Так что под мистической греховностью людей, о которой все время говорит христианство, греховностью, порождающей отрицательные моменты в поведении людей, в капиталистическом обществе скрывается вполне реальное явление — страсть к наживе. И природа этой страсти такова, что ее нельзя изжить благочестивыми пожеланиями вроде «возлюбите друг друга» и др., так как за нею кроется в конечном счете не злая воля отдельных людей, а слепая власть капитала. Если же кто-либо из капиталистов и пожелал бы жить «по-божески» в лучшем понимании этого слова, т. е. не обогащаться за счет других, вкладывать свои деньги в благотворительные заведения, а не в предприятия, приносящие наибольшую прибыль, то, в силу закона конкуренции, он просто был бы безжалостно смят и, разоренный, пополнил бы ряды тех самых обездоленных, которым он сочувствовал. Ведь капиталисты безжалостны не только по отношению к трудящимся, но и к членам своего класса, к «неудачникам». Если кто-то из них спотыкается или падает на дороге «свободного предпринимательства», то, как в волчьей стае, он, вернее его капитал, становится легкой добычей других, более сильных и предприимчивых. Таков суровый закон капитализма.
Капитал и гуманизм несовместимы.
Поэтому бороться с пороками капиталистического общества можно не благозвучными фразами о любви, всепрощении, не вознесением молитв, даже самых искренних и самых страстных, к небесам, а лишь переделывая характер этого общества, уничтожая эксплуатацию человека человеком. Эту истину все чаще признают и наиболее честные, наиболее прогрессивные представители христианского духовенства капиталистического мира. Так, уругвайский католический священник Хавьер Наварро, говоря об усилиях церкви, направленных на развертывание благотворительности по отношению к обездоленным, пишет: «Мы… убедились, что впустую растрачиваем свои силы: вместо одного бедняка, которому удавалось помочь, появлялись сотни новых». Зато, по его словам, власть имущие все с меньшим вниманием выслушивают проповеди в защиту обездоленных. «Неудачи открыли нам глаза… Мы пришли к пониманию того, что решение вопроса состоит не в том, чтобы „интегрировать“ обездоленных в это общество… а в том, чтобы изменить его»[95].
Разрабатывая строго научный подход к проблеме перестройки человеческих отношений, к утверждению в мире подлинного гуманизма, К. Маркс и Ф. Энгельс указывали на необходимость «так устроить окружающий мир, чтобы человек в нем познавал и усваивал истинно человеческое, чтобы он познавал себя как человека»[96]. Так как «характер человека создается обстоятельствами, то надо, стало быть, сделать обстоятельства человечными»[97], т. е. надо ликвидировать такое положение, когда один человек наживается за счет другого, попирает его достоинство. Тем самым вместо гуманизма фразы К. Маркс и Ф. Энгельс обосновали идею гуманизма революционного действия.
С победой Великой Октябрьской социалистической революции, с появлением на мировой арене социализма как общественного устройства был внесен принципиально новый момент в спор о гуманизме. Впервые в мировой истории возникло общество, основанное не на частной, а на общественной собственности на средства производства, и тем самым были созданы условия для выработки у самих участников материального производства общественного интереса и, соответственно, отношений коллективизма, товарищества, взаимопомощи. Раз благополучие каждого отдельного человека зависит не только от его личной деятельности, но и от результатов деятельности коллектива, всего общества, то исчезает сама основа для проявления эгоизма, личной корысти, стремления выгадать в чем-то самому за счет другого. В социалистическом обществе начали создаваться реальные предпосылки для подлинного расцвета каждой личности, для наиболее полного раскрытия всего человеческого в каждом человеке, а тем самым и для утверждения действительно человечных отношений между людьми. С этого времени действует не только и даже не столько логика словесных аргументов — теперь решающая роль принадлежит логике фактов. Теперь факты советской действительности говорят убедительнее любых слов.
Уже в первые годы Советской власти в ходе революционных боев за уничтожение старого эксплуататорского строя рождался новый человек с неизвестными досель благородными нравственными принципами. Весьма показателен следующий факт. Летом 1918 года продовольственный отряд из московских рабочих, действовавший в селе Куликово Усманского уезда Тамбовской губернии, более половины реквизированного у кулаков зерна оставил голодающей бедноте этого же села. Узнав об этом, В. И. Ленин сказал: «Когда я читаю сообщение, что в Усманском уезде Тамбовской губернии продовольственный отряд из реквизированных 6 тысяч пудов хлеба 3 тысячи отдает беднейшему крестьянству, я говорю: если бы даже мне доказали, что до сего времени в России есть только один такой отряд, я все-таки сказал бы, что Советская власть свое дело делает. Ибо ни в одном государстве такого отряда нет!»[98] Чтобы по достоинству оценить это ленинское восприятие факта, следует напомнить, что в тот период в городах Советской России, отрезанной контрреволюцией от главных житниц страны, катастрофически не хватало хлеба, рабочие семьи голодали, а многие продовольственные отряды из рабочих, уходившие на продразверстку, вырезались кулацкими бандами. И все же, как мы видим в данном случае, рабочие не руководствовались чисто эгоистическим расчетом: раз добыли хлеб, весь заберем себе, а исходили из понимания братской солидарности с пролетариями села, в тесном союзе с которыми только и можно было утвердить Советскую власть. Это и было проявлением настоящего сочувствия, товарищества, взаимопомощи, проявлением любви к трудящимся людям.
Эти ростки нового в нравственном облике советского человека, гениально подмеченные Лениным на заре Советской власти, приобрели подлинную мощь за годы мирного социалистического строительства и во всей силе проявили себя в суровые годы Великой Отечественной войны против фашистских захватчиков.
Ощущение неразрывности, слитности со своим народом помогало советским людям, оказавшимся в фашистской неволе, сохранить свое человеческое достоинство, выстоять в, казалось бы, невыносимых условиях и даже вести борьбу. В этом плане чрезвычайно интересен документ, оставленный человеком, по своим убеждениям весьма далеким от симпатий к коммунизму. Швейцарский пастор, побывавший в немецком лагере для советских военнопленных, писал в 1942 году: «Хотя эта молодежь выросла без религии, я должен, к сожалению, констатировать, что она… в нравственном отношении стоит неизмеримо выше нашей молодежи. Этот факт нельзя объяснить особенностями русской души. Очевидно, за двадцать лет, прошедших с момента взятия власти большевиками, в русском народе произошел громадный внутренний сдвиг… Я наблюдал у них ярко выраженное сильное чувство товарищества, которое помогает им лучше переносить плен и делает невозможным личный эгоизм. Они так сильно проникнуты своими идеями и духом порядочности, что я должен сознаться: я им ничего не могу дать»[99].
Да, религия ничего не может дать положительного для морали советского человека. А ведь те советские военнопленные, о которых писал швейцарский пастор, еще, скорее всего, не испытали радости побед, а знали только горечь поражений. Но, лишенные всякой правдивой информации о судьбах Родины, подвергаемые физическим истязаниям и идеологической обработке посредством лжи, угроз и лицемерных посулов, они сохранили в себе лучшие качества человечности.
Примерами подлинного героизма, благородных поступков, самопожертвования во имя любви к людям наполнена вся наша повседневная жизнь. Назовем лишь некоторые из них.
…Сентябрь 1977 года. Учащиеся Оршанского педагогического училища убирают картофель на территории Дубровенского района. Мерно работает картофелеуборочный комбайн. У ребят хорошее, рабочее настроение. И вдруг на приемный стол медленно выполз странный, уродливой формы предмет— проржавевший снаряд минувшей войны, пролежавший свыше 30 лет в земле. Вот-вот он ударится о стенку бункера… Оцепенение длилось лишь мгновение. Комсомолец Миша Мороз подхватил смертоносный груз на руки, соступил на землю и понес его подальше от работающих. Он уносил смерть от своих товарищей. Ему не хватило нескольких шагов — раздавшийся взрыв совершил непоправимое.
