявших слово Коломбы и уверовавших в человека - сына бога?

- Да, именно так.

- Значит, мы пойдем прямо на Айону?

Гильдас улыбнулся.

- Нет, зачем же сразу так далеко. Но когда-нибудь... может быть... мы дойдем и до Айоны.

На следующий день Кромахи уже пробовал вставать, опираясь на палку и держа на весу сломанную ногу. Прыгал он и впрямь совершенно по-птичьи - и смотрел на Гильдаса то одним глазом, то другим, поворачивая голову с боку на бок. Все те странные повадки, которые удивляли лекаря прежде, стали теперь понятны... Кромахи мучительно расставался с птичьими привычками, и они нередко напоминали о себе самым неожиданным образом. То, как он смотрел, как ходил следом за Гильдасом, как клал руку ему на плечо - всё это объяснилось, и Гильдас диву давался, отчего прежде не разгадал тайну Кромахи. Видимо, сама возможность этой тайны так пугала его, что он запрещал себе о ней думать. Прежде, не зная правды, он старался видеть в Кромальхаде только человека, невзирая на любые его странности, и ему это удавалось - а в нынешнем Кромахи, полностью утратившем Дары Нуаду, Гильдас видел только Иного и не мог себя разубедить, как ни бился...