Вот на диван я и сел. И стал рассматривать картину, ту, что Спирит закончил, когда меня не было, – вариацию на тему Самсона и Далилы. Очень странная картина – особенно волосы Самсона. На них можно бесконечно смотреть. А у Далилы было лицо Спирита и роскошное женское тело. Мда, мой друг – не тот, кто рисует котят и цветочки (если это не мёртвые котята и не хищные цветочки).
– Ну, родной, – Спирит вернулся уже в домашнем, с двумя бокалами гранатового сока в руках, – рассказывай.
– Что рассказывать?
– Всё, мой хороший, рассказывай. Как ты умом тронулся и на почве «стокгольмского синдрома» влюбился в этого урода. Как далеко зашёл. Каких глупостей успел ему наобещать и какие глупости собираешься сделать. И пей сок, ты какой-то в последнее время бледный.
– Да что ты прицепился… – я вяло пытался отмахнуться, – с чего ты взял вообще…
– В тот раз... – Спирит присел рядом со мной и достал откуда-то яркие лакированные красные туфли на высоченном каблуке и пару носков. Обул и начал ходить туда-сюда. Я такое наблюдал не впервые, поэтому только вздохнул. – …Когда ты позвонил мне и потребовал, чтобы я бросал всё и ехал спасать этого Стаса, я насторожился. Когда я тебя увидел, я понял, что тебя надо брать за шиворот и просто увозить. Когда я увидел тебя в третий раз, я понял, что уже поздно.
– В смысле – поздно? – я следил за алыми туфлями, в которых Спирит вышагивал туда-сюда по чёрному ковролину. Чёрный, без зазоров, пол. Чёрный потолок. Белые стены. Широкое окно. Красные шторы. Красный диван. Спирит – весь в чёрном, в алых туфлях. Алый сок в стеклянном бокале. Чёрно-белые фотографии на стенах, автопортрет Спирита – сидит в белой рубашке и в чёрных брюках на круглом чёрном пуфе, на коленях – стек. Иссиня-чёрные волосы Самсона извиваются, как змеи, и падают под золотым кривым ножом Далилы. Она обнажена, губы красные и распухшие, на теле засосы и отпечатки рук, но на лице торжество, она повергла Самсона, повергла женской хитростью, он лежит ничком на алых, с золотом, простынях… Мой друг – странный человек и его мир не похож на мир остальных людей, но, по-моему, нет ни одной причины упрекать его в этом.
– Ты смотрел на него влюблённым взглядом. Не таким, – Спирит изобразил идиотски-восторженный вид, которым меня порой радует Ясна Пани, когда я обещаю его взять в клуб, – а совершенно больным и пропавшим.
– Что? Ничего такого не было! – я чуть соком не поперхнулся от возмущения.
– Да ладно! Я тебя слишком хорошо знаю. Вот так ты на него смотрел, ты, Макс! На моей памяти, а это почти вся моя жизнь, – Спирит по-прежнему ходил туда-сюда, как будто сам был маятником, который гипнотизировал меня, чтобы я рассказал ему всё, – ты ни на кого так не смотрел. Не надо было мне тебя туда отпускать.
– Я вообще-то сам решил! Ты, пожалуйста, запиши себе где-нибудь, что я не один из тех психов, которые, чуть что, тебе звонят – даже когда в магазин заходят!
– Ну, Макс, родной, я не про то, – Спирит, наконец, перестал маячить и сел рядом, – просто ты вернулся оттуда сам не свой. Поэтому я ещё раз спрашиваю – что было?
– Тебе что, во всех анатомических подробностях?
– Конечно! – Спирит отсел и приглашающе похлопал по коленям. Я с удовольствием положил ему голову на колени и закрыл глаза. Сейчас будет массаж!
– Тебе надо снова отрастить волосы, а то прямо как-то… – Спирит водил длинными пальцами по моей голове, отыскивая одни только ему известные точки и линии. Он и меня пытался этой премудрости научить, но, видимо, руки у меня всё-таки растут не из нужного места – просто массаж я делать умею (и массаж простаты, конечно, тоже), но вот массаж головы мне не даётся никак. А массаж ступней в моем исполнении вообще довольно уныл.
Волосы – фетиш Спирита. Один их главных. Он свои упорно отращивает уже не помню сколько лет и меня подбил на это. Всякими манипуляциями с волосами он может заниматься часами. Нет, серьёзно! У него есть целый парикмахерский набор, он умеет по всем правилам мыть голову, разбирается во всяких обёртываниях, масках и прочих странных вещах. Есть у него приятель-парикмахер, на мой взгляд, личность совершенно унылая, сплошная поза и выпендрёж, а похож на огородное пугало, если тому вдруг приспичит пойти на дискотеку (он из тех парней, что носят боа и лосины), но в этом плане они со Спиритом одного поля ягоды и устраивают тут на пару парикмахерские оргии. Вы меня хоть убейте – не пойму, какой кайф можно ловить, сначала связав человека, а потом два часа его причёсывая? И, в итоге, так и не трахнуть?
– И всё же, как так вышло? Давай, Макс, покайся и добрый доктор Фрисман тебе поможет.
Как так вышло? Как вообще объяснить здесь и сейчас, в этой изысканной обстановке, в этом уюте и тепле, как там у нас всё вышло? Как оно там всё было, в этом холоде и тумане дней, похожих один на другой?
– Знаешь, не в «стокгольмском синдроме» дело… – я подбирал слова, оживляя в голове картины одну за другой.
Стас, мой Стас. Каким я его увидел в первый раз? Высоченный и злой, даже просто на вид опасный. Непонятный взгляд странных глаз – такие глаза могли быть у слепого, но у Стаса отличное зрение. Как он на меня наехал – без всякого сомнения, без раскачки, без этих дешёвых понтов, на которые я иногда натыкаюсь. Честно, я думал, он намного старше меня. И конечно, мне тогда и в голову бы не пришло увидеть в нём что-то привлекательное. Совсем не так, как в клубе или ещё где-нибудь в этом роде, – ты видишь красивого парня, подкатываешь к нему и, если между вами случается химия, тащишь его в ближайший туалет (а если не повезёт, то и в кусты), а потом, глядишь, и в койку. Или появляется кто-то типа Мигеля, с кем приятно находиться рядом. Или, хотя бы, Ясна Пани, которому, вообще-то, рот стоит открывать только для одного.
Со Стасом всё было не так. Мы словно шли один навстречу другому, преодолевая сопротивление внешних сил, не понимая друг друга. Он считал меня мажором и педиком, я его – ограниченным садистом. Мы были совершенно разными, из разных миров, мы бы вряд ли когда-нибудь встретились, но мы встретились. Я встретил его.
Вот об этом я и пытался рассказать Спириту. Было очень сложно, мне не хватало слов, я то сбивался на чуть ли не шекспировский стиль, то начинал глупо шутить. Объяснить суть того, что со мной произошло, никак не получалось.
Внешне всё выглядело просто. Я встретил парня, я на него запал, я понравился ему. У нас был секс, много секса. Хорошего, если честно, секса. Я у него был первым, показал ему, что и как. Мы много времени проводили вместе в закрытом помещении и сблизились. А потом я уехал в закат, потому что он – обычный парень из неблагополучной семьи, живёт в интернате. Ну, а я… Я из другого социального слоя. Вот и весь сказ.
Но всё было не так. Было больше, гораздо больше, невыносимо больше. Мне было не наплевать на Стаса, вот в чём беда. Когда у меня не срасталось, я просто отмахивался. Мол, не ты последний на земле, это ТЕБЕ не повезло. А Стас для меня был важен, мне было важно, что он делает, что он говорит, чего он хочет. Никогда раньше я не делал первый шаг с такой неуверенностью. Никогда не переживал, что он меня не хочет целовать. Всегда – нет и нет, ну и оставь свои микробы при себе, не больно-то и хотелось. Но не со Стасом. Со Стасом всё было откровенно. Как будто это был и мой первый раз.
– Понимаешь… Он не такой, как другие люди. Он… Он чем-то похож на тебя.
– Я вообще-то и обидеться могу, – руки Спирита замерли у меня на висках, – он – двухметровое страшилище, разговаривающее матом и вытирающее об себя руки после еды, а я…
– Да-да, интеллигент в десятом поколении, готический принц, глава клуба «Эдгар По», победитель самых разных конкурсов, художник, трейсер, музыкант, доминант...
– О да…
– А ещё – дьявольский извращенец, сатанист, трансвестит и валютная проститутка!
– Но-но! – Спирит дёрнул меня за уши. Способом зарабатывания денег на свои извращенские прихоти он, подозреваю, втайне гордился, хотя и скрывал это, полагая, что «люди не поймут». Люди, действительно, не поняли бы. Если честно, я и сам с трудом понял.
