- Тавива, наш брак закончился! Он и не был как таковым, я ошибся! Забудь меня и живи дальше!
- Никогда! Ты ещё не понял, что я не простая женщина! Я сестра зятя царя и племянница вождя! И заставлю, если не любить, то хотя бы уважать жену, а не македонского выкормыша!
Зря Тавива пыталась угрожать. У меня от природы длинные пальцы, а сильными их сделали длительные упражнения с мечом и дротиком. Бедняжка не могла вырваться, даже если бы попыталась - в доли мгновения руки сомкнулись на её горле. Деймос полностью завладел моим сознанием, свойство нужное в сражении выплеснулось против слабой женщины. Несчастная обречённо смотрела в потолок конюшни налитыми кровью глазами и тихо скулила, я же продолжал сжимать её горло до тех пор, пока зрачки не расширились как у покойника, и тогда одним рывком свернул ей лицо на спину, с хрустом ломая шейный позвонки.
- Прости, - повторил сказанное накануне, - но ты должна была смириться.
Забросав тело старым сеном, я тайно вывел Рыжего и стал ждать вас.
Ночная скачка по рыхлому снегу и неровным горным тропинкам и многочасовое сидение на спине лошади сделали своё дело. Когда после полудня мы остановились в небольшом ущелье, я не смог сам слезть на землю. Заметив тёмные пятна на волчьей шкуре, заменявшей седло, окрасившиеся красно-бурыми пятнами мои ноги, вплоть до ступней, ты кинулся стаскивать своего филэ, едва ли не причитая над ним.
- Ничего Александр. все заживёт. Просто мы так долго не занимались сексом, вот и открылись маленькие ранки…
- Ранки?! Ты весь в крови!
- Кровь очистит больные места и я скорее поправлюсь!
- Гефестион! О чем ты толкуешь! Завтра ты не сможешь сесть на лошадь, своим безрассудством ты погубил наш побег!
- Так оставь меня здесь, дай дротик и меч, чтобы я мог защищаться от диких зверей. И как только погоня утихнет, возвращайся. Клянусь. Я буду жив.
Устроив меня на прихваченных из племени одеялах, ты отошёл к Протею и о чем-то заспорил с ним. Боль, о которой не хотелось думать, слишком явственно указывала на обстоятельства повреждений. Набрав снегу, лежащего под рукой, я попытался приложить холодный компресс, но прохладная масса тотчас окрасилась в красный цвет.
Бесполезно!
Только полная неподвижность принесёт мне желаемое выздоровление. От костра, разожжённого под камнем, дабы не привлекать возможных преследователей, потянуло сытным запахом мяса. Я вспомнил, что не ел с вчерашнего вечера, в животе заурчало. Вскоре ты принёс мне немного … жирного отвара.
- Я бы не отказался от хорошего куска.
- Знаю, филэ, но придётся потерпеть. До поселений пять дней пути, и все пять дней ты будешь питаться исключительно жидким супчиком. Не настаивай, а постарайся понять. Если бы я имел все сокровища мира, то не колеблясь сложил их к твоим ногам. Но сейчас я нищий и единственное, что могу предложить моему возлюбленному - это вот такой бульон.
Осторожно поддерживая чашку, ты помог мне напиться, и сняв последний плащ с собственных плеч, крепко закутал, спасая от холода.
- Как стемнеет, мы выступаем. Пока поспи.
А потом ты нёс меня на руках, все восемь дней, растянувшиеся в непрерывную череду переходов и привалов. К несчастью, меня мучила не только инфекция. От неподвижного лежания я сильно простыл и в груди предательски засвистело. Кашель сотрясал ослабшее от скудной еды тело. Отчаявшемуся, мне казалось, что я никогда не увижу конца пути. В бреду я умолял тебя бросить никчёмную ношу и спасаться самому. Дважды, очнувшись от полузабытья, чувствовал руки Протея - оказывается, вы менялись через несколько километров и пока один нёс больного, второй, с мечом был готов держать оборону как от зверей, так и от преследователей. Не знаю, но думаю только по воле богов наш побег удался. Очутившись в прокопчённой хижине простого греческого пастуха, я наконец смог перестать клясть себя за риск, которому вы подвергались. Простая глиняная лампа, вылепленная грубоватыми руками, едва тлела, распространяя запах дешёвого масла по комнате, ты сидел в углу, привалившись к стене и спал. Приподнявшись на локте, едва сдерживая кашель, я потянулся к лежащим на столе травам, сухим и колючим. Точно дикий баран, принялся их жевать от голода. Вскоре прошёл хозяин жилища, принёс в медном котле горячую воду.
- Отойди, я сам!
Встрепенувшись, ты отстранил незнакомца, высылая его за дверь.
- Филэ, здесь нечего стыдиться, потерпи, а я сам вымою тебя и переодену. Если будет больно, можешь укусить меня за плечо.
Вскоре в старенькой, но чистой одежде греческого поселянина, я полусидел, опершись на соломенные подушки, и ел из твоих рук жидкую ячменную кашу, больше похожую на слизь улитки. Немного. Семь ложек. Я считал. По окончании трапезы, ты вымыл мне лицо и руки, не удержался, поцеловал. Губы показались подозрительно горячими. Схватив тебя за ускользающее запястья, я ощутил жар во всем теле.
- Ты тоже простыл?
- Не обращай внимания, филэ. Главное, это ваше здоровье, вон Протей тоже свалился, лежит в соседней комнате в горячке.
Погладив меня по голове и ещё раз чмокнув в лоб, ты вышел.
Значит, мой враг сейчас ослаблен, но насколько? И смогу ли я вызнать у него подробности заговора. Дождавшись, пока ты уйдёшь, и шаги затихнут на пороге, я осторожно выскользнул из комнаты и тотчас налетел на дверь ведущую в соседнее помещение. На моё счастье там никого не было, кроме твоего молочного брата. Протей лежал на узком ложе, сплетённом из сухой болотной травы, и тихо стонал. Я разжёг пучок веточек, найденных у входа, и едва удержался от громкого возгласа. Всё лицо Протея покрывали красные пятна безобразной формы и волдыри. Находясь в тревожном сне, он тяжело дышал сквозь неплотно сомкнутые зубы. На столе рядом обнаружилась настойка горькой полыни и мака, которую обычно давали тяжелораненым воинам.
- Протей?! Очнись, мне надо знать!
Больной пошевелился и движение членов вызвало новую боль, от которой он дёрнулся и протяжно выдохнул.
- Кто здесь?
- Это я Гефестион. Я пришёл узнать – почему?
На широкоскулом лице македонца промелькнула понимающая усмешка и как бы не был болен Протей, он понял, что сейчас волновало меня.
- Почему я не убил тебя? Тебя удивляет?
- Да. Ты имел множество шансов потихоньку придушить меня, бросить в пропасть, напоить тайным ядом. Но ты не сделал ничего такого и сейчас умираешь, когда это я должен быть подготовлен к погребальному костру!
Силы оставили Протея и он долго лежал молча, уставившись в потолок. Не желая заставлять умирающего выкладывать мне все мысли и в какой-то мере жалея его, я застыл в ногах ложа, с тревогой следя за заострившимся профилем. Наконец, он глубоко вздохнул и попросил подойти ближе. Обнадёжил.
- Не бойся, это не заразно. Мои лёгкие сожжены холодом.
Дождавшись, когда я склонюсь почти к самому лицу, забормотал потрескавшимися от жара губами.
- Я настолько сильно люблю брата, что готов отдать жизнь за его…
Я ждал когда он скажет нечто оскорбительное, или припомнит позорную кличку, но Протей собравшись, прошептал.
-…за его возлюбленного.
- О Протей! Ты вернулся! Ты не держишь на меня зла! Ты снова наш славный добрый Протей!
-… за человека, которого ненавижу более всех на свете. Но умираю чтобы он жил, потому что он важен для Александра.
Не в силах выслушивать бред умирающего, я выскочил из хижины, найдя хозяина жилища неподалёку, спросил о тебе.
- Ушёл к Сафронии.
- Кто такая?
- Колдунья. Александр пошёл умолять ее вылечить Протея.
- И только?
Пожилой грек смотрел на меня, не понимая, что хочет услышать гость. Я же не мог более оставаться в месте, где умирал бедняга твой брат и потому бросился вдогонку. Хозяин прокричал, чтобы я возвращался. Дескать идёт снежный буран и я могу заблудиться в снежных вихрях. Рассчитывая на быстроту длинных ног, я нёсся ничуть не медленнее, чем бегал в Миезе на соревнованиях, или на торговом холме в Афинах. Ветер, порывы которого били по ногам не слабее воловьих кнутов, несколько раз валил меня, но, поднимаясь я упорно продолжал свой бег, не замечая пронизывающего холода и когда впереди замаячила фигура человека закутанного в плащ, я не сомневался.