Все смотрели с интересом, даже за соседними столами заткнулись. А я смотрел на сидящих за столом – надо же, все так похожи, как родственники – почему никто не заступится за Руса? Один парень дёрнулся, но понял, что в меньшинстве, и сдулся. Я сжал сильнее.

– Нет, Стас, он… вещи оставил, – выдавил парень, кривляясь изо всех сил.

– Свободен, – я вытер руку о его рубашку и, закинув в рот котлету (они с каждым разом всё меньше и несъедобнее, блин!), отправился обедать.

– Чего ты его дёргал? – поинтересовался Вовчик.

– Азаев свалил куда-то. Вот интересовался, навсегда ли.

– Ааа.

– На его месте я бы не возвращался, – замечает Макс, вылавливая из супа крупные куски лука и аккуратно складывая их на край тарелки.

А ведь ты и так – уедешь и не вернёшься...

День был суетной. Завтра начнутся занятия, это значит, надо разыскать свои тетради-учебники, которые я благополучно задвинул подальше. Игорь честно сделал за меня мои задания на каникулы, а вот переписать я их – не переписал. Ладно там, математика, физика, химия. Русский язык – туда-сюда. А вот сочинения по литературе – сидишь, переписываешь, мозг в этом не участвует совсем. Что за? «Трагизм решения любовной темы в рассказе А. И. Куприна «Гранатовый браслет». Какой ещё браслет? Про что это, вообще? Ладно, фиг с ним, перерисую.

– Стас, а почему у тебя в слове «сословных» «с» написано отдельно? – Игорь перевешивается и заглядывает мне в тетрадь, и тут же получает локтем в живот, – ох!

– Как раздельно? – Макс, который сидит неподалёку, тут же бросает свою тетрадь и пялится в мою. – С-ословных, что ли? Каких ословных?!

– Отвалите все! – я закрываю написанное рукой. Вот чёрт, и правда, в два слова написал… – Игорь, блин, потом прочитаешь!

– Стас, ты хоть иногда думай, что пишешь, – Игорь хмурится, потирает живот. Он по этому поводу, почему-то, жутко парится. Сочинения – его любимое дело. Их он «на отлично» пишет. Он на одну тему может написать штук пять разных. Он мне их пишет и Вовчику, и Танкисту. А вот Банни и Рэй пишут сами, и Макс, похоже, тоже. И как это у них получается?

– Ещё бы я на такие темы думал, ага, щас!

– А что за тема, – Макс всё пытается заглянуть в мою тетрадь, – Куприн? Я писал по «Олесе», хотя не люблю Куприна. Вообще, я русскую классику не очень, если честно… А почему ты выбрал «Гранатовый браслет»?

– Я? Да я вообще не смотрел, что за тема.

– И рассказ не читал?

– Нет, конечно. Макс, отвали, мне ещё переписывать и переписывать.

– И не знаешь, про что он?

– Да что ты пристал?! Про браслет! И, – я пробежался глазами по сочинению. Одно слово встречалось чаще других, – про любовь. Наверное. Вон, у Игоря спроси, он сочинение писал.

Игорь с Максом опять завели разговор на тему книжек. А я сидел, смотрел на аккуратный почерк Игоря и никак не мог сосредоточиться. Меня вдруг всё начало отвлекать. И лампа дневного света на потолке. И картина на стене – она всегда тут висела, в этой комнате, где старшеклассники уроки делают, – дурацкая картина с каким-то берёзовым лесом. И книжные полки с порванными, помятыми учебниками. Особенно жутко меня отвлекал Макс, сидящий за спиной. Я прямо затылком его чувствую, как он там сидит на стуле, задом наперёд, и раскачивается. Так и хочется развернуться и рявкнуть, чтоб он перестал. Так, сосредоточимся.

– Опять снег пошёл, – слышу за спиной, как Макс встаёт, подходит к окну. Посмотреть бы, как он стоит там, смотрит в окно. Так, я переписываю или нет? Пушкин? А Пушкин тут при чём, это же, вроде, Куприн написал? А, вон чего… Игорь его тут цитирует. Так, лучше даже не пытаться вдуматься в то, что переписываю.

А Макс отвлекает.

– Кто куда, а я спать, – я сгрёб тетрадки в одну кучу. – Игорь, проверишь, занесёшь их мне в комнату.

Ну, нормально всё, вроде. И чего я так стремался? Всё, вроде, как обычно, как надо. Всё правильно. Только вот какое-то странное чувство… Как будто ты что-то забыл. Или что-то должен сделать и не знаешь, что, а все от тебя этого ждут. Дебилом себя чувствуешь. Но я ничего не забыл. Бред какой-то.

На потолке – жёлтый квадрат света от фонаря. Я смотрел на него и думал, как моя жизнь пойдёт после интерната. Сложно, наверное, будет. Тут всё знакомое, одни и те же люди, расписание, режим. А там… Ничего, привыкну. Я такая сволочь, что ко всему привыкаю. Вот и к Максу привык. А он уедет скоро… Ну, не он первый. Андрей уехал. Лёха Звягинцев и Вася Фомин после девятого. Вот, Сергей Александрович уехал. Обычное дело.

Я уже спал, когда услышал, как открылась дверь. «Да тихо ты!» – «Да ладно!» – «Не думай даже, он проснётся и пиздюлей обоим даст!»

– Дам, – я приподнялся, прищуриваясь. Макс и Игорь стояли в дверном проёме и о чём-то спорили. – Вы чего затеяли, полудурки?

– А, ты не спишь? Нет, ничего, – Макс пожал плечами. – Ладно, спокойной ночи тогда!

– Чего ему? – я смотрел, как Игорь сгружает мои тетрадки на тумбочку.

– Сфоткать тебя во сне хотел. У тебя, кстати, в сочинении куча ошибок. И почему вдруг Куприн стал Максимом? Он всегда Александром был.

– А разве Александром был не Пушкин? – ну вот, опять, блин. Зачем в одно сочинение двух одноимённых писателей вставлять?

– И не только Пушкин… Ты ещё половину запятых пропустил и несколько предложений написал в одно слово. Я замаялся поправлять, хорошо, с твоим почерком и так нихрена не понятно.

– Да пофигу, – я снова лёг, – тройку влепят и ладно. Это же не алгебра. А нафига меня во сне фоткать?

– Я даже и думать не хочу, зачем ему это.

– А… – странная мысль мелькнула в голове и я уставился на Игоря в упор. Тот натягивал на себя старые треники – ночи нынче холодные, а окно мы так и не заклеили – и замер под моим взглядом, – а тебя он фоткал?

– Ну, да.

– Голым?

– Охуел?! – Игорь аж отмер. – Нет, конечно, только лицо.

– А вообще, о чём-нибудь таком просил?

– Что? Неет, – Игорь торопливо натянул штаны и футболку и резво забрался под одеяло. Так. Понятно.

– Игорь, пиздишь ведь. Рассказывай давай, что у вас? – я вылез из-под одеяла и сел к нему. Кровать сухо забренчала.

– Блин, Стас, да ничего, – он уже под одеяло залез с головой. А я начал злится.

– Ну-ка, блядь, рассказывай! – я сдёрнул одеяло.

– Стас, отвали, ты спать хотел… Да ничего такого, честно… Так просто… Ай! – я надавил ему на кадык.

– Я ведь всё равно узнаю, так что колись сейчас!

– Ну, расколюсь, и что ты со мной сделаешь? – Игорь затрепыхался, завертелся, попытался вырваться. А вот хер тебе. Я сверху сел и придавил за плечи, вывернул так, чтоб глаза его видеть.

– Ну?

– Да чего тебе надо, а? Отстань, слезь с меня!

– Неа, – я устроился поудобнее и слегка его тряхнул, чтоб он глаза открыл, – давай, расскажи, чего вы там. Кто у вас за бабу, а? Ты? – эта мысль не давала мне покоя. Неужели Макс с Игорем? Макс – Игоря? И когда это они успели?

– Да никто! Слезь с меня! – Игорь задёргался ещё сильнее и вдруг замер. – Стас, пожалуйста, не надо… Стас, я с ним ничего, – голос у него задрожал, – ничего у нас с ним не было, Стас, я не гей!

Бля, вот что за нафиг? Я пригляделся – Игорь, кажется, плакать собирался. Ёбнулся, что ли, совсем?

– Не трогай меня, пожалуйста…

Ёбтвоюмать!!!

Я метнулся, как ошпаренный. Вот, блядь, я ж в одних трусах, он засёк… Ой, палево…

– Ебанулся совсем, да? – злобно прошипел я, распахивая окно. Поток ледяного воздуха со снежинками хлынул в комнату. Ну же! Картонка. Иголка. Бормашина. Вроде полегчало.

– Стас…

– Шестнадцать лет как Стас! С Максом переобщался? Он тебя трахнул? – от этой мысли мне стало совсем хреново. Неужели и правда? Снежинки влетали в комнату и таяли на коже. Курить захотелось.

– Нет, – Игорь снова закопался в одеяло, – мы просто… Ну, сидели, разговаривали, а потом… Я не знаю, как так получилось, просто…

– Ну?! – я пошарил в тумбочке. Я что, всё скурил? Вот попадалово.

– И так, – голос стал тише, – знаешь, как-то так случилось…