Благородство и великодушие победителя... Вот почему, подумал Виктор, в романовском СССР Гаспарян и Семиверстова хладнокровно смотрели на гибель американцев, на "живой щит" в Югославии и считали баланс потерь и выживших. Тайное сообщество посвященных, у которых украли победу. Точнее, хотели украсть.

И у нас, подумал Виктор, в нашей реальности со времен угара перестройки только и делали, что крали победу. Внушали в наше сознание, что мы — не победители.

"Но что же будет у нас, с нашими людьми, когда они поймут, что у них больше нет причин проявлять благородство, что мир подчинятся не закону, а силе? Не становимся ли мы страной Гаспарянов и Семиверстовых? Да и кто дал нам возможность стать иной страной, забивая в угол, принимая нашу доброту за слабость? С волками жить... Черт, мне бы о своей судьбе думать, а я — о человечестве. Раньше в иной реальности ругал себя, что думаю о себе; сейчас — что не думаю. Что-то происходит со мной здесь, в этом сером, дождливом, дымном, скучном, жмотническом, каким еще? — сырым и холодном... и вместе с тем таким уютном Эсесесере. Соня? Может, и она."

Ночь показалась теплой; густой туман заливал Бежицу и лениво ворочался в свете фонарей. В этом тумане вязли лучи прожекторов на высокой решетчатой мачте над станцией, тонула, словно в облаке, звезда над вокзалом Орджоникидзеград и терялись концы улиц. Туман пах печным дымом, углем и прелыми осенними листьями с оттенком солярового дыма и масла. Вокзальная была тиха и пустынна; как раз самая середина третьей смены, все, кто с пересменка, давно уже спят за окнами с тюлевыми занавесками и хлопчатыми шторами с крупным абстрактным рисунком. Со стороны Ново-Советский послышался крик петуха. Маленковские дома с погашенными окнами расплывались в небе, окрашенном голубоватым сиянием станционных прожекторов. Открытый переезд выглядел сиротливо, поезда не ожидалось, и за узким окном будки виднелся силуэт женщины в форме; железная дорога работала, как часовой механизм, день и ночь. Одинокая бездомная собака пересекла дорогу возле здания ДОСААФ и скрылась в направлении Дома Пионеров.

Виктор решил не рисковать, и от переезда свернул чуть направо, на Майской Стачки. Заводская гостиница, в которой он встречался с Анни, была оштукатурена и выкрашена в желтый цвет; сбоку виднелась вывеска "Молочная кухня". Памятник Ленину подсвечивался снизу; на Комсомольской бросились в глаза небольшие круглые фонтаны с лавочками напротив подъездов, по причине осени они не работали, и побуревшие кленовые листья устилали их чаши.

"Шпион забрал мобильник у Бородкова, затем стащил симку и карту памяти. Допустим, он сумел все это сложить и увидел действие. И системную дату. Бородков был ему больше не нужен. Зачем ему надо было устранять Незнамову, непонятно. Если только Лика не решила выйти из игры — как-то она обольщать не торопилась. В отношении меня он не будет действовать сразу, сначала с центром свяжется. И что же ему ответят хозяева? Будем исходить из того, что в Штатах в сороковых был попаданец. Скорее всего дадут задание не предпринимать активных действий, проверять информацию, искать подходы. И не выпускать из поля зрения. Попаданец для ЦРУ намного важнее мобильника, над которым лет двадцать будут безуспешно колдовать специалисты: эту пропасть в технологиях им не взять. Артефакты останутся в Брянске, пока здесь не появится другой сообщник. Если я сегодня видел агента, то либо у него нет сообщников, и он вынужден вертеться в опасной для него Бежице, а не залечь на дно или скрыться, либо он отвлекает внимание, но тогда не обязательно попадаться на глаза именно мне. ГКВД прорабатывает версию, что агент интересуется именно мною, заявление про попаданца только все запутает. Послезнания попаданца хорошо объясняются версией феномена-ясновидящего, Мессинг у них был. И есть или был какой-то загадочный Ковшович, вероятно, крупный спец по микропроцессорам, человек, которым интересуются американцы. Так что ГКВД, вероятно, пришло к выводу, что американцы интересуются феноменом для использования в разведцелях... Логично. ГКВД берет агента, ибо он тут мечется, забыв всякую осторожность, находит артефакты — ну не армия же тут шпионов, надо заброску подготовить, это время — и тогда можно расшифроваться. Да и придется, потому что у меня же спросят, что и откуда."

Сзади послышался треск ледка в луже.

Виктор обернулся; ему показалось, что какая-то тень метнулась с тротуара за подстриженные кусты акации. Он повернул влево и перешел на проезжую часть. Шестьдесят восьмой, без двадцати четыре, Комсомольскую можно смело считать пешеходной зоной.

Он еще раз обернулся, сворачивая у роддома к первым проходным. Тихо. За забором поднимался пар от теплотрасс и доносилось тарахтение мотовоза. "Там уже наши" — мелькнуло в голове.

10. Только заклепки, только хардкор.

— Я тут на всю третью смену. Макошин Семен Петрович, СКБ-3, перспективное. Инженер-испытатель, стенд восемьдесять шесть — это тут, за четвертым пролетом. Попросился в вашу бытовку, все ближе чем от будки мастера. Работать, оно не значит замахаться.

Макошин был веселым мужиком лет тридцати, с квадратным из-за выступающих скул лицом. Хитро прищуренные глаза, хорошо расчесанные, но непослушные волосы буквой "М" над высоким лбом и торчащие в стороны округлые уши. Этакая типичная для шестидесятых наружность работяги, выходца из колхоза, с желанием если не способностями, так упорством получить образование с хорошим аттестатом и устроить себе прочную и обеспеченную жизнь в городе. Чувачок общительный, и, несмотря на простоватый вид, себе на уме. Руки огрубевшие, но без наколок — в детстве глупостью не страдал.

На столике Виктор заметил потрепанную книгу, завернутую обложку из газеты; сверху шариковой ручкой было выведено "Сыновья человека с каменным сердцем". Знакомо. Полуклассика зарубежной литературы. И экшен вроде как имеется, но — историческое и написано старым слогом. Чтобы на дежурство брать такое, а не советский приключенческий бестселлер, надо иметь терпение одолевать Толстого и Достоевского и вообще любить книгу — не как источник знаний, а для души.

Блоки работали нормально — Виктор слышал, что универсальные усилители собрали в опытном цеху на "ящике". Монтаж выглядел идеально, ни единой брызги припоя. Интересно, как это все будет выглядеть в серии?

— Перспективное — это поезд на магнитной подвеске?

— Этим занимаются МИИТ и Киев. А у нас тепловоз с асинхронным двигателем... Это, кстати, не вы в субботу заходили на кафедру? Из КБ по магнитофонам?

— Это я заходил.

— Передумали искать Камаева?

— Решили вопрос в рабочем порядке... Хотя наверняка еще понадобится.

— Не стесняйтесь, приходите. Очень хороший человек, у нас его все уважают.

— А элементная база-то у вас есть?

— Инвертор на тиристорах. Вот с динамикой проблемы. На стенде Апановича получается, что электродвигатели будут просто раскачивать тепловоз. Понимаете, из-за того, что магнитное поле статора вращается неравномерно...

— Понятно. У вас же не индукторный, тот можно хоть прямоугольным питать. Но индукторный не потянете, тиристоры по частоте не пойдут.

На лице Макошина появилось удивление, и он полез в карман за сигаретами. Вытащив пустую пачку он чертыхнулся и бросил ее в урну в углу.

— Вот черт, завязать же решил... Виктор Сергеевич, вы, случайно, не у Тихменева работали?

— Только читал. И что собираетесь делать?

— Предлагали на циклоконвертор перейти и, меняя угол открытия вентилей, делать синусоиду. Не нужно коммутировать тиристоры — когда меняется направление тока, они сами закрываются. Впрочем, вы, наверное, это же знаю.

— Да, знаком. Но тогда частота генератора должна быть в несколько раз выше частоты двигателей! Понадобится генератор высокой частоты, герц четыреста, потери растут.